Зеркальный лабиринт

Рассказ Ирины Рогалёвой.

Из сборника "Зеркальный лабиринт"
Рисунки Карины Клименко

Зеркальный лабиринт Крон перенес тяжесть тела на правую ногу и застыл, вглядываясь в свое отражение. Неоновое зеленое освещение придавало лицу мертвенную бледность. Следующий шаг - и лицо окрасилось в синий цвет. Он вошел в синюю зону. Это означало, что идти дальше можно, но существует вероятность попасть в ловушку. Пятьдесят на пятьдесят. Опасно входить в оранжевую и красную зоны, но самое страшное - провалиться в черную дыру, откуда прямая дорога на первый уровень.

Уже год, как Крон вошел в «Зеркальное королевство». Как в любой онлайновской игре, он быстро прошел первый уровень и сразу заработал первую модель тротаутера, напоминающую обрезанный автомат Калашникова из сверхпрочного пластика. Тротаутер был удивительно легким оружием. К тому же из него можно было стрелять на любые расстояния. На пятом уровне первая модель автоматически сменилась на новую. Траектория полета ее пуль менялась на лету. Оружие было начинено сенсорными приборами, чувствующими любое температурное колебание, и определяло любой живой организм на расстоянии пяти миль.

На тринадцатом уровне Крон попал в зеркальный лабиринт - самое труднопроходимое место во всей игре. После него оставалось совсем немного до дворцовой башни, а значит, и до победы. Крон понимал, что потратит на лабиринт много времени, но чтобы полгода кружить по коридорам и проходам, этого он представить себе не мог.

За спиной раздался шорох. «Неужели кроули пробрались в лабиринт? Не может быть!» - Крон, не оглядываясь, выстрелил через плечо. Раздался звук разбитого стекла и перед ним открылся туннель, подсвеченный неприятным неоновым освещением. Теперь надо было решать: вернуться назад или идти сквозь него. Если выбрать второй вариант, то сделав шаг, можно застыть в зеркале плоской фигурой, если первый, то будешь отброшен на пять уровней назад, а этого очень не хотелось. «Была - не была!» - Крон вошел в туннель. «Только не это!» - закричал он, чувствуя, как неведомая сила засасывает его в зеркальную плоскость. «Не бойся, я тебе помогу», - услышал он Голос.

- Никита, сынок, ты дома? Есть будешь? Как первый школьный день? Варю видел? – прорвался голос матери сквозь наушники.

- Ну, дома. Ну, буду. – Никита снял «уши» и потряс головой. - «Круто я завис на этот раз. Теперь главное не осыпаться амальгамой, а то придется все начинать сначала - проходить уровни, биться с габзунами, завоевывать тротаутер. Хорошо, что можно включиться в игру с любого момента. Сейчас быстро поем и обратно».

Он встал со стула и изо всех сил потянулся. Мать вошла к нему в комнату и распахнула форточку.

– Вечно у тебя бардак! Кровать не убрана, грязища на полу! Ты опять пил эту дрянь! - она заметила банку из-под «Ред була». – Я же тебе говорила, что от этой гадости почки садятся.

- Куда они садятся? За стол или под стол? – ухмыльнулся Никита. – Не парься, все нормально с моими почками. Что там на ужин?

Мать убрала со стола выкройки, разогрела борщ и, положив в тарелку большой кусок мяса, поставила перед сыном.

- А сама?

Никита накинулся на еду. Он не ел весь день. Пакет чипсов не считался.

- Я отца подожду.

Мать с грустным лицом принялась разворачивать пакеты с новой тканью.

Маленький Никита очень любил общаться. В детском саду черноглазого мальчугана с обаятельной улыбкой знали воспитатели и дети из всех групп. Вокруг него всегда была куча друзей. Заводила и озорник Никита постоянно придумывал новые игры и любил давать игрокам необычные имена. Себя он почему-то называл Кроном.

Никита был прирожденным лидером. Несмотря на маленький рост и смешно оттопыренные уши, он нравился девочкам, но они его не интересовали.

- Я за девчонками бегать не буду, - сказал он матери, когда ему было пять лет, - нет у меня времени на эти глупости. Девчонкам подарки надо дарить, цветочки, сумки им носить. Пусть другие этой ерундой занимаются.

- А дружить с девочками можно? – улыбнулась мать.

- Если девчонка такая же умная как я, то можно, - подумав, ответил Никита. – Только я что-то таких не встречал.

Зеркальный лабиринт

Мать Никиты, Ольга, была надомной портнихой. Их небольшая кухня всегда была завалена тканями, выкройками, лентами. С раннего детства сын засыпал и просыпался под стрекот швейной машинки. Чтобы спокойно работать, Ольга постоянно включала ему телевизор. Завороженный экраном малыш часами смотрел все, что показывал ему «голубой экран». Отец Никиты был строителем и с утра до ночи пропадал на объектах. От первого брака у него было двое детей, которым надо было помогать, поэтому он брался за любую работу. Домой приходил усталый, быстро ел, включал спортивный канал и падал на диван перед телевизором. Успев пару раз крикнуть «гол», он засыпал, как убитый.

- Совсем ты сыном не занимаешься, - вздыхала Ольга.

- Подрастет Никитка, я с кредитами рассчитаюсь, тогда и займусь, - отговаривался муж.

Идя в школу, Никита был уверен, что будет в классе первым заводилой. Он придумал для одноклассников новую игру и при первой возможности рассказал ребятам ее правила, но те его стараний не оценили.

- Бегать и прятаться по коридорам – это отстой, а на чердак нас точно не пустят!

- Как ты сказал тебя зовут? Крон? Вот так имячко! Ой, не могу, держите меня!

- С чего ты решил, что будешь главным?

- На приставках играть интереснее. Можно на машинах погонять или пострелять.

- Я лучше в «Алладина» поиграю!

- А я в тетрис! – шумели и смеялись они.

В общем, играть с Никитой все отказались. Ребята разошлись, и только Варя из параллельного класса, случайно затесавшаяся в их толпу, сказала, что игра ей понравилась.

- Давай дружить!– предложила она Никите.

Пухленькая светловолосая девчонка смотрела на него таким ясным и доверчивым взглядом, что он, неожиданно для себя, согласился.

Варя оказалась классной девчонкой, веселой и доброй. Она много читала и любила разгадывать разные головоломки. Свободного времени, в отличие от Никиты, у нее не было.

Девочка занималась английским языком, рисованием, гимнастикой и училась в музыкальной школе.

- И как ты можешь столько заниматься? Я бы давно взбунтовался! – горячился Никита.

- Маме говорит, что так надо, - отвечала Варя, чем страшно его бесила. Сам Никита ни к кому не прислушивался.

В третьем классе Ольга отдала сына на продленку. Читать Никита не любил, придумывать игры ему надоело. По вечерам он часами смотрел мультики.

Никита и Варя виделись, в основном, на большой перемене. За двадцать минут они успевали рассказать друг другу все новости. Говорила обычно Варя. Никита больше молчал или жаловался на жизнь:

- Мама совсем на меня внимания не обращает, все время шьет или заказчиц принимает. Отец поздно приходит. Я его сколько раз просил на выходных в зоопарк сходить или в кино, а он все время говорит: «Потом, потом». Уже полгода обещает. А потом – суп с котом!

- Не расстраивайся. Хочешь, я со своим папой поговорю и вместе в зоопарк сходим. Он для меня всегда время находит.

Услышав, что выходной день сын проведет с Варей и ее родителями, Ольга обрадовалась. «Хорошо бы они почаще Никиту с собой брали», - подумала она.

Вскоре Варины родители пригласили Никиту на спектакль в кукольный театр, но тот отказался.

- Не люблю я театры, - пряча глаза, сказал он. – И вообще, мне больше нравится дома сидеть. Давай, как раньше, только в школе встречаться.

Варя пересказала его слова отцу и спросила:

- Папа, почему Никита отказался?

- Гордец твой друг. Ну, ничего. Может, эта болезнь у него пройдет.

- А разве гордость – это болезнь? – поразилась девочка.

- Смертельное заболевание. От него душа гибнет. Ты и сама будь осторожна. Смотри, не заразись, - отец улыбнулся, но глаза у него были серьезные.

Никита учился в пятом классе, а игровой приставки у него все еще не было. Семья жила скромно, и дорогими игрушками родители сына не баловали. Раньше мальчику хватало телевизора, но теперь он страстно хотел иметь плейстейшен.

- Родители никогда приставку не купят, а мне она так нужна! На первое сентября просил – отказали, на Новый год – тоже. У всех ребят в классе «компы» есть, у многих даже «лэптопы»! Чувствую себя лузером! – жаловался он Варе.

- Какого марта у тебя день рождения? – однажды спросила она его, что-то обдумывая.

- Шестого, а что?

- Увидишь, что, - засмеялась Варя.

Перед днем рождения Ольга спросила сына:

- Сколько мне пирожков печь? Сколько гостей у тебя будет?

- Не надо ничего печь. Не нужен мне этот день рождения. Подумаешь – одиннадцать лет! Что праздновать?

Отношения с одноклассниками у Никиты так и не сложились. После того, как они в первом классе высмеяли его игру, он держался особняком. К тому же его грызла зависть, в чем он не хотел признаваться самому себе. «Вот вырасту, стану богатым, у меня будут самый крутой комп. Тогда все мои однокашники придут ко мне и скажут: «Прости нас, Крон. Мы хотим дружить с тобой, - Я их, так и быть, прощу. И возьму в свою игру».

Вечером шестого марта, когда Никита надул щеки, чтобы задуть свечи на праздничном торте, раздался звонок, и на пороге появилась сияющая Варя. У ее ног стояла огромная коробка.

- Пап, спасибо, - крикнула девочка вслед спускавшемуся по лестнице отцу.

- Не за что, - раздался в ответ его веселый голос.

- Варька! Это мне?! Спасибо! Ты – настоящий друг! – закричал Никита, поняв, что к чему.

– Это последняя модель плэйстейшена фирмы «Сони», - объясняла Варя, пока Никита бегал за ножом, чтобы вскрыть коробку. – Даже у меня такой нет.

- Очень дорогой подарок, - растерянно повторяла мама.

- Есть у людей деньги, вот и купили. Для кого-то это, вообще, копейки! – высказался раздраженно отец и, хлопнув дверью, ушел к себе в комнату. Оттуда сразу понеслись вопли футбольных болельщиков.

Теперь, забыв про телевизор, все свободное время Никита отдавал приставке.

- Никитка, нельзя же без конца играть в бегалки и стрелялки, - огорчалась Варя. – Папа говорит, что во всем нужна умеренность.

- Вот и слушайся своего папочку, - раздражался мальчик. – А я буду делать, что хочу!

Через год у Никиты появился компьютер.

- Старенький да удаленький, наши умельцы в него большой объем памяти установили, так что играй, сынок, на здоровье, - отец с гордостью водрузил электронного монстра на письменный стол.

- Ты, Никитушка играй, да не заигрывайся, - мать с опаской потрогала монитор, - здоровья-то от этой машины точно не прибавится. А зрение можно испортить.

- А я защитный экран куплю, - неожиданно расщедрился отец. – И к Интернету завтра подключимся. Сейчас тарифы выгодные. Не разоримся.

- Надо говорить к Нету, а не к Интернету, - поправил отца счастливый Никита и помчался звонить подруге.

Николай Антонович, отец Вари не заметил, как заразил дочь программированием. Она настолько этим увлеклась, что отказалась от гимнастики.

Варя хотела заинтересовать программированием и Никиту, но тот отрезал: «Не лезь. Неинтересно». Дружба ребят стала угасать. Девочка переживала, пыталась поговорить с Никитой, но тот либо молчал, либо грубил.

Летом ему удалось подработать уборщиком в кафе. К заработанным деньгам мать немного добавила, и мечта Никиты, наконец, исполнилась - он стал владельцем нового компьютера и «ушей».

Правда, учиться стало труднее. Он стал рассеянным, часто засыпал на уроках. Мать начали вызывать в школу, и она каждый раз обещала учителям, что возьмется за сына. Но когда Ольга пыталась с ним поговорить, Никита затыкал уши, и она срывалась на крик. Тогда он, окинув мать презрительным взглядом, возвращался к призывно гудевшему «другу».

Однажды Ольга не выдержала и пошла за ним. Выдернув компьютерный шнур из розетки, она хотела продолжить разговор, но, обжегшись о наполненные ненавистью глаза сына, разрыдалалась. Обращаться за помощью к мужу было бесполезно. «Сама во всем виновата, надо было с ним заниматься, когда он был маленький, а теперь поздно. Что выросло, то выросло. Хорошо хоть дома сидит, а не с дружками дрянь всякую пьет или нюхает», - неизменно говорил тот.

Никита мать не жалел. Все, что мешало его игре, раздражало, в том числе, и она . «Сама во всем виновата. Лезет ко мне с тупыми разговорами: школа, учеба, образование. Да плевать я на них хотел. Меня этот долбанный мир вообще не интересует. Все только о деньгах и переживают. Сначала, как их раздобыть, потом – как потратить. И папаша мой не лучше. Пашет, как проклятый, чтобы обеспечить своих брошенных птенчиков! Про меня вообще не думает. Мать горбатится с утра до ночи на своих клиенток. Они ей твердят: «Ах, Олечка, вы такая рукодельница, такая талантливая!», а платят гроши. А мать стесняется цены поднимать. На улицу выйдешь – лица у людей мрачные, не дай Бог кого-нибудь заденешь, такой зверь наружу вылезет».

Все чаще, выходя из игры, Никита не мог понять, кто он – четырнадцатилетний подросток или супергерой Крон? Где игра, а где настоящая жизнь? На улице, рассматривая прохожих, он сравнивал их с героями лабиринта. «Парень с зеленым эрокезом, в черной майке с черепом во все пузо, мог бы играть за Дрока – одного из самых заклятых врагов Крона, а качок в рваных джинсах реально смахивает на Пакса, который пару раз выручал Крона из беды. Длинноногая девушка с длинными белыми волосами – вылитая Садл, роковая красавица лабиринта. Больше всего на свете она любит драгоценности и достанется тому, кто принесет их как можно больше. У Крона уже приличный запас».

Конечно, ему было известно, что за героем-силачом может скрываться сопливый доходяга геймер, а за спортивной красоткой – тридцатилетняя толстуха, хрустящая чипсами без отрыва от игры, но хотелось верить, что игроки похожи на своих героев. Так было интереснее.

Его Крон был одним из лидеров в лабиринте. Однажды Никите предложили за него целых пятьсот баксов. Разговор шел по телефону. «Продать Крона - все равно, что продать себя», - отказался он, как вдруг в голове прозвучал Голос из игры:

-А если бы тебе предложили миллион?

«Миллион! Да за эти деньги я бы все продал», - мелькнула предательская мысль.

- Молодец, - похвалил его Голос.

Никите стало жутковато.

- Эй, ты где? - прошептал он, оглядываясь, но ответа не было.

Прозвучал Голос наяву или ему послышалось, Никита не понял.

«Так бывает, - успокоил его сосед по лестнице, тоже заядлый геймер. – От недосыпа, или от усталости. Я уже давно голоса слышу. Просто стараюсь к ним не прислушиваться. А то мелют всякую чушь. Представляешь, один прямо зудит – прыгни в окно – взлетишь! Да мне полетов в замке Дракулы хватает. Я там на пятнадцатом уровне такие пике выделываю! Когда тебе твой лабиринт надоест, давай к нам. Я тебе своего монстрика недорого продам, а сам в «Нереальное королевство» перейду. Там в онлайне почти полмиллиона геймеров!» «Неа, - помотал головой Никита, - я пока повелителем не стану и Садл не завоюю, из королевства не уйду. Может я, вообще, в нем останусь». «Это как?» - насторожился сосед. «Еще не знаю, но мне предлагают», - проболтался Никита. «Ты с этими предложениями, смотри, аккуратней. Знаешь, сколько геймеров в последнее время самоубийством закончили?». - «А при чем здесь это?». - «Я в чате читал, что некоторые хотели навсегда в игре остаться и умирали от истощения прямо у компьютера». «Бред», - подумал Никита, почему-то разозлившись на соседа.

Последнее время он злился постоянно. Его стали раздражать незнакомые люди на улице, особенно старики. Они казались Никите ползущими морщинистыми черепахами. Крон мог бы легко их раздавить своим мегаскартом, но ведь мегаскарт в жизнь не перетащишь, как и любимый тротаутер. А с ним, ох, как можно было бы повеселиться! Ни одной крысы на помойках бы не осталось, ни одной бездомной кошки.

Никита давно разлюбил животных. В детстве он не мог спокойно пройти мимо собаки или кошечки, всех ласкал и гладил. Теперь же он смотрел на четвероногих глазами Крона, как на объекты виртуальной охоты.

Никита изо всех сил сдерживался, чтобы не хамить старым людям. «Зачем им вообще жить? Они уже свое отжили. Они даже смски не умеют посылать, – думал он, глядя на полуслепую бабусю, которая, выставив перед собой полку, переходила через дорогу. – Ухаживай за ними, налоги на их пенсии отчисляй. Все-таки эвтаназия правильная вещь. Надо такой закон ввести: после шестидесяти лет – эвтаназия. Укол - и ты свободен от старости, от болезней, никого не обременяешь, никому не должен. Или можно еще отвозить стариков в заброшенные деревни подальше от городов. Пусть живут, как хотят. А в городах останутся молодые, сильные, смелые и умные. Дураков тоже надо изолировать. Устроить для них заводы-рекреации. Пусть работают. Дураки должны работать, а умные – наслаждаться жизнью. Быстрее бы открыли порталы для перехода из этой серятины в виртуальные миры. Я к тому времени стану повелителем зеркального лабиринта. Буду испытывать новичков! Голос намекал, что есть целая галактика, состоящая из зеркальных лабиринтов, и я смогу ее завоевать».

Никиту перевели в восьмой класс при условии, что после его окончания он уйдет из школы.

На каникулы мать отправила его к подруге в деревню, надеясь, что сын придет в себя. Через три дня, обнаружив в сарае перебитых из рогатки кур, подруга отправила Никиту обратно. «Его надо лечить!» - написала она в записке для Ольги крупными буквами. Та, конечно, расстроилась, а довольный Никита все каникулы провел в онлайне, выходя из игры на короткие промежутки для еды и сна.

Увидев Никиту первого сентября, Варя бросилась к нему.

- Привет! – глаза девочки светились от радости. - Пойдем на нашу скамейку, поговорим. До звонка еще есть время, - потянула она его за руку.

Никита, пригладив пятерней как всегда вздыбленные волосы, неохотно пошел за ней. «А Варька симпатичная стала. Вытянулась, похудела. А была таким смешным колобком. Я еще удивлялся, как ее в гимнастику взяли? Она вполне бы могла играть за Нэру. Надеть бы на нее маечку покороче, шорты, сапоги-казаки – вылитая повелительница Варнов».

Не подозревая о его мыслях, Варя тарахтела без остановки.

- Как ты? Как лето провел? А мы с родителями на Алтай ездили, потом в паломничество по Золотому кольцу. Представляешь, Бог есть!

- Ты его на Алтае видела? – заржал Никита. - Совсем твои предки сбрендили? Они же современные люди!

- Да, не смейся ты! Все очень серьезно! Я же тебе не успела рассказать! Они весной в аварию попали. В них фура въехала. Машина всмятку. А на них не царапины! Гаишники и врачи из «скорой» были в шоке, когда их достали из сплющенной машины. А родители потом мне рассказали, что почувствовали, что во время удара их кто-то крыльями обнял и закрыл от смерти. В общем, словами этого не объяснить.

- И кто это их спас? – усмехнулся Никита.

- Ангелы-хранители. Смотри, у меня есть икона Ангела-хранителя.

Варя достала из сумочки иконку размером с ладошку.

- Если бы не копье, я бы подумал, что это девушка, - хмыкнул Никита. - Не верю я ни в каких ангелов. Вот скажи мне, ты их когда-нибудь видела?

- Я не видела, зато другие видели.

- Я пока сам не увижу – не поверю. Ладно, что у вас дальше было?

- Родители после аварии сразу в церковь пошли свечи ставить, - продолжила Варя, убрав иконку на место, - так им врач со «скорой помощи» посоветовал. А в церкви они с батюшкой познакомились, с отцом Михаилом, он бывшим программистом оказался. Отец с ним подружился. Отец Михаил у нас часто в гостях бывает. Так интересно обо всем рассказывает. Я теперь на мир стала другими глазами смотреть. Оказывается, нет в жизни ничего сложного. Если будешь стараться жить по заповедям, то зло само от тебя будет отходить. Только надо обязательно испаведоваться и причащаться.

- Испаведоваться?! Так у меня грехов-то нет. Варька, ты совсем сбрендила. Ты еще паранджу надень!

- Паранджу мусульманки носят! Эх, ты, элементарных вещей не знаешь.

- В моем лабиринте мусульманок нет, вот и не знаю. И, вообще, мне весь этот бред не интересен! Поп – бывший программист. Так я и поверил!

- Никитка, ты же знаешь – я никогда не вру! – горячо воскликнула Варя и вдруг покраснела. – Вру, конечно. Просто я раньше этого не замечала. Представляешь, я теперь в себе такие вещи вижу, о которых раньше понятия не имела.

- Например? – заинтересовался Никита. – Голоса ты, случаем, не слышишь?

- Только голос совести, - улыбнулась Варя. – А отец Михаил, между прочим, доктор наук. Я еще с отцом Глебом познакомилась, так он, вообще, бывший футболист, духовник команды «Зенит».

- Ну, это ты загнула, - нарочито схватился за живот Никита. – В жизни не поверю, что парни из «Зенита» в Бога верят!

- Ну, не все, наверное, но русские точно. Ты в Нете про них почитай. Там и фотки есть, - не обиделась Варя. – Слушай, а ты по-прежнему из онлайна не вылезаешь? - она заглянула другу в глаза.

- А тебе-то что? – Никита отвел взгляд, - я, вообще, только там и живу. Я, может, скоро летать начну, как птица.

- Эй, птица-воробей, - Варя, не обратив внимания на грубость, улыбнулась своей солнечной улыбкой и взъерошила его волосы. «Как в детстве, - вспомнил Никита. – Я ее за косички дергал, а она мне волосы ерошила».

- А после восьмого класса ты куда пойдешь? Посуду мыть или у родителей на шее будешь сидеть? – девочка стала серьезной.

- Не думал еще. Может, в колледж на повара пойду, а потом в армию.

- Тебя в армию не возьмут. Ты тощий и зубы у тебя крошились. Я помню.

Действительно, у Никиты начали крошиться зубы. Стоматолог сказал, что это от компьютера. «Надо ставить коронки», - подытожил он. Отец выложил за коронки все накопленные деньги и страшно злился по этому поводу. Даже хотел компьютер на работу унести. Никита тогда чего только отцу не наобещал: и отработать все деньги, и матери помогать, и за учебу взяться. Часть денег он отцу вернул – летом помидоры у фермеров собирал, матери пару раз помог квартиру убрать, даже окна вымыл, а вот с учебой… Ладно, потом видно будет.

- Зубы мне починили, - пошутил Никита. – А мясо нарастет. Не бойся, не пропаду.

- А я как раз боюсь, что пропадешь! Я летом не только по стране разъезжала, но и в программе твоей игры разобралась досконально. Есть там какая-то чертовщина. А что именно, пока не поняла.

- Слушай, Варь, а Голос там есть? – оживился Никита.

- Как понять голос? Звук?

- Нет, Голос сам по себе. Он мне иногда подсказывает ходы, ну и разные вещи говорит.

- Какие вещи? – насторожилась Варя.

- Нормальные, - на Никиту вдруг накатила волна злости. – Все, проехали. Я пошел.

- Подожди, - Варя схватила его за пиджак. – Слушай, мы в поездке с одним священником познакомились. Его зовут отец Владимир. Он иеромонах, служит в пустыньке, недалеко от Москвы. Там женская монашеская община. Правда, монахинь пока всего три. Представляешь - церковь и кельи стоят прямо в лесу. Туда добраться не просто: сначала надо несколько часов на автобусе, а потом либо пешком семь километров по лесной дороге, либо на телеге. На машине тоже можно, только на джипе или на Ниве, другие туда не проедут. В пустыньке и лошадь есть по имени Георгин.

- Не лошадь, а конь, - буркнул Никита.

Варина болтовня его страшно раздражала.

- Представляешь, он бывший врач-психолог, - продолжила девочка, старательно не обращая внимания на хмурое лицо друга, - а теперь помогает людям от разных зависимостей избавиться: от наркотиков, от игровых автоматов и от компьютерной зависимости тоже. К нему больные люди со всей страны приезжают, а уезжают – здоровыми. Они вместе молятся, просят у Бога помощи и Господь им помогает. Оказывается, надо только поверить в то, что Бог поможет, и он тут же откликнется! Если хочешь, мы можем к нему съездить. Я отцу Владимиру про тебя рассказала. Он сказал, чтобы мы обязательно приехали. Хочешь, я папу попрошу и он нас на зимние каникулы в пустыньку отвезет?

- Что-то я не понял, ты что, меня больным считаешь? – прищурился Никита. – Какие наркоманы? Какая зависимость? Какой отец Владимир? Мне еще не хватало с попами общаться! И не лезь ты ко мне. У меня все в порядке.

- Да как же в порядке? – закричала Варя, - ты себя в зеркале давно видел? Скелет с ушами!

- В зеркале? – Никита многозначительно кивнул, - там я бываю часто.

Слушай, а я стихи начал писать, - невпопад добавил он и, достав потрепанный блокнот, прочитал на одной ноте:

В душе мелодия звучит

Из гамм, мне неизвестных.

И сердце бешено стучит

От страхов неуместных.

Я столько лет уже блуждаю

По кругу неизменных темных дней,

Частичку истины познать желаю,

Чем ближе к ней, тем путь мой тяжелей.

- Как-то все это грустно, - Варя ловила каждое слово друга. – Слушай, судя по стихам, ты прекрасно понимаешь, что с тобой происходит.

- Да ладно, - Никита убрал блокнот в карман. Самое главное, что Крон скоро станет повелителем лабиринта, а потом и всей зеркальной галактики.

- Никита! Опомнись! – Варя схватила друга за руки и начала трясти изо всех сил. – Это все бред! Нет никакой галактики. Есть только наша земля и наша жизнь!

- Да отпусти ты меня, - Никита с неожиданной силой вырвал свои ладони и, оттолкнув подругу, вместо школы пошел домой.

- Пошли вы с этой жизнью, – бормотал он на ходу, - я Крон, повелитель зеркального королевства. Вот там – настоящая жизнь!

- Что это с Никитой, - подошла к Варе одноклассница. – Он так выглядит, словно на иглу подсел.

- Он и подсел, только не на иглу, а на игру. Но я этого так не оставлю!

Девочка достала мобильник и решительно набрала номер:

- Отец Владимир, это я, Варя. Помните, я Вам рассказывала про своего друга? Его зовут Никита.

И она пересказала священнику недавний разговор.

Последнее время Голос, помогавший Крону двигаться вперед, все чаще и чаще предлагал ему навсегда остаться в игре, но пока не говорил, как это можно сделать. Однажды, словно невзначай, он проговорился, что Никита сможет не только двигаться по зеркальному королевству, но и летать над ним, причем летать из всех геймеров онлайна будет он один. А потом Голос намекнул, что полеты возможны и в зеркальной галактике. «Космические войны – это круто», - небрежно бросил Голос, и эта фраза поселилась в голове у Крона. Теперь он постоянно думал о заманчивом предложении.

«А почему бы и не согласиться?» - Крон разбирал после удачной битвы сундуки, набитые золотом и драгоценными камнями. Он испытывал огромное удовольствие, держа в руках тяжелые монеты с чеканными узорами, но оружие ему нравилось больше.

Однажды, в самом начале игры, Крон с боем прорвался в пещеру варнов, набитую последними моделями тротаутеров и апров. Вот он оторвался! Палил без устали почти час по кроулям и лупрам, которые кишмя кишели вокруг. Подстреленные кроули с визгом переворачивались в воздухе и падали кверху лапами, истекая фиолетовой кровью. Лупры были хитрее, они пытались спрятаться в норы, но их длиннющие хвосты все равно торчали наружу, выдавая своих владельцев. Кровь у лупров была зеленая, как трава, которую они жевали без остановки. Да, тогда он повеселился и, кстати, заработал кучу дополнительных жизней. За двух убитых лупров, как и за пять кроулей, полагалась одна жизнь.

Сначала Крону было жалко маленьких ушастых зверьков, но потом он вошел во вкус, и жалость исчезла. К тому же Голос нашептывал, что это самый легкий способ заработать жизни, пригодившиеся ему на седьмом уровне, когда он боролся врукопашную с Морлом. Огромный гарилообразный соперник тоже изо всех сил стремился стать повелителем зеркального мира. Несколько раз они начинали схватку, и каждый роз Морл бросал Крона на каменные плиты лабиринта с такой силой, что тот умирал. В самый последний момент Голос подсказал Крону воспользоваться электрошоком, хотя по правилам этого делать было нельзя. Но этот совет спас ему жизнь, и из игры его почему-то не выкинули. Пока Морл пребывал в шоке, он проскочил в распахнувшуюся дверь.

Услышав Голос впервые, Никита внимательно изучил правила «Зеркального королевства», но тот нигде не упоминался. «Да какая мне разница - откуда он взялся, - решил Крон, - главное, что он мне помогает!»

Никита доел борщ.

- Сынок, хочешь я сегодня пирожков с капустой напеку? Варю позовешь. Все вместе чаю попьем, - оторвавшись от выкроек, предложила мать.

- Варю, - ухмыльнулся сын, - да она чокнулась. В Бога теперь верит. Про какого-то попа мне рассказывала. Что он от наркотиков и разных других зависимостей лечит. Совсем спятила бывшая подруга. – Никита резко отодвинул от себя пустую тарелку. – Все, я пошел.

Погрузившись в игру, он не слышал, как вернулся с работы отец, не слышал, что тот говорит матери, что она отвечает. Он и так наизусть знал их разговоры.

- Спасибо, вкусно.

- На здоровье.

- Никитка дома?

- Опять играет в компьютере.

- Лучше пусть играет, чем по улицам с дружками болтается. Устал. Пойду прилягу, сегодня футбол.

И так каждый день. В выходные отец к футболу покупал пиво, а мать ходила в салон делать маникюр. Тухлятина, а не жизнь. Если бы они только знали, что их сын - крутой геймер, победитель варнов и лоуков, а в будущем и властелин Зеркального лабиринта!

- Кто же ты, Голос?

Крон надел наушники, и снова оказался в синем неоновом лабиринте. Он физически ощущал, как тело растянуло и расплющило. Закованная в доспехи фигура Крона с рогатым шлемом вместо головы превратилась в плоский контур, что отразилось во множестве зеркал. «Где же Голос?! Он же обещал помочь! Неужели обманул?» - Крон напряженно прислушался. Издалека донесся какой-то гул. Тело начинало затекать. Ему показалось, что еще немного, и растянутая кожа от напряжения начнет лопаться. Гул усилился. Теперь он явно расслышал звук бурлящего потока несущегося по туннелю. «Еще немного и меня смоет в воронку в самое начало игры, - вспомнилось правило. – Либо я превращусь в амальгаму и стану зеркалом. Если только каким-то чудом, кто-то из геймеров не доберется до этого уровня и не отдаст мне запасную жизнь». Впрочем, рассчитывать на добренького товарища не приходилось.

Некоторые игроки продвигались по лабиринту парами, и даже группами, но Крон был одиночкой. Так было выгоднее. Не надо было никому помогать, делиться запасными жизнями. Да и властелином лабиринта мог стать лишь один игрок.

Насколько Крон знал, пройти к нему можно было только с тротаутером, получить который мог только самый продвинутый игрок.

- Как мне выбраться?! – закричал он в отчаянии.

- Я же сказал, что помогу тебе, – Крон вдруг услышал Голос. - Но взамен ты должен остаться в игре навсегда.

- Навсегда, - протянул Крон, - но я не уверен, что хочу этого.

- Не понимаю, что тебя останавливает? Ты практически все время проводишь в лабиринте. А я сделаю так, чтобы ты не выходил из него. Зачем тебе возвращаться в обычную жизнь? Что тебя там ждет? Всегда недовольные тобой предки? Тупые учителя, зудящие, что надо учиться для того, чтобы сдать ЕГ, поступить в какой-нибудь тупой университет, закончить его и найти тупую работу? Бред! Главное – это свобода, а ее можно получить только в виртуальном мире. Здесь ты сам отвечаешь за себя, здесь тебя никто не достанет, здесь нет обязанностей. Только игра и ее правила. И я могу сделать так, что игра будет подчиняться только тебе. Ты можешь стать самым великим геймером! Все геймеры будут поклоняться тебе. Тебя будут звать великий Крон. В твоем распоряжении будут оружейные склады. О, ты еще не знаешь, какое оружие я припас для тебя. Тротаутер – детская игрушка в сравнении с ним. Я же обещал тебе, что ты станешь единственным, кто сможет летать и сражаться в зеркальной галактике с валлами и опрами.

- Заманчиво! - помотал головой Крон. – Но сначала скажи, как выбраться из этой ловушки.

Возвращаться на нулевой уровень не хотелось.

- Тебе надо… - но Голос не успел договорить.

- Не слушай его, - перед Кроном неожиданно разлился ослепительный свет, и появилась фигура юноши в легких доспехах, с мечом. Из-под остроконечного шлема, на покрытые плетеной кольчугой плечи, спадали золотые вьющиеся волосы.

- Ты кто? – обрадовался Крон.

- Я твой спаситель! – юноша коснулся мечом зеркальной поверхности, и освобожденное тело Крона приняло прежнюю форму.

- Странно, у тебя же нет тротаутера! Как же ты смог меня освободить? Это не по правилам!

- Я вне игры, - юноша коснулся руки Крона. – Снимай шлем и выходи из игры.

- А может, я не хочу, - пробурчал Крон, но руки почему-то потянулись к голове и стащили с нее шлем.

«Интересно, откуда взялся этот спаситель? В правилах его нет, как и Голоса. Может это какой-то геймер-вундеркинд? Или он последний Варн, король лабиринта и я должен биться с ним, чтобы завоевать господство над всем зеркальным миром? Или его прислал Голос?» - всю ночь думал Никита. Совершенно разбитый, он уснул лишь под утро.

- Сынок, вставай, - заглянула к нему мать. - Марья Петровна сказала, что если ты пропустишь хотя бы день, то вылетишь из школы. Мне к клиентке надо, так что позавтракай сам.

- Ага, - буркнул Никита и провалился в глубокий сон.

Огромная черная собака, грозно рыча, гналась за ним по зеркальному королевству. Из ее раскрытой клыкастой пасти хлопьями падала пена. Никита на ходу палил в разъяренное животное из тротаутера, но выстрелы, не причиняя псине вреда, отскакивали от ее лоснящейся черной шерсти. «Пуленепробиваемая собака, - с ужасом понял беглец. - Сейчас надо свернуть направо, затем - прыгнуть через каменную тумбу, слева будет засада варнов», - подсказывала память. «Откуда взялся этот пес? В игре его никогда не было». Никита начал уставать. Собака, почувствовав, что жертва ослабла, победно залаяла.

«Что сейчас будет впереди? - отчаянно соображал Никита. – Кажется, охотничий домик. Если я вспомню код на двери, то смогу спастись от этого пса. Какой же код? Не помню!». Он подбежал к кирпичному домику и с облегчением увидел, что дверь гостеприимно распахнута. «Ура!», - он уже занес ногу на порог, как откуда ни возьмись, появился огромный бурый медведь и закрыл собой вход.

Недолго думая, Никита свернул в сторону и, ударившись лбом в кирпичную стену, упал. Медведь ловко вильнул в сторону, и пес, пролетев через порог, с жутким воем рухнул в бездну.

Бурый спаситель куда-то исчез.

- Вставай, радость моя, - раздался рядом с мальчиком ласковый голос.

Сгорбленный старец с белыми седыми волосами и бородой по самые глаза протянул ему руку. Ухватившись за нее, Никита поднялся и потер лоб.

- Лоб расшиб – не беда, - ласково улыбнулся старец. – Ты же мог жизни лишиться. Знаю, знаю, что она тебе не по нраву, - опередил он ответ мальчика, - но другой у тебя не будет. Господь наш одну жизнь человеку дает, один крест и нести его надо с радостью и любовью, как бы тяжело не было.

- Какой еще крест? – не понял Никита.

- А вот какой, - старец указал на небо и пропал так же неожиданно, как и появился.

Никита поднял голову. Своды лабиринта разошлись, и он увидел голубое чистое небо, а на нем сверкавший на солнце огромный, в полнеба ярко синий крест.

- Что это? – Никита не мог оторвать от него глаз.

- Это твой крест, твоя жизнь, - отозвался мягкий мужской голос.

Мальчик обернулся и увидел Варю, а рядом с ней пожилого священника.

- Спас тебя отец Серафим, - сказал он.

- А я его об этом не просил, - захорохорился Никита.

- Зато я просил. И Варя просила, и мама твоя.

- Мама?!

- Опять школу прогулял! Сил моих больше нет! Да что это такое! Тебя же из школы выгонят! Неучем останешься!

Никита открыл глаза и увидел над собой плачущую мать. Часы на стене показывали полчетвертого.

- Мам, не реви. Ничего страшного не случилось. Никуда они меня не выгонят. Права не имеют. Слушай, я сейчас такой сон видел…

Он вдруг хотел рассказать матери про старца и медведя, но та, набрав номер мужа, закричала в трубку:

- Твой сын опять школу прогулял. Я не знаю, что с ним делать! В конце – концов, ты отец, ты с ним и разбирайся!

- Приду домой – убью! Так ему и передай, - отец бросил трубку.

- Придет домой – убьет! – повторила растерянно мать и разрыдалась.

- Да пошли вы!

Никита натянул одежду, достал денежную заначку и выбежал из дома. Пересчитав на улице мятые купюры, он направился в ближайшее Интернет кафе.

Полуподвальное помещение было забито монотонно жужжащими компьютерами. Народу, как всегда, было много. Сев на первое попавшееся свободное место, Никита достал блокнот и записал:

Как тошно тут и пусто,

И мне порой так грустно.

Забыться я желаю в грёзах,

И позади оставив страх,

Встать на краю у бездны.

И сделать свой последний шаг.

Желанья все мои поглощены,

И надо мной один лишь мрак.

Я не нашёл себе тут места,

Мне стало слишком тесно.

Я попрощался с жизнью,

Единым стал со смертью.

Её зову я, к ней стремлюсь

В полет последний отправляюсь…

- Голос, я согласен! – крикнул Крон, стоя посреди главной площади королевства.

Стоять на виду было опасно, любой игрок мог убить его или взять в плен, что означало долгие годы рабства.

Рабы в королевстве выполняли самую грязную и тяжелую работу. Обрести свободу можно было лишь одним путем – убить своего хозяина, что было практически невозможно.

Крон рабов не брал. С ними надо было возиться, кормить их, поить и быть вдвойне настороже, чтобы не получить от раба удар в спину. Хотя, иметь их было престижно. «Стану властелином королевства – на меня все будут пахать, а пока мне и одному хорошо», - думал Крон.

Крону очень хотелось показать Голосу свое бесстрашие, чтобы тот убедился, что именно он должен стать повелителем королевства и зеркальной галактики.

- Голос, я согласен! – еще раз крикнул он, и подумал, что пора убираться с площади, тем более что за углом ближайшего дома раздался подозрительный шум.

- Молодец! – откуда-то сверху отозвался Голос, - лети ко мне.

Крон почувствовал, как его ноги отрывались от зеркальной поверхности.

- Ты можешь махать руками, как крыльями, - подсказал Голос.

Сделав первый неуверенный взмах, Крон немного приподнялся.

- Не бойся! – раскатисто рассмеялся Голос.

- Я ничего не боюсь!

Крон замахал руками и быстро оказался над дворцовой башней, возвышавшейся над всеми строениями.

Впервые он увидел все королевство сразу. Оно оказалось не таким большим, как ему казалось. Зеркальный лабиринт, в который боялись заходить самые крутые геймеры, был до смешного примитивен. Сверху он напоминал гофрированный рукав, уложенный зигзагом, части которого в некоторых местах соединялись между собой короткими обрубками того же серебристого гофра. «Это же простейшая детская игрушка, напичканная зеркалами, труба с одним входом и одним выходом, ее даже можно напрямую пройти, если мозги включить и смотреть под ноги, а не в зеркала», - подумал Крон.

Само королевство его тоже разочаровало. Он прекрасно видел местонахождение всех геймеров, бывших в этот момент в онлайне. Они выглядели разноцветными огоньками. Новички – красными, середнячки – оранжевыми, опытные игроки, которые провели в королевстве больше года – бледно розовыми.

Вдруг Крон увидел, как на одной из улиц банде чернокожих проклов с мохнатыми ушами и провалами на месте носа удалось незаметно подкрасться к Роксу – рыжему великану с такими накаченными бицепсами, что казалось еще немного и кожа на нем лопнет.

Крон пару раз встречался с ним в королевском пабе и, болтая за кружечкой эля, пытался определить, кто скрывается за внешностью супер героя: парень, девчонка или взрослый игрок. Почему-то ему казалось, что Рокс – девчонка. Слишком часто тот поглядывал на себя в зеркало и поправлял волосы.

Крон ринулся вниз и, опустившись на крышу, принялся наблюдать за происходящим.

Проклы с мерзким воем и улюлюканьем окружили великана. Еще секунда, и они бросятся на него. Крон хорошо знал их манеры. «Почему Рокс не стреляет?», - подумал он и тут заметил, что рыжий гигант совершенно безоружен.

- Держи, - Крон неожиданно для себя бросил ему свое оружие.

Рокс поймал его на лету. Увидев тротаутер в его руках, проклы бросились врассыпную.

- Стреляй, уйдут! – закричал Крон, но в этот момент улица осветилась красным неоновым светом, и Рокс исчез.

«Если ты возьмешь оружие у другого игрока, то вернешься на второй уровень», - вспомнил Крон правило. «Лучше второй уровень, чем оказаться в рабстве у проклов». Крон замахал руками и вновь очутился над королевством. Под ним плескалось море цветных огней – помеченные светодиодами геймеры продолжали игру.

На Крона вдруг накатила беспробудная тоска. Игра, ставшая его жизнью, показалась ему скучной и неинтересной. «На самом деле все просто. Зеркальное королевство похоже на освещенный архитектурный макет в кабинете нашей директрисы», – Крон чуть не плакал от разочарования.

- Я рад, что ты понял всю ничтожность этой игры.

«Голос! Я совсем про него забыл», - встрепенулся Крон.

- Как же так, - обиженно сказал он, - ты предлагал мне навсегда остаться в игре, а теперь говоришь, что она ничтожна?

- Эта игра – первый уровень другой, настоящей, захватывающей, единственно реальной! Ты поднялся над «Зеркальным королевством», а это подтверждает, что именно ты достоин стать победителем в великой игре.

Крон мгновенно увлекся великолепной перспективой.

- А как мне в нее войти?

- Войти в великую игру можно, только если ты готов остаться в ней навсегда.

От притока адриналина сердце забилось сильнее.

- Я согласен! – весело крикнул Крон и через мгновенье очутился в тесной пятистенной дворцовой башне, освященной тусклым зеленым светом. Оказалось, что в королевстве есть место без зеркал. «Что за дурацкие шутки?» - Крон обвел глазами гладкие стены. Вдруг одна из них раскрылась, и в башню ворвался поток света. Крон подошел к открывшемуся проему и увидел множество крыш. Облитые солнцем, они напоминали зеркала, как и окна домов, попавших в его видимость.

«Так вот оно – настоящее зеркальное королевство!», - понял он.

- Теперь ты можешь лететь! – торжественно произнес Голос.

Крон подошел к самому краю крыши и, закрыв глаза, раскинул руки.

- Стой! – раздался отчаянный крик у него за спиной.

Он оглянулся и увидел Варю, стоявшую около башни.

- Ты тоже в игре? – поразился Крон.

- Игра закончилась! – закричала девочка. – Ты стоишь на краю крыши! Иди ко мне!

- Лучше ты иди ко мне, - Крон протянул к ней руку, и пошатнулся.

- Отче Серафиме, помоги! – закричала Варя изо всех сил.

Никита открыл глаза и увидел над собой белый потолок. Болела правая нога, словно в нее воткнули раскаленный гвоздь, но еще сильнее болела голова. «Что со мной? Где я?», - испугался он.

- Сынок очнулся! - Ольга, не сдерживая слез радости, склонилась над Никитой.

Слеза, остывающим на лету угольком, упала ему на лицо.

- Мам, почему ты плачешь? Где я? Что со мной?

- Ты в больнице. Ты с крыши упал, с седьмого этажа. Врачи говорят, что тебя чудо спасло. Ты сначала на дерево упал, оно и притормозило твое падение. К тому же под ним куча листвы оказалась. Откуда эта куча взялась в сентябре, никто понять не может, а я знаю – это тебя Бог по молитвам отца Серафима спас.

Никита хотел сказать матери, что все это бред, просто ему повезло, но голова внезапно закружилась, и он провалился в сон.

Никита очутился в башне зеркального королевства. Теперь ее стены стали прозрачными, ему было видно, что над крышей идет бой – его спаситель, юноша с золотыми волосами, с огромными крыльями за спиной, бился со стаей черных уродцев. Никита, пересилив страх, вплотную подошел к стеклянной стене, но черные твари его не заметили. Стена снаружи была зеркальной.

«Это же Ангел-Хранитель!», - Никита вдруг вспомнил, что видел изображение юноши на Вариной иконе. Значит, он действительно существует!

У черных тварей были острые и длинные, как клинки, клювы. С жутким воем они носились над головой Ангела, пытаясь нанести ему смертельный удар, но у них ничего не получалось. Его оружием был меч, которым он владел виртуозно. Как только Ангел касался мечом врага, тот превращался в горсть черной пыли.

Никита не отводил взгляда от крылатого спасителя. Тот, справившись с последним уродцем, опустил меч, как вдруг воздух вокруг башни стал темнеть.

Мальчик увидел, что на небе появилась черно-рубиновая, похожая на каплю крови, точка. Вскоре стало понятно, что к Ангелу на огромной скорости несется чудовище на перепончатых бордовых крыльях. Еще мгновенье - и огромный монстр оказался прямо над ним.

Никита впился глазами в чудовище – это был дракон с длинным чешуйчатым туловищем, переходящим в толстый хвост, с короткими, как у ящерицы лапами и змеиной головой. Дракон на мгновенье обернулся и пронзил мальчика полным ненависти взглядом. Никита отшатнулся от содрогнувшейся стены. «Если от его взгляда стены дрожат, то, что будет с ангелом? - испугался он. – И откуда только взялся этот дракон?»

- Мальчишка мой! Я тебе его не отдам! – рявкнул дракон, и башня сотряслась от звука его голоса.

«Это же Голос! – сердце Никиты на мгновенье остановилось от ужаса. – Так вот, как он выглядит!»

Вместо ответа Ангел взмахнул мечом, и из него заструился серебряный свет.

- Мальчишка добровольно согласился отдать мне свою жизнь! – гаркнул дракон, сделав круг над головой юноши.

- Это вранье! - забарабанил Никита кулаками по стене. Он отчетливо слышал каждое слово. – Я согласился навсегда остаться в игре, а не отдать свою жизнь!

- Ты – отец лжи, - неожиданно громовым голосом произнес Ангел. – И нет тебе пощады.

- Он мой! У меня есть разрешение забрать его себе! – в лапах дракона появился свиток.

Ангел коснулся свитка мечом, и тот превратился в черную пыль.

- Ты – отец лжи! – повторил он, направив меч на дракона.

Тот, на секунду замешкался, и серебряный луч, коснувшись его крыльев, побежал по ним белым огнем.

Взвыв от боли, дракон с воем рванул прочь, оставляя за собой клубы черного дыма. Тьма ушла вместе с ним.

- Будешь жить! – услышал Никита голос Ангела и открыл глаза.

- Очнулся! – услышал он радостный голос Вари. – А я у тебя сегодня дежурю. Отпустила твою маму поспать. Уже три дня, как ты в кому провалился.

Над ним появилось счастливое Варино лицо.

- Сейчас я врача позову!

Никита провел в больнице два месяца. Помимо нескольких переломов у него было сотрясение мозга. Первое время родители и Варя дежурили у Никиты по очереди. Глядя на забинтованного сына, мать все время плакала. Отец ее терпеливо утешал. Никита вдруг понял, как сильно его любят родители.

После работы отец, наскоро перекусив больничным ужином, садился у кровати сына и рассказывал разные истории из своего детства. Оказалось, что у отца в подростковом возрасте тоже были сложности с родителями и с друзьями, что он также не любит умываться холодной водой, и терпеть не может гречневую кашу.

- Хочешь познакомиться с братом и сестрой? – как-то спросил его отец. – Они очень хотят тебя навестить.

Никита был потрясен. Он почему-то был уверен, что дети отца от первого брака его ненавидят, а оказалось, что они переживают за него.

«Это я их ненавидел, ревновал к отцу, жалел для них его денег, злился, что мне мало достается», - признался он себе.

Увидев старшего брата и сестру, Никита сразу почувствовал, что у него появились настоящие друзья.

Варя навещала друга, так часто, как только могла, приносила Никитины любимые сладости, фрукты и книги. На его тумбочку она поставила икону святого Серафима Саровского, а после того, как Никита рассказал, что видел Ангела - Хранителя, к ней добавилась и его иконка.

- Варь, расскажи мне про святого Серафима Саровского, - однажды попросил Никита подругу. – Почему вы ему молитесь? Ведь он давно умер.

- Святые не умирают, они переходят в небесное царство.

- А что они там делают? Огороды разводят?

- Бога славят и просят Его помочь людям, за которых им молятся. Так мне отец Владимир объяснил.

- А напрямую можно Богу молиться?

- Конечно, можно. Но мне думается, что лучше все-таки просить о помощи святых. Ведь они, как и мы, были людьми, а значит, им близки наши проблемы.

- А почему мне во сне медведь помог? Помнишь, я рассказывал, как он дверь в охотничий домик собой закрыл, а там ловушка была. Святой Серафим все время с медведем ходит? Он что, дрессировщиком был?

- Нет, конечно. Просто его при жизни все звери слушались. Я читала, что одна монахиня видела, как старец огромного медведя из рук кормил. Наверное, он тебе и помог, - улыбнулась Варя.

- А ты мне объясни, как может старец, живший в девятнадцатом веке, разбираться в компьютерных играх, придуманных в двадцать первом?

- Так ты же сам говорил, что сверху игра выглядела, как простой макет, - рассмеялась Варя. – А если говорить серьезно, то Господь своим угодникам, тем, кто угодил ему при жизни праведной жизнью и любовью, открывает все тайны – и человеческие, и земные, и космические, - так мне отец Владимир объяснил, - добавила она свою постоянную присказку.

- Только и слышно – отец Владимир, отец Владимир, - ревниво пробурчал Никита.

- Хочешь, летом к нему в скит вместе поедем?

- Нет! И вообще, я спать буду. – Никита, накрывшись с головой одеялом, повернулся спиной к подруге.

Незадолго до выписки, идя вечером по больничному коридору, он заметил в пустой ординаторской включенный компьютер. Не раздумывая усевшись за него, Никита вошел в игровые программы. «Так, что здесь имеется? - его руки автоматически нажимали нужные клавиши. - Ага! Нашел! «Десять королевств-фракций непрерывно сражаются за мировое господство. Продвигаясь по карьерной лестнице, ты можешь стать королем одной из них и повелевать тысячами реальных игроков. Это круче, чем социальная сеть! До 40000 игроков онлайн на каждом сервере объединены в сложную систему из семей, гильдий и государств, где легко встретить верных друзей и обрести настоящую любовь!» - прочитал он и нажал на ссылку.

Крон снова вошел в игру.

Никита не заметил, как наступило время ужина, не слышал, как с шумом и смехом прошли по коридору выздоравливающие ребята из соседней палаты. Крон стремительно проходил второй уровень.

- Это еще что такое? Никита, ты что здесь делаешь?! – оторвал его от игры возмущенный голос медсестры. – Марш в палату!

«Дура, не дала дойти до третьего уровня!», - расстроенный Никита с размаху плюхнулся в кровать и вдруг услышал Голос.

- С возвращением, Крон! – как ни в чем ни бывало, произнес тот.

На Никиту словно плеснули ледяной водой. Перед глазами появился чешуйчатый дракон. «Мальчишка добровольно согласился отдать мне свою жизнь!» - вспомнились его слова.

«Нет! Я не хочу возвращаться в игру», – Никита сжал руками голову.

Но на следующий день, он поймал себя на том, что думает только о том, как добраться до компьютера и начать играть.

Забежав в больницу после занятий, Варя сразу заметила, что с другом творится что-то неладное. Никита явно нервничал и заметно ждал ее ухода

- Я не уйду, пока ты не расскажешь мне, что случилось! – твердо заявила Варя, внимательно глядя Никите в глаза.

- Не понимаю, что со мной. С одной стороны – я не хочу снова попасть в лапы дракона, с другой – только и думаю о новой игре, - тяжело вздохнув, признался он. – Слушай, а может мне действительно поехать к твоему отцу Владимиру? Как ты думаешь, он сможет мне помочь?

- Конечно! Я же тебе все время об этом твержу! – обрадовалась Варя. – Я прямо сейчас ему позвоню!

В пустыньку ребят отвез Варин отец, предварительно решив вопрос со школой.

Черно-белый зимний пейзаж навел на Никиту тоску. А уж когда им навстречу вышел маленького роста бородатый пожилой мужик в ватнике и валенках, мальчик и вовсе скис.

- Ты не смотри, что я маленький, – благословив Варю с отцом, священник с ласковой улыбкой обернулся к Никите, - В человеке не рост главное, а сила духа! – Вы, гости дорогие, заходите ко мне, будем чай пить. Самовар как раз вскипел. А я к матушке Валентине за брусничным вареньем схожу. У нас здесь три монахини живут: сестры Клавдия, Наталья и Валентина. У матушки Клавдии самые вкусные соленья получаются, у матушки Натальи – пирожки, а матушка Валентина по вареньям специалист. Хотя основная их задача, конечно, молитва.

Весело поскрипывая валенками по белоснежному снегу, отец Владимир легкой поступью поспешил в дальнюю избу.

«И откуда он узнал, что я про него подумал», - прищурился ему вслед Никита.

Первое, что бросилось ему в глаза в жарко натопленной избе, были иконы. Среди святых ликов он сразу узнал отца Серафима Саровского.

Обстановка в келье была спартанская – печь, топчан, застеленный солдатским одеялом, стол, три стула и старая этажерка, битком набитая книгами. Ни радио, ни телевизора не было. «Хорошо хоть электричество есть».

- Это отец Владимир для нас келью протопил, себя он жарой не балует, - Варя по-хозяйски стала собирать на стол. – Он, вообще, строго к себе относится. Мяса не ест, спит мало.

- Почему? – фыркнул Никита. – Ну, мясо не ест - еще понятно, вегетарианцев сейчас много. А сон-то ему чем помешал?

- А сон, брат, мне ничем не помешал, - ответил с порога отец Владимир. – Чем меньше времени на сон уходит – тем больше для молитвы остается. Ночная молитва – самая благодатная.

Варю отец Владимир поселил у матушки Валентины, а мужчинам постелил у себя на полу.

Ночью, услышав, как скрипнула входная дверь, Никита проснулся. За темными окнами раздались хрустящие по обледенелому снегу шаги. В свете тусклой лампадки он увидел, что топчан священника пуст. «Молиться пошел», - вспомнил Никита слова отца Владимира, и на душе у него вдруг стало спокойно и радостно.

Но проснулся он в другом настроении. От проведенной на полу ночи ломило спину. Ледяная вода в умывальнике раздражала, как и жидкая овсяная каша на завтрак. «Уеду сегодня же с Вариным отцом, - Никита ковырял ложкой в тарелке, - и чего я в этой глуши забыл? Дома я бы спал до упора, потом плюшек бы наелся – мать их всегда так вкусно печет. Дома – телек, видик, комп. А здесь подняли ни свет ни заря. Семь утра! Да я в самые худшие дни так рано не вставал!»

- Никитка, что с настроением? – заметил Варин отец его недовольство.

- Ничего, - буркнул тот, - я с вами сегодня поеду. Нечего мне здесь делать. Скукотища тут.

- А знаешь, дружище, со мной такое тоже было, когда я сюда в первый раз приехал. Как стало меня крутить, вертеть, мысли всякие в голову полезли: мол, я не поп, чтобы молиться целыми днями, и не монах, чтобы кашу да макароны есть без мяса. Службу еле отстоял, ноги сами из церкви вынесили. А после причастия все, как рукой сняло. Ты не горячись с отъездом. Завтра на службу сходи, исповедуйся, причастись, а там видно будет. Что же ты зря такой путь проделал, да и полезно тебе на свежем воздухе пожить.

- Ладно, останусь, - махнул рукой Никита.

Перед исповедью отец Владимир долго разговаривал с Никитой. Тот не заметно для себя рассказал священнику всю свою жизнь, и мысли рассказал, и даже сны.

- Показал тебе, брат, Господь битву за твою душу. Уродцы черные – шалопунь мелкая, бесенята. Они нас на разные пакости толкают, глупости в уши жужжат, как мухи надоедливые. А вот дракон – это уже серьезно, это, брат, сам дьявол за твою душу сражался с твоим Ангелом - Хранителем.

- А мог Ангел битву проиграть? – задал Никита давно мучавший его вопрос.

- Не мог. Не может враг рода человеческого ангельского воина победить. Другое дело, что Господь мог тебе за грехи смерть попустить. Но тогда бы и боя не было. Ты бы с крыши шагнул – и стал самоубийцей, а они, брат, сразу в когти дьяволу попадают, чего тот и добивается всеми способами. Ведь его основная задача - как можно больше человеческих душ себе захапать. Дьявол людей ненавидит.

- А что они ему плохого сделали?

- То-то и оно, что ничего. Дело в том, что он нам страшно завидует. У человека есть возможность жить вечно, то есть после физической смерти перейти в царствие небесное. А у дьявола и его помощников бесов этой возможности нет. Когда-то, когда они были ангелами – была, а потом они отошли от Бога и ее лишились.

- Если бы я своими глазами битву Ангела и дракона не увидел, и собственными ушами его голос не слышал, то ни за что бы не поверил, что бесы существуют.

- Сатанинскому департаменту любую компьютерную игру придумать – раз плюнуть. Да что им компьютеры, когда они атомное оружие людям подсунули. Конечно, люди сами выбирают воевать или нет, играть в компьютерные игры или книгу почитать, обмануть или правду сказать, похвастаться или промолчать, обидеться на друга или простить его, дать в долг или пожадничать.Человек свободен в своем выборе. А бесовская задача склонить человека ко злу, задурить ему голову любой ценой, чтобы, не дай Бог, он по заповедям жить не начал. Кого пивом одурманить, кого наркотиками, кого играми, как тебя. Кстати, карьерный рост – это тоже наркотик. Если человек ради карьеры, а значит ради славы и денег, на все готов, считай, брат, он по указке нечистой силы живет.

- Так сейчас все ради денег живут. Все хотят больше получать, чтобы человеком себя чувствовать и жить в свое удовольствие.

- Я бы за всех людей не говорил. Я лишь за себя могу сказать, что чувствую себя человеком вне зависимости от того, сколько у меня денег. А удовольствие мне добрые дела приносят. Даже от самого маленького доброго поступка на душе радостно становится. И наоборот – обижу кого-нибудь, или загоржусь, так чувствую себя, словно в грязи извалялся, и так на душе муторно становится.

- Точно! У меня тоже так было, когда я матери с отцом грубил или с Варей ссорился.

- Это тебя, брат, совесть мучила.

- Мучила, - кивнул Никита, - а потом замолчала. Отец Владимир, я как компьютер увижу, сразу об игре думать начинаю. Словно меня кто-то в спину толкает – сядь, поиграй, - признался Никита. – Это тоже грех?

- Если ты пересилишь страсть к игре и мимо пройдешь - нет, а если не удержишься и зависнешь в онлайне – да. Ты же время, энергию, здоровье свое, в конце - концов, тебе Богом отпущенное на благие дела, тратишь на пустоту.

- А как мне с этой тягой бороться?

- Как и с любой страстью – покаянием и причастием. Те, кто окрепли духом, постом и молитвой врага борют, но тебе, брат, пока рано на серьезный бой выходить. Так что, завтра исповедуешься, причастишься, если Бог даст, а там посмотрим.

- А чего смотреть? Мне что, может не полегчать?

- Причастие, брат, не таблетка. Если покаешься от всей души, Бог тебе все простит, и враг, он же компьютерный бес, который к тебе прилип, после причастия Святых Даров такого стрекоча задаст! Только мы его и видели! Все от тебя зависит. Иди, готовься.

Отстоять первую службу, на которой были лишь три монахини и Варя, оказалось для Никиты не просто. Сначала у него заболели ноги, потом спина, затем стало колоть в пятках, потом заболела голова, а перед причастием, вообще, напал чих.

- Встань у иконы отца Серафима, - посоветовала Варя, заметив его движение в сторону дверей. – Главное, не выходи. Держись.

Перед самой Чашей, чих, словно испугавшись, прошел.

- А жить-то хорошо!

Никита вышел из церкви и всей грудью вдохнул морозный воздух. Деревья, покрытые сверкающим на солнце инеем, стояли как в сказке. Белоснежные облака на синем небе притягивали взгляд. «Как давно я не видел небо!» - он раскинул руки и помчался под горку. Варя, смеясь, побежала за ним.

- Когда-то и я так бегала, - улыбнулась им вслед мать Наталья. – А теперь только черепашьим шагом передвигаюсь.

- Тише едешь – дальше будешь, - отозвалась мать Валентина, стараясь не поскользнуться на узкой тропинке.

- И то верно. Слава Богу за все! - перекрестилась мать Клавдия, аккуратно ступая по ее следам.

Дни в пустыньке летели незаметно. Никита помогал по хозяйству отцу Владимиру, а Варя много времени проводила с монахинями. Те обучали ее пению и вышивке гладью.

Очень скоро ребятам стало понятно, почему священник встретил их в рабочей одежде. В подряснике рубить дрова, носить воду, топить старенькую баньку, вообще, заниматься хозяйством было не с руки.

Каждый день пустынька баловала гостей разными подарками: то лисица мелькнет рыжей молнией на белом снегу, то зайцы оставят хоровод следов около крыльца, то огонечки-снегири налетят стаей на кормушку около кельи отца Владимира. Никита не уставал радоваться этим дарам.

- Я в городе больше жить не хочу, - как-то сказал он Варе, - школу закончу, и перееду сюда. Буду помогать батюшке. Он говорил, что летом к нему много молодежи приезжает. Надо для них гостевой домик поставить, да и трапезная нужна.

По вечерам отец Владимир садился с ребятами около уютно потрескивающей печки, и они говорили обо всем на свете. Перед Никитой постепенно открывался новый мир. Как-то разговор зашел о христианских подвижниках, и отец Владимир подробно рассказал о жизни отца Серафима Саровского.

- Вся его жизнь была подвигом. Жил он не для себя – для людей, во имя Любви, - закончил батюшка рассказ.

- Когда это было… - протянул Никита. – Да и вообще, в монастыре-то жить легко. Вот попробовал бы он в наше время пожить, когда со всех сторон на тебя ловушки расставлены!

- В монастырях, брат, ловушки покруче будут, чем в миру. Просто их невооруженным глазом не видно, - прищурился отец Владимир. – Ты думаешь стоять в добре – это просто?

- Как это стоять в добре? – не поняла Варя.

- Значит - жить по заповедям. Это, друзья мои, самое сложное. Надо и с собой постоянно бороться и силу воли воспитывать. Порой даже перед самым малым соблазном трудно устоять. Для вас сейчас подвиг и службы стоять.

- Это точно, - засмеялись ребята.

- Я вам один секрет открою, - неожиданно строгим голосом сказал отец Владимир. Варя выпрямилась, а Никита весь обратился в слух – «не каждый день священник тебе секреты открывает». – Есть против врага у нас оружие – Иисусова молитва. Она короткая, но бесы ее боятся до жути.

- Что это за молитва?! – не выдержала Варя.

- Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного.

- И все? Это и есть оружие против темных сил? – Никита был явно разочарован.

- Не всёкай, брат. Этой короткой молитвой можно любой дурной помысл прогнать, любую грешную мысль, а значит и от плохого поступка себя избавить. Ведь грех начинается с помысла. Вот, к примеру, идешь ты по улице мимо Интернет кафе, и вдруг к тебе мыслишка в голову залезла – «Зайду сюда на минуточку, посмотрю, что мне в «Контакте» написали?»

Заходишь в контакт, или в другую сеть, а там на первой странице реклама новой компьютерной игры. А в голове опять мысль: «Я только посмотрю, что за игра». И все. Пропал ты, брат. Снова тебя болотная трясина засосет.

- Так я могу и не зайти в это кафе. Знаю же, что мне за комп лучше не садиться.

- То-то и оно, что сейчас ты это понимаешь. А пройдет время, и тебе покажется, что ты уже окреп, и никакие помыслы тебе не страшны. Вполне ты и загордиться можешь своею силой. Тут-то тебя враг и поймает. На гордыньке поймает. Вы запомните, как только человек загордится – темная сила власть над ним получает. Чем больше гордости в человеке, тем сильнее на него нападки бесовские.

- И что мне делать?

- Бить врага мечем Иисусовой молитвой. Только ты подумал: «А не зайти ли мне в кафе?», сразу мысленно произноси: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного». И тверди так, пока вредная мысль тебя не оставит.

- А вслух можно молиться? – спросила Варя.

- И вслух можно и мысленно! Главное – бороться, не отступать, не поддаваться!

Все в домике отца Владимира было на виду, но однажды Никита заметил в сенях низкую дверь, за которой оказалась комнатушка с письменным столом, заваленным бумагами, а на нем … компьютер и принтер.

- Отец Владимир, - бросился Никита к батюшке, - почему Вы мне про компьютер не сказали? Зачем он Вам?

- Что же ты, брат, без спроса в чужую комнату зашел? – отец Владимир нахмурился. – Не говорил, значит, имел на то свои резоны.

- Простите, - смутился мальчик. – Все-таки, зачем Вам компьютер?

- Для дела, для переписки, для поиска нужной информации.

- У Вас есть Интернет?!

- Есть, от флешки. Только работает он с черепашьей скоростью. Кстати, раз уж ты мою тайну открыл, то теперь можешь пользоваться компьютером, - подумав, сказал батюшка. – Может тебе новые игры посмотреть хочется? Так ты не стесняйся, - добавил он, внимательно посмотрев Никите в глаза.

- Чего я там забыл?! У меня работы по горло. – Хмыкнул тот.

Однажды Никита прочитал Варе и отцу Владимиру за вечерним чаем свое новое стихотворение:

- Время петляет, пощады не знает.

И глупо в игры с ним играть.

Оно умело нами управляет.

Учись ценить пока не поздно.

То, что сейчас имеешь ты.

Ведь, потерять и это можно.

И не смотри на мир так грозно.

Ему нет дела до твоих обид.

Всем нам бывает в жизни сложно.

Сквозь мрак теней, что в нём блуждают,

Проложить свой старайся путь.

Что для других примером станет.

Но одному не потянуть такую ношу.

Не отвергай ты дружеской руки

В друзей я веру никогда не брошу…

И ты в них веру сохрани!


- Да ты, брат, поэт, - обрадовался батюшка. – Знаешь что, - он взял с полки книгу, почитай-ка стихи этого поэта.

- Иосиф Бродский, - Никита раскрыл книгу.

- «…Холмы – это наша юность,

Гоним ее не узнав.

Холмы – это сотни улиц.

Холмы – это сонм канав.

Холмы – это боль и гордость.

Холмы - это край земли.

Чем выше на них восходишь,

Тем больше их видишь вдали…

Присно, вчера и ныне,

По склону движемся мы.

Смерть – это только равнины.

Жизнь – холмы, холмы», - прочитал он вслух.

- Здорово! – воскликнула Варя. – А почему он написал, что мы гоним юность, не узнав ее?

- Я тоже когда-то задал себя этот вопрос, - улыбнулся батюшка. – Думаю, что юным свойственно торопить время, стремиться быстрее все познать. Без разбора – плохое или хорошее. А в спешке теряют самое главное – целомудрие, то есть свою цельность, сочетание чистоты и мудрости.

- Откуда у юности мудрость? – удивилась Варя. – Мудрость только у стариков бывает.

- Не только. Мудрость – это светлый ум, а значит ум в Боге. С Богом можно быть и от рождения. Например, как святой Сергий Радонежский. Часто бывает так, что люди с возрастом житейски мудреют, а чище не становятся. Ведь очиститься можно только покаянием. А люди сегодня гордые, каяться не хотят. Мы, говорят, и так проживем. Нам заповеди не нужны. Трудно нам по ним жить. Не понимают, что заповедь – это предупреждение Божье.

- Как это? – не понял Никита.

- Все просто. Будешь жить по заповедям – все у тебя будет хорошо, а будешь их нарушать, сам себя этим накажешь. Не Бог тебя накажет, а ты сам. Бог есть Любовь. Вот и вся премудрость. Так что не спешите все познавать. Сначала научитесь добро от зла отличать.

Перед отъездом Варя уговорила отца Владимира отпустить их прогуляться на озеро неподалеку от пустыньки. Батюшка согласился неохотно.

- А что здесь такого? – недоумевала Варя. – Лед давно встал, до озера всего-то три километра. Чего Вы боитесь?

- Как-то на душе не спокойно, - вздохнул отец Владимир. – Ну, ладно, идите. Но чтобы вернулись засветло.

Дорога, проложенная тракторами для лесорубов, шла через лес, окружавший озеро плотной стеной.

«Как я мог считать зеркальное королевство красивым? – подумал Никита, залюбовавшись макушками елей на фоне синего неба. - Принимал мертвое за живое». Эта мысль ему очень понравилась. «Кажется, я становлюсь мудрым», - обрадовался он и, сделав шаг в сторону, провалился по плечи в яму, из которой летом брали песок.

Падение оказалось неудачным. Судя по всему, мальчик вывихнул лодыжку. Выбраться из скользкой ловушки с больной ногой оказалось непросто. Пока ребята возились, небо неожиданно затянуло серыми тучами, повалил крупный снег, а потом и вовсе началась метель.

- Никита, я побегу, позову на помощь батюшку. А ты пока молись отцу Серафиму. – Варя, выбившись из сил, чуть не плакала. – Мне тебя не вытянуть.

- Иди. Только возвращайся быстрее.

Никита сжался в комок на дне ямы.

Как только небо заволокло, отец Владимир, бросив все дела, поспешил за ребятами. «В метель и не такие чижики с пути сбивались», - переживал он, торопясь изо всех сил. «И зачем я их послушался. Не хотел в спор вступать, хотел добрым батюшкой показаться. Эх, сам во всем виноват. Прости меня Господи!» - «Варя! Никита! – то и дело кричал он, хоть и понимал, что сквозь снежную завесу его вряд ли кто услышит.

Дорогу занесло на глазах. Если бы не ели, росшие по ее краям, то определить правильное направление было бы невозможно.

- Батюшка! Я здесь! – вдруг услышал он тонкий голосок, и из снежной каши вынырнула Варя.

- Где Никита?! – Отец Владимир, увидев ее лицо, понял, что с мальчиком случилась беда.

«В метель ничего не видно. Дорогу я еще определю с Божьей помощью, а вот как найти яму, если только мальчик не подаст голос?», - размышлял он, слушая сбивчивый Варин рассказ. Приняв решение, он, крепко взяв ее за руку, пошел вперед.

Метель превратилась в настоящую пургу. Ветер сбивал с ног, снег залеплял глаза. «Отче Серафиме, помоги!», - взмолился отец Владимир.

- Батюшка, смотрите, огонек! – вдруг закричала Варя. – Прямо перед нами!

Тот поднял голову – яркий огонек светил им сквозь плотную завесу пурги. Не отрывая взгляда от спасительного света, они дошли до нужного места. Огонек пропал ровно над ямой. Пурга исчезла вслед за ним. Вытащив окоченевшего Никиту, спасатели по свежему снегу вернулись домой. Глядя на умиротворенную природу, было трудно представить, что только что в лесу бушевала стихия.

- Думаю, брат, метель эта не просто так на вас напала. Борьба-то еще не закончилась. Любит тебя отец Серафим. Второй раз тебе жизнь спасает. А может и не второй. Может, мы всего и не знаем. – Отец Владимир, открыл дверь бани, чтобы впустить свежего воздуха. Чем ты расплачиваться будешь?

- Напарю Вас как следует, - пошутил Никита, беря в руки веник, - а там видно будет.

- Нет, брат, так не пойдет, - батюшка, надышавшись морозной свежестью, плотно закрыл дверь. – Надо уже сейчас думать, какую пользу людям ты можешь принести.

- Да какая от меня хромого польза? – вздохнул Никита.

- Давай-ка свою ногу, - отец Владимир усадил мальчика на лавку и уверенным движением вправил лодыжку на место. – Вот и все, больше хромать не будешь. Хотя и от хромого польза может быть. Стихи у тебя хорошие. Вот и работай в этом направлении. Развивай дар, Господом тебе данный. Через поэзию, брат, можно много света людям принести. Согласен?

Никита кивнул.

- А сейчас домоемся и пойдем благодарственный молебен Господу служить, а отцу Серафиму акафист споем.

Увидев Вариного отца на пороге кельи, Никита огорчился – ему не хотелось расставаться с пустынькой.

- Не переживай, брат. Как занятия в школе закончатся, приезжай к нам на все лето. - Отец Владимир заметил расстроенное лицо мальчика.

- Мы обязательно к вам приедем, - Варя вошла вслед за отцом. – Я теперь своей жизни без пустыньки не представляю!

- И я! Я здесь столько понял! Столько стихов написал!

- А прочитай нам последнее, - попросил батюшка.

Никита с готовностью прочитал:

- Я начитался Бродского, увы!

Теперь во мне мое стихосложенье

Не вызывает кроме сожаленья уж ничего.

И прошлые волхвы,

Что в душу мне несли отдохновенье

Моих перлов – мертвы.

Стихи мои обречены на смерть.

Н в чем еще бывает обреченье?

Я в стол пишу, и вся земная смердь

Плевать хотела на мои творенья.

- Да, брат, даже не знаю, что и сказать, - растерялся отец Владимир. – Ты, все-таки, больше классиков читай. Но то, что с рифмой у тебя лучше, это заметно!

- А мне понравилось, - вступилась за друга Варя. – Очень философское стихотворение.

- Давайте, философы, собирайтесь и поедем пока светло. Мне завтра на работу, а вам в школу. Благословите в путь, батюшка, - заторопился Варин отец.

На прощание отец Владимир подарил ребятам по иконке святого Серафима Саровского и его житие.

- Я в книжку листик вложил с моим электронным адресом, - сказал он Никите, - так что пиши мне и стихи присылай. Ну, храни вас Господь!

Проводить гостей пришли и монахини.

- Это вам соленые огурчики, - поставила на стол гостинец мать Клавдия.

- А это ваши любимые, с картошкой, - выложила еще горячие пирожки мать Наталья.

- Варенье из брусники, полезное и вкусное, - вручила Вариному отцу банки мать Кирилла. – Мы за вас молиться будем, и вы нас не забывайте, - добавила она.

Ребята махали в окно, пока отец Владимир с матушками не скрылся из виду.

- Какая красивая наша пустынька, - вздохнула Варя. – Приеду, попробую ее нарисовать.

- А я стихи напишу, - решил Никита.

- Ты, брат, наверное, поэтом будешь, - улыбнулся Варин отец.

Никита хотел сказать «да», но, немного подумав, ответил:

- Поживем – увидим.

См. также:
- Другие рассказы и сказки Ирины Рогалёвой
- Ирина Рогалёва о своих сказках
- Сказка про девочку Выгоду
- Рассказ "Замёрзшие небеса"

Молитва в большом городе

Молитва в большом городе

Мы давно привыкли, что рассуждать о молитве — прерогатива священников и монахов. Ну, в крайнем случае, профессоров богословия. Но у кого что болит, тот о том и говорит. А для меня и, рискну утверждать, для подавляющего большинства людей, считающих себя верующими, молитва сегодня — тема больная.

Как-то в воскресение после Литургии перед выносом креста батюшка, как обычно, говорил проповедь. На этот раз о том, как важно и нужно молиться. Народ вежливо ждал, когда уже можно будет приложиться к кресту и — домой. Особого энтузиазма на лицах не было. Кто-то слонялся по храму, кто-то что-то выбирал у свечного ящика, кто-то, встретив знакомых, мирно беседовал… И только стоявшая рядом со мной женщина внимательно вникала в слова пастыря духовного. Слушала-слушала и вдруг, обернувшись ко мне, ища сочувствия, в сердцах бросила: «Эх, жизни они, наши отцы, не знают…»

Нет, это она зря. Всё они знают. Они же не на облаке живут. А чего не знают, мы им каждый день на исповеди рассказываем. Но что толку копья ломать? Мне как-то один батюшка сказал: «Чего с тобой разговаривать, если ты все равно не слушаешься?» И ведь прав был. Кончится служба — поцелуем крест, включим свои айфоны, и понесут нас волны моря житейского к семьям, друзьям, делам, телевизорам, фейсбукам и твиттерам… Как там в песенке, которой нас уже сорок лет потчуют на Новый год? «О сколько нервных и недужных связей, дружб ненужных — во мне уже осатаненность!» Нет, они все-таки молодцы, эти советские классики, рано мы их списали в утиль. Может, от этой-то осатаненности и не доходят до нашего сознания слова священников о молитве и покаянии?

Христос и мы

«К свету идяху, Христе, веселыми ногами»

Почему у нас в храмах все больше суровых скорбных лиц? Даже на Литургии. Даже на Пасху! А меня учили: «Держись проще и веселее, христианин вовсе не должен представлять собой какую-то мрачную фигуру, изможденную аскетическими подвигами и служащую укором для других. Даже если у тебя это и искренно — все равно — долго так не прожить, и реакция может пойти как раз в обратную сторону».

Я-то, воспитанная советской школой, всегда была уверена, что человек рожден для счастья, как птица для полета. И Церковь меня в этом только утвердила. Может, потому, что я впервые вошла в нее в Пасхальную ночь?

До этого я никогда не заходила в храм во время службы — там люди молятся, а я что, глазеть на них приду, как в зоопарк? А тут как-то само вышло: подруга затащила, за компанию. Народу битком, все со свечками в руках, свет притушен, где-то впереди что-то происходит, но из-за голов ничего не разобрать… Подруга куда-то нырнула, вынырнула с двумя свечами, одну дала мне. И тут, словно по команде, все вдруг затихло, и откуда-то еле слышно донеслось: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех…» И побежали по толпе огоньки — от свечки к свечке, и поплыли из глубины на нас хоругви, двинулся крестный ход — и я за ним. Кто-то протянул мне горящую свечку, я зажгла от нее свою и вдруг почувствовала: это мой дом, и никуда я больше из него не уйду. Такого абсолютного счастья я никогда не испытывала. И ни одного сурового лица вокруг. И все поют. Просто от радости.

Через неделю я крестилась

А много лет спустя наткнулась в дневниках отца Александра Шмемана практически на то же переживание: «Некоторые вещи (дни, минуты) я не вспоминаю, а помню, как если бы они сами жили во мне. В эти минуты дана была некая абсолютная радость. Радость ни о чем, радость оттуда, радость Божьего присутствия и прикосновения к душе. И опыт этого прикосновения, этой радости <…> потом определяет ход, направление мысли, отношение к жизни и т. д. Например, та Великая Суббота, когда перед тем как идти в церковь, я вышел на балкон и проезжающий внизу автомобиль ослепляющее сверкнул стеклом, в которое ударило солнце. Все, что я всегда ощущал и узнавал в Великой Субботе, а через нее — в самой сущности христианства, вспыхнуло, озарило, явилось в то мгновение. Вечная жизнь — это не то, что начинается после временной жизни, а вечное присутствие всего в цельности. Все христианство — это благодатная память, реально побеждающая раздробленность времени, опыт вечности сейчас и здесь».

Ни о Православии, ни о Церкви я ничего толком не знала, а уж о молитве вообще понятия не имела.

Загадка Евангелия

Тогда, на Пасху, вернувшись со службы, мы с подругой до утра проговорили. Первый раз в жизни я взяла в руки молитвослов. Открыла — и зачиталась. Просто оторваться не могла: схватила какую-то школьную тетрадку, начала переписывать… Славянские слова молитв и псалмов сразу и навсегда пробили меня насквозь своей красотой. Как когда-то в юности прекрасные чужие стихи, они запоминались сами, потому что лучше и полнее выражали мои чувства, чем если бы я пыталась сделать это сама.

Но эмоции, даже самые сильные, недолговечны. А что дальше? Я решила: проживу год, стараясь делать все, что положено, а там разберемся. Сказано читать утренние и вечерние молитвы — буду читать, сказано ходить в церковь по субботам и воскресеньям — буду ходить, сказано раз в месяц исповедоваться и причащаться — буду, сказано поститься — буду… Но как же все это оказалось трудно! Церковнославянского языка я не знала, на службах стояла на одних эмоциях: слова три поймешь — уже хорошо. Это сейчас на любом свечном ящике можно купить толкования, пояснения, поучения, молитвословы на любой вкус. А тридцать лет назад тоненькую брошюрку «Всенощное бдение и Божественная литургия» я выпросила у знакомых почитать только через несколько месяцев после крещения.

Но труднее всего было с утренними и вечерними молитвами. Мало того, что при всей красоте текстов больше половины слов непонятны, так еще попробуй встрой их чтение в ежедневную рутину, в которой им ну никак не находится места…

А Евангелие? Не то чтобы я была какая-то особенно тупая, но продиралась я к его пониманию, спотыкаясь на каждом шагу. Нет, в целом-то мне, вроде, все было понятно. Но там же сказано: Чтó вы зовете меня: «Господи! Господи!» и не делаете того, чтó Я говорю? (Лк 6:46). Значит, нужно делать. А для этого мало понять, даже с помощью святых отцов и богословов. Нужно как-то пропустить это все через себя, переварить, сделать своим, неотъемлемым. Помните? И я пошел к Ангелу и сказал ему: дай мне книжку. Он сказал мне: возьми и съешь ее; она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед (Откр 10:9).

Как-то в записках Аделаиды Герцык «Подвальные очерки» наткнулась я на слова приговоренного к расстрелу русского дворянина, сказанные им автору в подвале ЧК: «Мне кажутся дикими разговоры о Боге среди обыденной жизни. Евангелие — это сумасшедшая книга. И потому так трудно ее понять. Христос дает ответы вне времени, а спрашивают его люди, которые не могут перей­ти эту черту. И потому кажется, что они говорят о разных вещах и не понимают друг друга».

Но мне-то предлагается здесь, «во времени», жить по Евангелию. А там, между прочим, сказано: «Непрестанно молитесь». Это как? Я же не в безлюдной пустыне живу, как какой-нибудь древний отшельник, а в Москве. И домашних моих все эти мои христианские упражнения здорово раздражают. А работаю я в советском издательстве, и голова моя там занята чем угодно, только не молитвой…

Параолимпийские игры

Вообще-то, митрополит Сурожский Антоний утверждал, что человек молится всегда: «Нам думается, что молитва присутствует лишь тогда, когда мы вежливой, складной речью выражаем свое отношение к Богу и мировым вопросам… Мы забываем, что молитва вырывается из сердца, и всякий крик нашего существа есть молитва. Разумеется, мы не осознаем, что молимся все время и настойчиво… И, я думаю, очень важно нам осознать, что предмет нашей молитвы и тот, к кому обращена эта молитва, — не всегда Бог… Нам не предлагается выбор — молиться или не молиться; нам предлагается выбор — молиться Богу или с рабской мольбой, с протянутой рукой обратиться к князю мира сего, в надеже на подачку, которая будет обманна, потому что он всегда обманывает».

Вот как хочешь, так и крутись. Читаю у отца Серафима (Роуза): «Чтобы успешно противостоять миру, точащему наши души, нужно получать постоянные «впрыскивания» неотмирности. Стоит хоть на день их прервать — и мирское задавит, на два — поглотит совсем. Вскорости заметим, что и мысли у нас уже обмирщенные, и мы все меньше и меньше этому противимся… Нет рецепта богоугодной православной жизни. Всякое ее внешнее проявление может оказаться фальшивым, все зависит от состояния души, трепетно предстоящей Богу…».

И опять все у меня упирается в правило. Все отцы твердят: бессмысленно тупо вычитывать молитвы из молитвослова, нужно сосредоточиться, произносить их от сердца, как свои. Тридцать лет я бьюсь над этой неразрешимой задачей. Листаю свои дневники. 1985 г.: «Как только начинаю читать правило — в голове сразу калейдоскоп обрывков самых разных мыслей, воспоминаний и впечатлений». 1988-й, 1993-й, 1996-й, 1999-й — все одно и то же…

Тогда зачем это все? Да просто я точно знаю, что больна. Хронически. Практически инвалид детства. И если я не буду заставлять себя каждый день читать утренние и вечерние молитвы (а если сосредоточится не удается, то и по два-три раза) и главу из Евангелия и хотя бы по воскресеньям ходить в храм — всё, паралич мне обеспечен. Где найти для всего этого время и место? Не знаю, каждый раз — по ситуации. Трудно? Не то слово. А кто сказал, что будет легко? Но куда деваться-то, если болен? Спросите параолимпийцев, трудно ли без ног или с повреждением спинного мозга, на коляске, играть в баскетбол или регби? Играют же, хоть и остаются инвалидами.

Я долго не понимала, почему мне все твердят: подвиг, подвиг, подвиг… Ну почему я должна превратить всю жизнь в какое-то непрерывное преодоление? А мне говорили: «Всякий христианин — подвижник. Человеческая природа так искривлена, что на нее приходится жестоко нажимать, если хочешь выровнять себя по евангельским меркам, и выравнивать приходится каждый день, каждый час».

Выходит, если не тренироваться, так и пролежишь всю жизнь бревном — изнемогая от жалости к себе и злобы на весь мир за такую чудовищную несправедливость? А если через лень и боль все-таки каждый день вытягивать себя на тренировку? Насколько велик шанс в конце концов приобщиться азарта и радости наравне со здоровыми?

Учиться, учиться и учиться…

Моя подруга как-то пожаловалась, что не может читать молитвы из молитвослова — ну не чувствует она их своими, хоть тресни. Мне повезло, у меня такой проблемы не было. Зато была другая: не миновала меня общая участь многих новоначальных: начитавшись святых отцов-аскетов и «заполировав» образовавшийся в голове немыслимый коктейль «Откровенными рассказами странника», мало кто не примерял на себя «смиренные ризы исихастов». Слава Богу, что рядом были люди мудрые и опытные, которые умели сдерживать эти безумные порывы.

Как-то, когда я очередной раз пристала к одному из них с вопросом, как же мне «умно» молиться Иисусовой молитвой в моей повседневной московской жизни, он сказал: «Молись, только хоть шепотом, но непременно вслух, а вместо четок перебирай фаланги пальцев». «Батюшка, как же я буду это делать в метро?» — оторопела я. «Ничего, за сумасшедшую будут принимать — зато приставать никто не будет», — был ответ.

После таких обливаний холодной водой на «подвиги» уже не так тянуло. Тем более что утолить жажду духовную было где — десять лет параллельно работе в светском журнале шло врастание в жизнь церковную: попросили помочь — пришлось учиться сначала на чтеца, потом на уставщика, потом петь на клиросе, потом регентовать… Тропари, кондаки, стихиры, паремии, всенощные, часы, литургии, молебны, панихиды, отпевания — тысячи прекрасных молитвенных слов, многократно пропущенных через твое сознание… А молитва? Спросите тех, кто поет на клиросе, удается ли им там помолиться.

А тут еще отцы мои духовные задачки подкидывают: «Помолчи. Мы все: дай, дай, помоги, помилуй — тараторим, тараторим. Где же тут Богу хоть слово вставить, чтобы мы его услышали. Остановись, замолчи перед Ним хоть на минуту, ни о чем не думай, просто умились, глядя на Его образ». «Ты Бога благодаришь? Или все только клянчишь?»

А потом школа кончилась. Выпускным экзаменом стали полгода послушания в монастыре. Когда пришла пора решать, оставаться там или нет, батюшка, который меня туда направил, сказал просто: «Если готова быть всем слугой — иди в монастырь, нет — уходи». Я честно сказала: «Нет, не готова». И получила благословение идти работать… на радио, в английскую службу Иновещания, там у батюшки были чада духовные.

Как же меня ломало! Как наркомана. Пытка шумом физическим. Пытка шумом информационным. Попробуйте помолитесь, когда вы по двенадцать часов в день переводите политические новости. И, главное, зачем? Кому все это нужно?

Это я поняла только несколько лет спустя, когда родители мои стали болеть и сдавать, а наша бесплатная медицина окончательно превратилась в денежный пылесос. Но ведь помощь близким в их немощи, да еще если их каждодневная нужда в нас растягивается на долгие годы, без молитвы — ноша неподъемная. Иначе жизнь превращается в нескончаемую муку и для помогающего, и для принимающих помощь. А как втиснуть все это в те же неизменные 24 часа?

Я тебя люблю

Впрочем, молиться за других у меня всегда получалось как раз лучше всего. Особенно, когда молишься о ком-то, кого любишь. Тут откуда что берется: и сердце открыто, и внимание сосредоточено, и все твое существо устремлено к Богу! Но не ради Него, не от ощущения Его присутствия, веры в Него, тоски по Нему, стремления почувствовать и исполнить Его волю, а потому что душа твоя болит о ком-то. Но не о Боге. Проходит время, боль стихает, и снова рассеиваешься и охладеваешь — до следующего испытания.

Смотрю на влюбленных и завидую — они по сто раз на дню обмениваются эсэмэсками, весь смысл которых, по сути, сводится к одному: «Я тебя люблю». И не надоедает! А если любимый не отвечает? Пишешь ему, пишешь, а в ответ — тишина? Места же себе не находишь, пока не выяснится, что это просто мобильник «завис» или у оператора сбой. А тут, когда без молитвы в «мобильнике» моей души садится аккумулятор и я уже просто не в состоянии услышать Бога, я этого даже не замечаю.

Когда-то мне говорили: «Голод по Богу иногда так же важен, как молитва. Если дела житейские мешают тебе побыть с Ним, пообщаться с Ним, просто помолчать в Его присутствии, а тебе больше всего на свете хочется именно этого — это твое стремление уже и есть твоя молитва». И еще: «Если тебе в кои-то веки удалось сосредоточиться и начать молиться со вниманием, и в этот самый момент к тебе кто-то придет или позвонит и попросит помощи, брось все и иди, помогай. Потому что молитва твоя — это твое частное дело, а помощь ближнему — дело Божие».

Ну, с помощью, вроде, все понятно, об этом еще Иоанн Лествичник писал. А вот с молитвой-то как быть? Как молиться, да еще постоянно, человеку, живущему сегодня в мегаполисе? Студенту, врачу, программисту, менеджеру, журналисту, официанту, водителю, лавирующему в бесконечных пробках? Начинает казаться, что внутреннее пространство для молитвы осталось разве что у таджиков-дворников.

И вдруг на самом бегу пронзит какая-нибудь сущая безделица — алая ветка клена, вспыхнувшая огнем в лучах осеннего солнца, стайка снегирей, неведомо каким ветром занесенная в самый центр города, первый хруст снега под ногой на морозе — радостью жизни, той что за делами, и само рванется из самого сердца: «Слава Тебе, Господи! Слава Тебе!»

Так можно ли молиться в большом городе? Конечно, можно. Не молиться — нельзя. Сколько раз бывало — думаешь: «Да гори оно огнем! Все равно ничего не получается. Буду жить, как все нормальные люди». И какое-то время живешь. Но мелькнет на горизонте отблеск той, пасхальной радости, которой ты когда-то приобщился, и затоскует, заноет душа, и такими бессмысленными и блеклыми покажутся все другие радости, что, спотыкаясь и падая, снова выбираешься на знакомую дорогу и бредешь.

Прав, видно, митрополит Антоний. «Если то, что ты получил первоначально, для тебя оказалось драгоценностью, тогда стоит искать всю жизнь. Даже если только к концу жизни найдешь — все равно стоит всю жизнь искать, потому что без этого нельзя жить».

О пользе пробок

Протоиерей Максим Козлов,
настоятель домового храма святой мученицы Татианы при МГУ им. М. В. Ломоносова

Думаю, сама постановка вопроса о сложности молитвы в современном мегаполисе — несколько романтическая. Она предполагает, что раньше в какие-то другие, благословенные времена у людей были необходимые для молитвы тишина и покой, а сегодня мы их лишены. Однако из мемуаров людей, живших, скажем, в позапрошлом веке, хорошо видно что многие из них в своей духовной жизни сталкивались с точно такими же проблемами. Да, у них не было айфонов и айпадов, и шумели тогда на улицах не автомобили, а другие средства транспорта. Но вспомним хотя бы о количестве детей, обыкновенном для того времени, и сразу станет понятно, что тишины и покоя у огромного количества людей и в прежние времена было столь же немного, как и у нас сегодня. Также нельзя сказать, будто где-то там, за МКАД, в тихой провинции человеку проще молиться. Конечно, люди живут там размереннее и спокойнее, чем в столице, но и у них тоже — свой круговорот неотложных дел.

Поэтому чтобы сегодня духовно настроиться на молитву, нужно как минимум отказаться от этой исключительной оценки нынешнего времени и места, которые будто бы «чрезвычайно затрудняют нашу духовную жизнь».

Любые внешние обстоятельства жизни, лишая нас одного, всегда дают нам что-то другое. Надо только постараться это «что-то» разглядеть и научиться использовать. Например, сегодня в большом городе мы много перемещаемся в пространстве, все время куда-нибудь едем — в метро или в автомобиле, стоим в пробках... Молиться в пути — одна из наилучших возможностей. Тут есть время и для практики умной молитвы, и для чтения выученной части правила. Если даже это затруднительно, у нас есть достижения современной цивилизации — можно поставить диск в машине или включить плеер в метро. И в какой-то степени изолировать себя от окружающего мира, слушая молитву в записи.

Кроме того, можно и нужно молиться еще и своими словами. Нельзя сводить молитву только к вычитыванию или выслушиванию готового текста, написанного не тобой, а другими людьми. Но также нельзя свести молитву и к другой крайности, когда человек говорит себе: ну все, теперь я буду молиться только своими словами. Ибо в итоге это будет значить, что мы:

а) минимизируем молитву — потому что редко кто способен молиться своими словами долго и серьезно;

б) почти у каждого человека в таком случае образуются свои формульные тексты, которые будут пониже и пожиже как формой, так и содержанием. Ведь тексты молитв, составленных святыми, основаны на духовном опыте этих святых, стремившихся к единому на потребу (Лк 10:42). В нашей жизни и в наших молитвах этого стремления куда меньше. Поэтому разумнее всего соблюдать некий баланс — и своими словами молиться, когда душа этого просит, и правило ни в коем случае не оставлять.

Общий для всех совет тут один: не разводить руками и не жаловаться на окружающую действительность, а всегда стараться увидеть и максимально использовать те возможности для молитвы, которые Бог дает нам здесь и сейчас.

Автор: БОРИСОВА Марина, журнал Фома

Монолог нерожденного человека

Первый Месяц
Мама, я всего еще два сантиметра ростом, но у меня все органы на месте.
Я люблю твой голос.
Каждый раз, когда слышу его, машу ножками и ручками.
Биение твоего сердца - моя любимая колыбельная.

Второй месяц
Мама, сегодня я научилась сосать большой палец.
Если бы ты меня видела, ты могла бы уже назвать младенцем.
Но я еще не настолько большая, чтобы обойтись без своего домика.
Здесь так тепло и уютно.

Месяц третий
Мама, угадай, кто я! Я - Девочка! Надеюсь, ты этому рада.
Я хочу, чтобы ты всегда была счастлива.
Мне не нравится, когда ты плачешь, ты кажешься такой грустной.
Я тоже из-за этого грущу и плачу вместе с тобой, хоть ты меня и не слышишь.

Четвертый месяц
Мама, у меня начали расти волосы.
Они довольно короткие и тонкие, но они еще вырастут.
Я много двигаюсь.
Я уже умею вертеть головой, шевелить пальчиками и тянуть свои ножки и ручки.
У меня здорово получается.

Пятый месяц
Ты опять ходила к врачу.
Мама, он тебя обманывает, когда говорит, что я не ребенок.
Я ребенок, твой ребенок.
Я думаю и чувствую.
Мама, что такое аборт?

Шестой месяц
Я опять слышу голос этого врача.
Он мне не нравится, он кажется холодным и бессердечным.
Что-то вторгается в мой домик.
Врач назвал это иглой.
Мама, что это такое? Как жжет! Скажи ему, чтобы перестал!
Я не могу спрятаться от этого! Мама! Помоги же мне!!

Седьмой месяц
Мама, я в порядке.
Я на небесах.
Бог рассказал мне об аборте.
Почему ты отказалась от меня, мама?

Каждый аборт - еще одно остановленное сердце.
Еще одна пара глаз, которые никогда не смогут видеть.
Еще одна пара рук, которые никогда не смогут трогать.
Еще одна пара ног, которые никогда не смогут бегать.
Еще один рот, который никогда ничего не скажет.


См. также: про аборты.

Прыг: 036 037 038 039 040 041 042 043 044 045 046
Скок: 010 020 030 040 050 060 070 080 090 100
Шарах: 100



E-mail подписка:


Клайв Стейплз Льюис
Письма Баламута
Книга показывает духовную жизнь человека, идя от противного, будучи написанной в форме писем старого беса к молодому бесенку-искусителю.

Пр. Валентин Свенцицкий
Диалоги
В книге воспроизводится спор "Духовника", представителя православного священства, и "Неизвестного", интеллигента, не имеющего веры и страдающего от неспособности ее обрести с помощью доводов холодного ума.

Анатолий Гармаев
Пути и ошибки новоначальных
Живым и простым языком автор рассматривает наиболее актуальные проблемы, с которыми сталкивается современный человек на пути к Богу.

Александра Соколова
Повесть о православном воспитании: Две моих свечи. Дочь Иерусалима
В интересной художественной форме автор дает практические ответы на актуальнейшие вопросы современной семейной жизни.

ООО "Группа компаний Азимут" предлагает дизельные электростанции различных модификаций. Цены минимально возможные на рынке, при этом качество не страдает. Подробности можно узнать на сайте www.gc-azimut.ru или по адресу 123592, Москва, ул. Кулакова 20, стр 1А, тел. (495) 781-8472, 781-8473