«Этика и эстетика»

Рассказ Ирины Рогалёвой.

Татьяна остановилась напротив школы, глубоко вздохнула, задержала дыхание и на счет три выдохнула. «Хорошо, что я хожу на йогу, а то бы с ума сошла от стрессов». Покончив с дыхательной гимнастикой, она подмазала губы, посмотрелась в зеркальце, и по-американски улыбнулась всеми зубами своему отражению. «К бою готова! Сейчас я покажу этому попу, как морочить головы взрослым людям. Покоя нет от церковников, лезут везде! Уже до школы добрались!»

Молодая женщина вышла из машины и, решительно стуча высокими каблуками, зашла в школьное здание.

- Тань, привет! Подожди! – догнал ее на лестнице Олег, отец Пашки Смирнова. – Хорошо выглядишь. Не боишься священника смутить? – он выразительно посмотрел на ее короткую красную юбку.

- Это он к нам пришел, а не мы к нему, - передернула женщина плечами. – Не нравится, пусть уходит!

- Тань, а ты за какой предмет голосовать будешь?

- За этику и эстетику! Культуры нашим детям катастрофически не хватает! – нарочито громко ответила она, входя в класс. Пусть все знают мнение председателя родительского комитета.

Татьяна уселась на место сына, за первую парту и по-хозяйски оглядела отремонтированное помещение. На каждом столе компьютер, новые парты, вместо старых деревянных рам стеклопакеты. «Жаль, что в моем детстве было по-другому, - подумала она, - хотя, если бы у нас были компьютеры, то вряд ли я бы столько прочитала. Играла бы, как Гошка, в компьютерные игры весь день или в «Одноклассниках» сидела».

Класс потихоньку заполнялся. Родителей пришло неожиданно много. «Надо же, почти сто процентная явка», - удивилась Татьяна, отмечая в тетради фамилии пришедших.

- Тань, можно к тебе? – не дожидаясь ответа, на соседний стул села худенькая голубоглазая Лена, мать Антона, с которым вроде бы дружил Гошка.

- Зачем спрашиваешь, если уже села? – Татьяна поставила галочку напротив фамилии Асвариш.

«Ничего не понимаю в современных детях, - вздохнула она. - Спрашиваю Гошку: «Антон тебе друг?» - он отвечает: «Когда дает телефон поиграть, то друг, а когда не дает, то, не друг». Вот, пусть им на этике и объясняют, что такое дружба».

- Тань, смотри, как смешно – каждый родитель сел на место своего ребенка, - хихикнула Лена. – А ты заметила, как папаша Федьки Лукина похож на медведя – огромный, лохматый, вот-вот зарычит.

- Точно, Лукин старший - вылитый медведь, - услышал ее слова Виктор Мережко, отец Катеньки, самой красивой девочки в классе. – А его Федор похож на медвежонка: толстый и неповоротливый. Катя говорит, что он постоянно физкультуру сачкует.

- У мальчика нарушен обмен веществ, - вмешалась в разговор Оксана Прокопова, мать Людочки, сидящая через проход. – Поэтому у него лишний вес. Кстати, вы за какой предмет будете голосовать? Я – за историю религий. Сама ничего о них не знаю, так пусть ребенок послушает. Потом расскажет и о буддизме, и об исламе. А то сейчас столько религиозных направлений.

- Я – за… - Виктор замолчал на полуслове. В класс вошел священник.

- Здравствуйте! – улыбнулся он немного смущенно.

- Здравствуйте, - ответил нестройный хор голосов, а увалень Мережко даже привстал.

- Давайте знакомиться, меня зовут отец Игорь, я протоиерей РПЦ, настоятель храма апостолов Петра и Павла.

«Надо же, такой молодой, а уже настоятель. – Татьяна внимательно рассматривала священника. – Симпатичный, даже красивый. Борода аккуратно подстрижена, а не веником торчит, как в фильмах показывают. Высокий, стройный. Только зачем он этот черный балахон надел? Остался бы в джинсах, вон они из-под балахона торчат. И ботиночки у него «екко», недешевые ботиночки. Интересно, на какой машине он приехал? Надо будет посмотреть после собрания. Сейчас все они на дорогих машинах разъезжают». Поп производил приятное впечатление, что Татьяне было неприятно.

«Чувствуется, батек-то молодой, да не простой. Простого - бы к нам не отправили, - размышлял Олег Смирнов, приветливо глядя на отца Игоря. – Наверное, его благочинный благословил на сей подвиг». Олег посмотрел по сторонам. Лица родителей были напряжены, чувствовалось, что разговор предстоял серьезный. «Неужели они боятся, что их дети поверят в существования Бога? В то, что землю, небо, нас создал Господь? Неужели кому-то нравится верить в то, что человек произошел от обезьяны? Уже и ученые убедились, что это не так. Стоит только задуматься о том, как невероятно сложно и вместе с тем логично устроен наш мир. Невозможно полностью вместить умом зарождение жизни. Ее тайну люди никогда не разгадают, как и тайну яйца или зерна или любой травинки. Это понятно только Создателю. Ученые могут лишь разобрать то, что Им создано, и из этих частей собрать что-то другое, не более. Люди, в большинстве, не хотят думать ни о чем, кроме себя и своей жизни. К тому же их всячески отвлекают от самого мыслительного процесса. А может, родители боятся, что их дети узнают, что такое грех и поймут, что мир, который им выдают за правильный, вовсе не такой. Что нельзя жить для себя, а надо жить для других, что нельзя лгать, хитрить, лукавить, искать выгоду. Но ведь так живет большинство. Получается, что родителям выгодно скрывать правду от детей, чтобы те не обличили их, и чтобы им не было стыдно перед детьми. Церковь – это единственное место, где сегодня можно спастись, очиститься от грязи и разврата, но как объяснить это людям, которые не хотят ничего слышать? Невозможно объяснить человеку, что такое чистый воздух, пока он сам его не вдохнет».

Олег был верующим. Он не только ходил в храм по воскресеньям, читал Библию и святых отцов, но и молился перед едой, чем несказанно раздражал тещу, с которой они с женой и сыном жили вместе. «Твой-то совсем поддался религиозному дурману», - говорила она дочери, когда зять в законный выходной, вместо того чтобы спать, шел в церковь, непонятно зачем. Нет, теща тоже туда иногда заходила свечку поставить, когда была нужда что-либо сделать или купить, или подруга заболела, или умер кто, но просто так тратить воскресное утро, она еще из ума не выжила.

Жена более спокойно относилась к религиозности мужа и даже разрешала Олегу причащать Пашку. Когда сыну исполнилось семь лет и настало время исповеди, жена вдруг запретила водить ребенка в храм. «Если Пашку что-то тяготит, пусть он мне скажет. Я мать, я лучше священника знаю, что моему ребенку полезно», - заявила она. Олег ее и уговаривал, и священное писание цитировал: «Не мешайте детям приходить ко мне», и статьи разные читал – ничто не помогло. «А будешь ребенка в церковь втихаря водить, будет хуже!», - пригрозила теща.

- Я не буду уговаривать вас голосовать за предмет «Основы православной культуры», я только хочу спросить – как вы считаете, что лучше: честный порядочный, но не очень культурный человек или образованный эстет, но подлец?

«Ничего себе батюшка дает!», - оторвался Олег от своих мыслей.

- Вы на кого намекаете? – возмутился Виктор.

- А может быть и честный и образованный эстет?! – засмеялась Леночка.

- А без попов что, честным человеком уже быть нельзя? – раздался женский голос с задней парты.

- Я – за историю религий! – невпопад крикнула Оксана.

Поднялся страшный гул.

- Уважаемые родители, успокойтесь, - поднял руку отец Игорь. – Давайте, каждый выскажет свое мнение и обоснует его.

- Этак мы до утра не разойдемся, - буркнул старший Лукин. – Давайте проголосуем, и все!

- А Вы за какой предмет будете голосовать? – спросил его отец Игорь.

- За основы православной культуры, конечно, - неожиданно для всех ответил Лукин. – Я русский человек, и хоть в церковь не хожу, но в Бога верю. У меня дед на Курской дуге воевал, так он рассказывал, что однажды перед боем там Богородица явилась. Ее все видели - и наши и немцы. После этого фашисты деру дали, а дед в Бога уверовал. Я хочу, чтобы мой сын узнал историю нашей православной веры, чтобы заповеди узнал, понял, что такое хорошо, а что такое плохо. Сейчас ведь мир вверх тормашками перевернут. Что раньше было плохо – стало хорошо, что было ужасно – стало нормой. Педики женятся, молодежь в блуде живет, все врут, и думают только о деньгах. Про то, как вилку с ножом держать и другие политесы я сыну сам расскажу, а про веру христианскую я ничего не знаю. В общем, я – за ОПК!

- Ага, расскажет он про политесы, медведь неотесанный, - фыркнула Леночка в ухо Татьяне. – А что значит - живут в блуде? – громко спросила она.

- Брак, прежде всего, это ответственность за жизнь другого человека, - начал говорить отец Игорь приятным мягким баритоном, - раньше люди женились для того, чтобы создать семью, родить детей и прожить всю жизнь вместе, неся тяготы друг друга. Любые отношения вне брака – это блуд. Церковь грехи любодеяния и прелюбодеяния относит к смертным грехам. Это не значит, что совершив их, вы тут же умрете, - предвосхитил он вопрос Лены, - этими грехами Вы убиваете свою душу. Мне на исповеди и мужчины и женщины рассказывали, что после блуда или измены супругу, на душе бывает так тошно, так тяжело, что жить не хочется.

- А как же тайна исповеди? – крикнул веселый мужской голос с «камчатки».

- Я же вам не называю имени, кто сказал, значит, тайна сохранена, - спокойно пояснил священник.

«Словно врач с больными разговаривает», - подумала Татьяна.

- Бог сказал Адаму и Еве «плодитесь и размножайтесь», а не наслаждайтесь друг другом, - закончил мысль отец Игорь.

- Может это и так, в чем я лично сомневаюсь, - вступила в разговор Оксана, - но это было неизвестно когда. Может, миллионы лет назад. А сейчас другое время – рождение детей можно планировать. Объясните мне, если молодые люди не хотят иметь детей, зачем им брак?

- Чтобы избежать блуда, беспорядочных связей, которые ведут к бесплодию и распущенности. Живя с партнером, не желая иметь потомство, женщина вынуждена предохраняться. Сегодня, как правило, медики предлагают ей гормональные контрацептивы, регулярное применение которых ведет к бесплодию. Получается, что когда женщина захочет ребенка, забеременеть ей будет трудно, она будет вынуждена долго лечиться или прибегать к искусственному оплодотворению. Хорошо, если партнер согласен ждать, но, как правило, мужчина, не хотящий брать на себя ответственность, и в этом случае уходит от проблем. Рождаемость катастрофически падает, что бы нам не говорили.

«Прямо лекцию нам читает», - начала раздражаться Татьяна. – И к чему эти разговоры о детях? Надо по существу говорить».

- А у Вас дети есть? – спросил Виктор.

- Да, четверо.

- Сколько?! - ахнул класс.

- Четверо, - улыбнулся отец Игорь и достал из бумажника фотографию своей семьи, на которой молодая светловолосая красивая женщина и четверо детишек погодок старательно улыбались в камеру.

Снимок пошел по рукам. Татьяна почувствовала, что отношение к священнику поменялось. «Надо что-то делать, а то проголосует сентиментальное большинство за многодетного красавца, и будут наши дети зубрить молитвы и псалмы».

- А Вам известно, что урок ОПК будет занимать время, отведенное на литературу? – достала Татьяна из рукава свой козырь.

- К сожалению, это так, - вздохнул отец Игорь, - мне самому это не нравится. Но учитель ОПК может закреплять пройденный материал на примерах из нашей замечательной классической русской литературы. В основе православия лежит любовь. Любовь к ближнему, любовь к родителям, любовь ко всему миру, любовь к Богу. Вы знаете, что означает слово любовь?

- Нет, - хором ответил класс.

- Лю – люди, бо - Бога, ве - ведают, - в столбик написал отец Игорь на доске.

- Ничего себе, - поразилась Оксана, - а я никогда об этом не слышала.

- Вы не представляете, как интересно изучать церковно-славянский язык, - увлеченно заговорил батюшка, - раньше не только каждое слово, но и каждый звук, буква имели свое значение.

- Я думала здесь собрание, а у вас лекция по лингвистике, - в класс, улыбаясь, вошла Вера Петровна, классная руководительница 5-го «Б». – Здравствуйте, простите за опоздание, была на совещании у директора. Продолжайте, отец Игорь.

Учительница села за последнюю парту.

«Интересно, где они познакомились? – задумалась Татьяна, - может в церкви? Но наша Вера на верующую не похожа: ходит все время в брючном костюме, косметикой пользуется. Ладно, потом спрошу у нее».

- А этот язык входит в курс ОПК? – заинтересовались несколько мамаш.

- К сожалению, не входит, но вы можете сами найти материал в интернете и почитать детям, - обрадовался положительной динамике отец Игорь.

- Кстати, об учителе, - поднялся с места Олег. – Я православный, но я против преподавания ОПК в школе. Я считаю, что неверующий учитель, кроме вреда, ничего не принесет нашим детям. Представляете, если я, филолог, возьмусь преподавать химию?

«Ура! Нашего полку неожиданно прибыло» - обрадовалась Татьяна.

- Если уж верующие против этого предмета, то о чем мы говорим?! – заявила она.

- Подождите, давайте разберемся, - мягко улыбнулся отец Игорь, - конечно, в идеале было бы хорошо, чтобы ОПК преподавал священник или верующий человек, но в школу нас не пускают. Наверное, боятся, что мы своим видом напугаем детей, - пошутил он, но никто не улыбнулся. «Еще один прокол», - отметила довольная Татьяна. – Но я считаю, - продолжил священник, - что в большинстве случаев педагоги справятся с задачей, если будут просто придерживаться учебника. Ведь это не вероучительный предмет, а культурологический. Подход к изучению христианской истории и культуры иной, чем в воскресных школах.

- А как они будут отвечать детям на вопросы, если ответов в учебнике нет? – спросили с камчатки.

- Честно скажем, что не знаем, но постараемся ответить на следующем занятии. Проконсультируемся у священника, можно по телефону или в интернете, - сказала вместо отца Игоря Вера Петровна. – Если педагог будет ответственно относиться к предмету, то у него все получится.

«Провал! - мелькнуло в голове у Татьяны, - если уж классная за ОПК, то все пойдут за ней».

- А я все-таки хочу, чтобы моя дочь изучала истории всех религий, а потом сама сделала выбор, какую из них выбрать или остаться атеисткой, - немного картавя, заявил отец Майи Шаферсон. – Сейчас в городе живет много мусульман, мы должны уважать и знать их вероисповедание тоже.

- Должны, - кивнул головой отец Игорь, - но после того, как хорошо узнаем свое. Я так думаю, - добавил он.

- И я так думаю, - поддержала его учительница, - к тому же я не уверена, что одиннадцатилетний ребенок сможет разобраться в предлагаемом объеме материала основ мировых религиозных культур. Даже я, просмотрев пособие, растерялась. Я бы ввела этот предмет для старшеклассников.

«Надо же, какой тандем!» - Татьяна от злости начала грызть ручку.

- Нет, вы все-таки объясните, чем урок основ православной культуры лучше основ светской этики? – раздраженно спросил Виктор.

- Он не лучше и не хуже, - ответил священник. - И тот и другой предмет нужен детям, но нас поставили перед выбором, и мы должны его сделать. Я считаю, что одна из задач церкви – это, как бы громко не прозвучали эти слова, спасение наших детей от разврата и дебилизма. Кто сегодня, кроме церкви, противостоит растлению детских душ? Подумайте над тем, что без основ христианской культуры светская этика может превратиться в грубое морализаторство, что принесет только вред.

Церковь – нравственность, написал он размашисто на доске. Нравственность – здоровое общество, была следующая надпись. Любовь, дружба, целомудрие, совесть, честность, честь, родина, уважение к старшим, доброта, нестяжательство - появлялись из-под руки священника давно забытые слова.

- Когда вы в последний раз говорили со своим ребенком на одну из этих тем? – горячо спросил он.

- У нас времени нет, мы работаем, - как-то неуверенно сказала Лена.

- Пусть школа воспитывает! – крикнул Виктор.

- А у школы сегодня тоже нет времени на воспитание ваших детей, - Вера Петровна встала рядом со священником. - Воспитание – это ваша задача, уважаемые родители. И если у вас нет на это времени или желания, - она посмотрела в глаза Виктору, и тот отвел взгляд: дневник его дочери был исписан замечаниями об ее неподобающем внешнем виде и недостойном девочки поведении – тогда доверьтесь церкви, которая кроме добра вашим детям ничего не желает. Давайте голосовать.

Председатель родительского комитета и еще несколько человек проголосовали против ОПК, но большинство было «за».

Забыв попрощаться с учительницей, Татьяна вышла из школы. Несущаяся с продленки группа детей чуть не сбила ее с ног.

- Вас что, не учили, как надо себя вести? – женщина схватила за рукав рыжего мальчугана лет десяти.

- Да пошла ты! – крикнул он, ударил ее по руке, и вырвавшись, убежал.

«Вот наглядный пример в пользу изучения этики и эстетики», - Татьяна потерла ушибленную руку. В этот момент на улицу вышел отец Игорь и направился к «хаммеру», стоявшему прямо за ее машиной. «Я так и знала! Все они одинаковые. Как были нахлебниками на шее у народа, так и остались!», - Татьяна сфотографировала батюшку на мобильный телефон. «Покажу в классе, пусть знают, кому поверили!» - злорадно подумала она. А священник прошел мимо дорогой машины, сел в «ниву», незаметную за громадным джипом, и уехал.

По дороге домой Татьяна купила продукты и набрала номер сына.

- Гошка, выскочи во двор, помоги пакеты поднять, - попросила она.

- Не могу, мам, - быстро ответил тот и отключился.

Пятый этаж без лифта. Татьяна, тяжело дыша, вошла в квартиру, поставила пакеты и зашла в комнату сына. Тот сидел за компьютером и, трясясь в такт выстрелам, жал на гашетку. Убитые им люди с жалобным воем валились на землю.

См. также:
- Другие рассказы и сказки Ирины Рогалёвой
- Ирина Рогалёва о своих сказках
- Сказка про девочку Выгоду
- Рассказ "Замёрзшие небеса"

Сей род ищущих Господа

Новый рассказ Ольги Рожнёвой
Посвящается моему первому духовному
наставнику, игумену С.

Сей род ищущих Господа Из капитанской рубки раздавались и неслись над Чусовой крики и брань. Хлипкая дверца рубки ходила ходуном от завязавшейся потасовки, и было непонятно, чем закончится переправа на другой берег. Отец Савватий тяжело вздохнул. А начинался день прекрасно.

C утра он на этом же пароме быстро пересёк Чусовую и навестил свою прихожанку, заболевшую Нюру: пособоровал, исповедал, причастил. После причастия больной стало ощутимо легче, и Нюра даже встала с кровати, с которой не поднималась уже несколько недель. И не только встала, а ещё и разогрела грибную похлёбку, сваренную заботливой соседкой Татьяной.

Они с батюшкой не спеша хлебали ароматное кушанье и жмурились на весеннее солнышко, заглянувшее в избу. За спиной уютно трещала печь, серая кошка Муся ласково тёрлась о ноги хозяйки, а Нюра, поглядывая в солнечное окно, стала вспоминать, как после гибели родителей осталась в семье за старшую и вырастила троих: Клаву, Колю и Мишеньку. Была, как сейчас, весна, малые делали кораблики, а она, юная, тоненькая, ворочала тяжёлые чугунки в печке. Устав до изнеможения, отругала братишек за непорядок, а потом расплакалась, они же её и стали утешать.

Отец Савватий слушал, не перебивая, и радовался, что лёгкий румянец сменил восковую смертельную бледность её лица. Думал: «Бог милостив, поживёт ещё наша Нюра».

Потом батюшка возвращался с затянувшейся требы. Шёл по дороге к парому, ласковое солнце приятно грело спину, но ветер был ещё холодным, полным весенней свежести. Река, словно вздохнув полной грудью, выросла, разлилась весенним паводком. Жаворонок заливался высокой трелью над весенними просторами, набухали почки, набирали силу первые клейкие зелёные листочки на деревьях.

Отец Савватий не спешил. До парома было целых полтора часа, да потом сам паром минут сорок, не меньше, боролся с волнами, плыл на другой берег Чусовой – туда, где на Митейной горе золотом сверкали купола белоснежного монастырского храма. Игумен Савватий был духовником и строителем этого монастыря, а Митейная, или Святая, гора за двадцать пять лет стала ему родным домом.

Отчего-то подобно Нюре он стал вспоминать прошедшие дни. Шёл по улице, знакомой до каждого кустика на обочине, вдыхал полной грудью пьянящий весенний воздух, а в голове теснились образы из минувших лет... Иногда так бывает: ты долго не вспоминаешь о прошлом, а потом – в пути или перед сном – вдруг нахлынут воспоминания и наполнят сердце своей остротой и свежестью, как будто вчера это было... Разбередят душу, и ты заново переживаёшь боль и радость минувших дней.

Как он, горожанин, оказался в этой глуши? Когда ступил на путь, который привёл его на эту гору, продуваемую всеми ветрами?

В храм Серёжа ходил с раннего детства с любимой бабушкой. Продолжал ходить в школе. Учителя-атеисты настраивали класс против верующего мальчика. Но он не обращал внимания на насмешки, издевательства и даже на побои... Потом был строительный техникум, где он тоже не скрывал своей веры. Отец, работавший на военном заводе, бросался на него с кулаками, жаловался властям, призывая их «спасти сына из сетей религиозного дурмана».

На практике в чужом городе он сразу же нашёл церковь, и священник, увидев среди бабушек пятнадцатилетнего паренька, предложил стать алтарником. Так он обрёл первого духовного наставника, протоиерея Виктора. Жил в его семье два года, спал рядом с его детишками.

Как-то он помогал отцу Виктору сослужить архиепископу на праздничной службе, и тот благословил юного пономаря приехать в кафедральный собор. С того времени несколько лет Сергей выполнял обязанности иподьякона.

После его рукоположения в дьяконы отец писал жалобы властям и уполномоченный не хотел давать регистрацию, требовал, чтобы «молодого человека вернули в светскую среду». И архиепископ Афанасий сделал ход конём: пригласил уполномоченного на свой День ангела, выделил ему место на хорах и прямо в его присутствии рукоположил духовное чадо в дьяконы. Уполномоченному ничего не оставалось делать, как смириться...

Ольга Рожнева Через пару месяцев, на Духов день, дьякона Сергия рукоположили в священники и через неделю отправили сюда – на Митейную гору, на берег суровой уральской реки Чусовой.

Он получил регистрацию, собрал свои нехитрые пожитки. Чемодан получился очень тяжёлым – в основном из-за книг. А вот пошить рясу денег не было, и он нашёл в кафедральном соборе какую-то старую, изъеденную молью.

Часа два нужно было ехать на дребезжащей электричке, а потом пройти много километров пешком... И он шёл по этой дороге, как сейчас. Только стоял июнь, солнце было жарким, воздух – горячим, а дорога – такой сухой и пыльной!

Он шёл в неизвестность, и некому было встретить молодого священника. Когда-то при жизни протоиерея Николая Рагозина, известного в России старца, в храме Всех Святых на Митейной горе был многочисленный и дружный приход. Но отец Николай умер. Новые священники в этой глуши как-то не приживались, и теперь в храме никто не служил. Приход фактически распался.

Если бы только что рукоположённый батюшка знал о ждущих его испытаниях, об искушениях, скорбях и предстоящей боли – смог ли бы он тогда так смело выйти из последнего вагона старой электрички навстречу будущему? А тогда он шёл – и сердце пело; пастырь шёл к своему первому приходу, к своим первым прихожанам. И огонь веры горел так ярко и ровно. И ничто нечистое не могло коснуться души.

Можно ли сохранить в себе жажду служения Богу и ближним, пронести этот огонь веры через годы? Не обтёрлась ли душа, не загрубела ли на долгом пути? Отец Савватий задумался.

Владыка Афанасий, благословивший его постриг, говорил:

– Подумай, сынок. Ты так молод. Отдаёшь ли себе отчёт, что сейчас ты, двадцатилетний юноша, принимаешь решение за будущего тридцатилетнего, сорокалетнего мужчину, за пожилого человека? Будет ли тот зрелый мужчина согласен с юным Серёжей? Сможет ли он полностью отдать себя на служение Богу и пастве, не свернуть с пути? Не осудит ли он его за то, что выбрал такой крутой путь? Лишил семейных радостей, детей и внуков, женской любви?..

И он не знал, что ответить. Как он мог ответить за того, кем не был, кого не знал? Он знал только себя – нынешнего, – который весь горел и рвался на подвиг, таял от благодати Божией.

А потом – да, благодать отступала. Промыслительно отступала. Чтобы он знал: «без Мене не можете творить ничесоже». Тяжёлые искушения и лютая плотская брань. Ах, какой лютой она была порой! И каждый раз, когда он молился за паству, знал, что злая сила ненавидит эту молитву. Господь защищал, не позволяя врагу ударить в полную силу, покрывал Своей благодатью. Но и того, что доставалось, – было много!.. Враг нападал через людей, через искушения, причиняя болезни, нанося раны телесные и душевные.

Да... Тогда, в первый раз, он так устал идти по этой пыльной дороге, и попуток всё не было. Путь его был полон символов, был как бы прообразом будущего. Но понял он это гораздо позднее. Храм на горе представлялся раем, к которому стремишься в течение жизни. Он шёл, пот катился по лицу, по спине, и он уже сомневался, что сможет дойти сам. Внезапно у чемодана оборвалась ручка. Он пытался нести его, обхватив руками, но так стало гораздо тяжелее.

Он остановился и понял, что забыл о главном. И стал молиться. Горячо молиться.

И пришёл ответ на молитву – так Господь в его духовном младенчестве утешал и подавал помощь мгновенно. Несколько часов дорога была пустынной, и вдруг из-за поворота показался мотоцикл с коляской, который притормозил, не дожидаясь, пока он сможет поднять обессиленную руку.

Мотоциклист довёз его до парома. Переправа через реку тоже была символом – обратного пути нет. А когда поднялся на высокую гору к старому запущенному храму, его, как два ангела, встретили первые прихожанки. Старушки так искренне радовались, что наконец-то будет служба в храме и оживёт древняя Митейная гора...

Рядом с храмом стояла старая избушка. В ней жил ещё протоиерей Николай Рагозин. И две бабушки. Одну звали Валентиной, она была псаломщицей. А другую – Дарьей. Ей было уже 95 лет, и все эти годы она провела на Митейной горе, никуда не уезжая. Святость этого места притягивала и удерживала. Ведь в этих местах когда-то подвизался святой Трифон Вятский, а потом молился на горе блаженный Митейка. Ещё Дарья много лет была келейницей отца Николая.

Бабушки постарались подготовить для молодого батюшки комнатку в старой избушке, создать какой-то уют. И два колченогих стула, скрипучая кровать, казалось, тоже радовались своему новому хозяину.

...Отец Савватий замедлил шаг. Время странным образом плавилось под ярким весенним солнцем, казалось, сейчас он обернётся – и увидит себя... того, юного. За воспоминаниями и не заметил, как подошёл к парому. До отправления ещё было время, и отец Савватий сел на скамейку, укрывшись от весеннего ветра. Здесь солнышко пригревало не на шутку, и он закрыл глаза.

Разбудили голоса из рубки: разговаривали капитан и помощник. Помощник говорил негромко, а капитан, видимо, специально возвышал голос, чтобы он, отец Савватий, хорошо слышал:

– Катается туда-сюда, дармоед! Терпеть не могу этих попов! А тут на тебе, радуйся, опять его вези! Сидит на этой горе, на кладбище, как сыч! Разве нормальный человек будет жить на кладбище?! Вот то-то!

Отец Савватий улыбнулся. Да уж... Когда он приехал на Митейную гору из города, всё казалось необычным: старый заброшенный храм, покосившаяся избушка. Печка плохо держала тепло, к утру выстывала, и вода в рукомойнике замерзала. Не было удобств, не было людей. А вокруг храма действительно было кладбище. Настолько старинное, что при похоронах не замечали старых могилок, сровнявшихся с землёй, – копая яму, натыкались на старые косточки. Иногда их просто выбрасывали в сторону, заботясь только о своём покойнике. Они с бабушками собирали эти косточки и предавали погребению.

Местные привозили усопших, и он отпевал, служил панихиды. К нему подходили какие-то страшные взлохмаченные мужики и басом спрашивали, не страшно ли здесь молодому батюшке. А он отвечал: «Чего мёртвых бояться? Я за них молюсь».

Старец Николай Рагозин был духовным воином, отчитывал бесноватых. После его смерти в храме на горе пытались служить два священника, но не выдержали этой глуши, страхований, отсутствия людей, удобств – да много чего. Были и у него страхования. Спасался молитвой. Когда становилось совсем тяжело – надевал рясу отца Николая. В ней и служил.

В капитанской рубке замолчали, а потом возмущённый голос проревел:

– Насобирал возле себя баб! Монастырь у него женский, видите ли!

Второй голос стал громче:

– Ну, ты ещё скажи, что он специально монахом стал, потому что бабник!

– Всё равно, чего он там, как в малиннике...

– А тебе что – завидно, да?!

Отец Савватий снова улыбнулся. Да, монастырь у него женский. Вот уж никогда бы молодой отец Сергий не представил себе, что станет духовником и строителем женского монастыря. Но бабушки потянулись на службы, и храм ожил. Многие были чадами протоиерея Николая.

Приняли они молодого священника не сразу – сначала боялись, что сбежит. Спорили, когда пытался говорить о неосуждении, о духовной жизни.

– Вот батюшка Николай был старцем! А ты совсем молоденький! Мы ведь жизнь прожили, всё сами знам. Какая такая духовная борьба?! Нет, мы уж старенькие... Осуждали? Не-е... Это мы и не осуждам вовсе, это мы так – покалякали между собой...

И они спорили с ним, не слушались, а он был хоть и молодой, но священник. Он говорил им что-то духовное, а они смеялись, перечили, вредничали. Пару раз так его доводили, что он собирал чемодан и, украдкой смахивая слёзы, уходил на паром, чтобы вернуться в родной город.

Как-то в полном унынии уже переехал на другой берег и шёл на вокзал. Навстречу ему попалась староста храма Анна Дмитриевна:

– А вы куда это, батюшка?!

– Я от вас уезжаю.

– Нет, давайте ко мне зайдём, хоть чайку попьём...

Когда зашли в дом, она стала греть похлёбку и чай, а ему достала с полки старинные Четьи-Минеи в кожаном переплёте. Он открыл книгу на первой попавшейся странице, стал читать. И это было прямо о его жизни. Ситуация – один к одному. Только в книге святой человек, которому досаждали, всех простил и никуда не уехал.

У него появилось чёткое осознание того, что Господь Сам его вразумляет, и вся обида тут же исчезла. Он вернулся на пароме обратно, зашёл в избушку и увидел такую картину: стоят его бабушки на коленях и за него акафист читают.

А потом он уже врос в это место, душа прилепилась к Митейной горе над суровой уральской Чусовой. Он чувствовал молитвенную помощь старца Николая, который предсказал строительство монастыря и даже описал прихожанкам своего храма, будущим бабушкам, внешность своего преемника.

По их словам, описывал старец точь-в-точь его, отца Савватия. Он слушал их недоверчиво: не тянет он на преемника, так себе, обычный, ничем не примечательный священник... А спустя десять лет выросли постройки монастырские в тех самых местах, на которые указывал отец Николай.

Отец Савватий вздрогнул от неожиданного гудка: на паром въезжал здоровенный «КамАЗ»! Река играла холодными волнами, они бились и рассыпались у борта парома. О чём это он? Да, о том, как появился монастырь...

Постепенно отношения с бабушками полностью наладились: он научился молиться о них от всего сердца, покрывать их немощи своей любовью. Вот удивительно: ведь он не стал намного старше, но теперь бабушки чувствовали его пастырскую заботу и пастырскую же власть. Он стал для них не «внучком», а отцом. Любимым батюшкой.

Следующие пару лет служил спокойно. А потом всё стало опять меняться, как меняется во время путешествия рельеф местности. Видимо, какой-то отрезок его пути закончился. Так бывает: мы идём то по ровной дороге, а то – одни ухабы... И вот его собственная дорога, дав ему передышку, стала уходить в гору.

Началось с того, что он почувствовал: перестал так уставать, как раньше, втянулся. Вроде бы даже стал появляться избыток сил. Появилось какое-то внутреннее беспокойство, неудовлетворённость собой. Он встал на колени и от всей души помолился:

– Господи, как мне быть? Дай мне какое-то дело, какое-то служение, кроме того, что я сейчас делаю!

И Господь услышал его молитву. На исповеди одна бабушка попросила:

– Батюшка, возьми меня к себе! Я ведь одна совсем... Ты уж меня и похоронишь, и отпоёшь, и за упокой души моей помолишься!

И остальные как будто сговорились. Как придёт к какой-то старушке на требу, так она и просится: возьми да возьми к себе!

Они все стали нуждаться в помощи, уходе. Как-то приехал к одной своей бабушке на пароме, смотрит – пол избушки скрыт под водой, вода сантиметров на тридцать поднялась! Домик-то у неё рядом с Чусовой, а весной река разлилась. Сама лежит на кровати, нога распухла, ходить не может. Вот умри она – и ей даже глаза никто не закроет...

И он понял, что это Господь открывает ему, по его же молитве, этих бедных Лазарей, которых часто просто не замечают. Мгновенно пришло решение: он действительно возьмёт старушек к себе. А для этого построит им дом. Богадельню. Прямо рядом со своей избушкой и храмом, на Митейной горе.

У него не было денег для строительства даже баньки, не то что избы. Но как только он решил взять к себе бабушек, ему пожертвовали две тысячи. Таких денег он раньше и в руках не держал!

Вот когда пригодилось строительное образование! Он закупил материалы, нанял рабочих и начал строительство первого деревянного дома на восемь келий: четыре небольших комнаты на первом этаже и четыре на втором. В каждой келье могли жить один-два человека. Как только деньги кончились, пришли новые, и их было достаточно для оплаты рабочим и продолжения строительства. А когда дом был достроен, деньги перестали приходить.

Он поселил в этом доме старушек, и стали они жить вместе. Он служил в храме, ездил на требы, ухаживал за бабушками, а чуть позже пришли молодые сёстры – будущие монахини. Они ухаживали за бабушками, а он служил, потому что треб становилось всё больше. Всё новые прихожане искали пастырского окормления.

Его авторитет священника рос незаметно для него самого. Теперь его община состояла не только из старушек – на горе появилась молодёжь. Молодые искали подвига, монашеской жизни. Он поехал с ними к старцу Иоанну (Крестьянкину), который уже несколько лет был его духовным отцом. По пути эти славные ребята, на которых он, сам ещё молоденький, смотрел уже как отец-наставник, спорили до хрипоты:

– У нас будет женский монастырь!

– Нет, мужской!

– А вот у старца спросим: как он благословит, так и будет!

Отец Иоанн встретил их ласково. Но с юношами почти не разговаривал, а сразу же обратился к девушкам и стал наставлять их. Говорил о том, какими должны быть монахини и настоящий монастырь. Дал им благословение на основание женского монастыря.

Так и случилось. Те юноши, что ездили с ним, как-то незаметно разъехались: кто женился, кто стал семейным священником. А матушки остались.

...Из рубки загремело опять:

– Давай наливай ещё по маленькой!

– Может, хватит? Мы ж на работе... Скоро уж трогаться...

– Наливай, говорю! Всё обрыдло! Жизнь тяжёлая, несуразная! Никакой радости... А этот вон улыбается! Так бы подошёл да и ударил бы!

– Ага, он тебе ударит... Вон здоровый какой мужик, мощный... Силищи, наверное, немеряно! А и вообще – чего ты привязался-то к нему?! Поп как поп...

Отец Савватий грустно вздохнул. Он старался не смотреть в сторону рубки, чтобы не вызвать лишнего гнева, но и передвигаться на небольшом пароме, уже занятом машинами, было особенно некуда. Скамейка по другую сторону рубки была занята пассажирами легковушек. Была ещё маленькая скамеечка на корме, но там сидел один из местных жителей, Толян.

Он отличался высоким ростом и недюжинной физической силой. Служил в какой-то горячей точке, был контужен, отчего повредился и был выведен на инвалидность. Трезвый, вёл себя смирно, выпив же, частенько впадал в ярость, и тогда усмирить его могла только Валентина, высокая худая старушка. Баба Валя отличалась кротостью и добротой, но сына держала крепко, а он отчего-то робел перед матерью и слушался беспрекословно. Толян даже ходил с бабой Валей в церковь и всегда с восторгом смотрел на него, отца Савватия, особенно когда он обходил храм с кадилом.

Сейчас Анатолий сидел спокойно, похоже дремал, и не обращал внимания на громкие бранные слова, доносящиеся из капитанской рубки. Батюшка тоже отвернулся – ему и раньше приходилось ему встречаться с людской злобой и ненавистью. Иногда он был готов к этому и молился, тогда благодать молитвы защищала. А иногда удары наносились внезапно... Один раз он испытал очень сильную злобу, причём злость была примерно одинакова и у неграмотной болящей старухи, и у высокопоставленной начальницы из райисполкома.

А дело было так. Ещё в двадцатые годы храм Всех Святых на Митейной горе обезглавили – снесли купола, и здание потом отдали под спичечную фабрику. В сорок шестом церковь вернули верующим, но колоколов уже не появилось. Почти семьдесят лет не слышали эти места радостного колокольного звона.

Отец Савватий долго собирал деньги, наконец накопил на небольшие колокола и сделал первую звонницу. Он сам поднимался на неё, звонил, и такой прекрасный, нежный звон разливался над просторами Чусовой, что сердца прихожан пели вместе с ними.

И вот как-то раз, когда он, только что отзвонив, спускался по крутой лестнице, из тёмного угла раздалось злое шипение:

– Приехал сюда... молодой... в колокола он звонит... сейчас последние времена настали... уж и в церковь нельзя больше ходить, а он звонит... антихриста встречать будет своими колоколами...

Эти злые слова были так неожиданны и ударили, как ножом, прямо в сердце. Интересно, что сама болящая старушка потом вспомнить не могла, чем была вызвана такая сильная ярость.

Зато всё хорошо помнила и осознавала руководительница райисполкома – убеждённая атеистка. Обычно спокойно-надменная, она совершенно изменилась при разговоре о колоколах. Ей донесли про молодого активного священника, она вызвала его к себе и кричала, покраснев от гнева:

– Как вы посмели?! Кто вам позволил?! Вы мешаете вашими колоколами детскому саду, и школе, и местному населению! Эти отвратительные звуки нарушают общественный покой! Почему вы не пришли ко мне за разрешением?!

Райсполком находился в районном городе, в пятидесяти километрах от Митейной горы. Он спокойно ответил разбушевавшейся начальнице, что ни детский сад, ни школа не жалуются на колокольный звон:

– Кому мы можем мешать? Ведь все эти учреждения находятся довольно далеко – за Чусовой.

И тут она завизжала от ярости:

– Мне! Мне вы мешаете!!!

Лицо её страшно исказилось, и ярость эта была уже какой-то нечеловеческой.

Да... так что он привык к ударам, в том числе неожиданным.

Колокола он потом поменял на большие, и сейчас матушки научились звонить так красиво... Он опять улыбнулся.

В рубке зашлись от негодования:

– Не, ты смотри, он опять улыбается! И-ишь, дармоед, привык на бабках наживаться!

– Да ладно тебе! Чего ты сегодня так разошёлся-то?!

– Не, ну обидно же! Мы тут живём – пашем как проклятые, а он там, в монастыре в своё удовольствие! И словечки-то какие напридумывали: всё там у них «искушения», «утешения» – тьфу! Слушать противно!

– Всё, успокойся уже! Давай заводи, пора отчаливать – время!

Тяжело заработал мотор. Паром вздрогнул, качнулся и стал медленно отплывать от пристани.

«Не бабки, а бабушки», – хотелось ему поправить. Сказать о них ласково, помянуть всех добром, потому что из его первых бабушек уже никого не осталось. Окончилась их многотрудная и скорбная жизнь. Всех их он довёл до конца и по очереди проводил в вечность: исповедал, причастил, отпел... А те молоденькие сёстры, что первые пришли ухаживать за старушками, уже давно не молоды. Как и он сам...

И теперь не то чтобы настало время, чтоб подводить итоги, но наверное, чтобы понять, правильно ли идёт он по выбранной когда-то дороге, не заблудился ли, не сбился ли с пути ненароком. Может, поэтому так много воспоминаний нахлынуло сегодня?

А что насчёт утешений... Были у него и утешения – незаслуженно много, да ещё какие! От людей и от Господа. Он закрыл глаза, чтобы мысленно перебрать в памяти этот драгоценный бисер. Епископ Афанасий и протоиерей Виктор, отец Николай и архимандрит Иоанн (Крестьянкин)... Чем заслужил он эту милость – встретить таких людей на своём жизненном пути?

Рукоположение в священники... На литургии после «Херувимской» и перенесения Святых Даров он стоял на коленях перед престолом, и архиепископ Афанасий, возложив на его голову руку и край омофора, читал тайносовершительные молитвы: «Божественная благодать, всегда немощная врачующи...» А он чувствовал: словно ток проходит через всё его тело, весь дрожал от силы благодати Святаго Духа, сходившей на него. Неудержимо текли слёзы, и он чувствовал, что ещё немного – и его слабая человеческая оболочка не выдержит этого.

Рисунок Елены Григорян Потом, когда облачили его в священнические одежды – епитрахиль, пояс, фелонь, – он посмотрел на людей, собравшихся в храме, и почувствовал, как переполняет его любовь к этим людям, к пастве, которую он теперь должен пасти. Подобной любви он не испытывал никогда раньше, она пылала в сердце, он чувствовал, что любит их всех одинаково: старых и молодых, красивых и неприглядных, женщин и мужчин, детей и стариков. Такова была сила благодати рукоположения.

С годами это чувство стало слабее, он стал различать прихожан и уже не мог любить их одинаково, хоть очень старался. Но своими силами достичь такой любви невозможно... Господь дал её в начале пути туне – даром, а потом тихонечко забирал, чтобы он сам потрудился, стяжал потом эту благодать.

А постриг монашеский – тоже какая неизречённая, незаслуженная милость! Он вспомнил – и даже дыхание перехватило.

Постригали его на Белой Горе, первым, после того как начал этот монастырь возрождаться. Он знал, что братия обители в годы революции приняла мученическую смерть. И принять постриг здесь было честью для него...

Постригал его игумен Варлаам, очень почитаемый в народе священник. Он был когда-то многодетным протоиереем, потом овдовел, дети выросли, а он сам, уже старенький, принял постриг и служил на приходе. И вот владыка благословил его восстанавливать монастырь. Он за послушание взвалил на себя этот почти неподъёмный крест – последний в своей жизни. Это была его Голгофа.

Когда молодой иерей Сергий приехал на Белую Гору, здесь царила разруха: разбитый трёхэтажный корпус, разрушенный собор... Из трапезной сделали временный храм, и в этом временном храме печка топилась очень плохо. Стоял Великий пост, было так холодно, что в потире застывала Кровь. От холода приходилось служить в валенках.

Перед постригом пошли препятствия: отец Варлаам уехал, а, когда вернулся, время подошло к полуночи. Так и постригали его уже ночью. Выбрали три имени: святитель Пермский Питирим, Арсений Великий и Савватий Соловецкий. Написали эти имена на трёх записках и положили в коробку из-под клобука. Помолились. Когда он опускал руку в коробку, услышал внутренний голос: «Савватием будешь». И действительно, достал записку с именем Савватия.

Пели при постриге несколько монахинь, а он слышал вокруг себя мощный хор мужских голосов: как будто пела белогорская братия, когда-то замученная и расстрелянная. Он ощущал их присутствие всем сердцем, чувствовал родство с ними и даже украдкой смотрел по сторонам, пытаясь увидеть эту незримую братию. Это было чудом и утешением.

Потом его, только что постриженного, оставили на ночь в храме вместе с заштатным батюшкой, потому что постриженика нельзя оставлять одного. Батюшка уснул на скамейке, а он молился перед аналоем, стоя на ледяном полу, не чувствуя холода. И это было тоже чудо и утешение.

У него возникло странное ощущение: он стоит перед аналоем, а сзади – вакуум. Будто всю предшествующую жизнь отрезало – ничего нет в прошлом: ни имени, ни его прежнего. Он сам – совершенно новый человек, и впереди только будущее, как у новорождённого. Он вглядывался вперёд: что там? Перед ним открылась бездна, такая, что хотелось отшатнуться, но он остался на месте. И вот с неба спустился луч, как мост, он ступил на этот мост, пошёл по нему и увидел, что там, вверху, святые, их много, они смотрят на него и зовут к себе. Он всматривался поражённо в лица и узнавал: преподобные Савватий Соловецкий, Серафим Саровский, Сергий Радонежский, Николай Чудотворец.

Он пошёл к ним, потом побежал, и сердце захватывало, а святые смотрели так ласково и звали к себе. Он уже понимал, что целой жизни может не достать, для того чтобы хоть чуть приблизиться к ним, но продолжал бежать... И вдруг всё закрылось. Духовное видение кончилось.

Он опять увидел перед собой аналой, трапезный храм, спящего на лавке батюшку. В окнах брезжил свет, наступило утро. Это означало, что видение продолжалось очень долго, а ему показалось, что оно длилось считанные минуты. В храм вошли матушки, стали подходить под благословение, всё приняло свой обычный вид, и только тогда он стал мёрзнуть. На часах было полседьмого утра, они совершили утренние молитвы и поехали домой, на Митейную гору.

Он почти никому не рассказал об этом, только духовного отца спросил о природе своих видений: не прелесть ли это, не повреждение ли духовное? Ведь он ничем не заслужил таких высоких духовных переживаний.

...Отец Иоанн (Крестьянкин) улыбнулся ласково:

– Недостоин, говоришь? Конечно, недостоин... Мы все недостойные и уповаем только на милость Божию. А у тебя впереди много трудностей, скорбей и даже гонений. Не удивляйся. Придёт время – и ты вспомнишь мои слова. И вспомнишь то, что Господь давал тебе на заре твоей жизни для укрепления в вере.

А потом отец Иоанн умер и сердце так тосковало по наставнику, так нуждалось в его поддержке, его молитве. Уже вырос на Митейной горе монастырь, отец Савватий уже был его строителем и духовником, остались позади материальные трудности, когда у него не хватало денег, чтобы просто накормить сестёр. Со временем эти трудности ушли, но появилось уныние: вот Митейная гора, прихожане и сёстры монастыря... Это его жизнь, одинаковая изо дня в день, когда с утра до вечера нужно поддерживать своих чад, отдавая себя без остатка. Иногда приходила мысль: сам-то я ведь тоже человек. Кто позаботится обо мне? Кто поднимет, если упаду?

И когда уныние бывало особенно сильным, Сам Господь видимым образом подавал утешение, укреплял в вере.

Однажды он, как обычно, послужил литургию, затушил все лампадки до вечерней службы и пошёл в свою келью. На душе было как-то особенно тяжело, уныло. А когда он вернулся в храм на вечернюю службу и вошёл в алтарь, то, открыв боковую дверь, остолбенел: семисвечник в алтаре горел.

В изумлении подошёл к семисвечнику поближе, и, как бы для того чтобы удостоверился он в чуде, последняя лампадка, немного отставшая от других, загорелась прямо у него на глазах. А на душе стало легко и тепло, покой воцарился в сердце.

Несколько дней спустя, когда он уже начал сомневаться, не привиделось ли это, случилось похожее событие: он ставил на горнем месте лампадку и к ней три свечи. Зажёг от лампадки одну свечу, и в это время остальные в другой руке зажглись сами собой. И снова это чувство – радостный сердечный трепет от ласки Божией.

Да, Господь укреплял его в вере... На Пасхальной неделе, в пятницу, когда празднуют Живоносный Источник, он служил молебен на освящение воды. Справа пели тропари матушки, слева стояла бабушка с кадилом, а сам он – в центре, у аналоя, где была приготовлена вода в больших эмалированных бачках. И вот когда они призывали Духа Святаго снизойти на воду, он явственно увидел, как в бачках заиграла вода. Она медленно, а потом всё быстрее стала кружиться, как волнуется обычно вода, когда дует на неё сильный ветер. Так Господь показывал им видимым образом схождение благодати Духа Святаго на воду.

Но самым трогательным, самым нежным прикосновением к душе ласки Божией было одно духовное видение. Он вспомнил его сейчас, и сердце взыграло так же, как в тот день. На Успение Пресвятой Богородицы он шёл на свою, тогда ещё самодельную, звонницу, чтобы позвонить в колокола. И когда поднялся, увидел там удивительно белую голубицу. Она сидела и смотрела на него внимательно, и от вида этой белоснежной голубицы в душе разлилась неизъяснимая радость.

Он подошёл к ней потихоньку и подумал: сейчас начну звонить – и она улетит. Но она не улетала, а сидела и внимательно слушала. Когда же он закончил звонить, белоснежная голубица вспорхнула и видимым образом растаяла в воздухе. А чувство радости, духовного умиления оставалось с ним ещё долго. Потом, когда становилось тяжело, он вспоминал о ней – и это чувство возвращалось в душу.

...От резкой остановки парома отца Савватия тряхнуло. Он неохотно открыл глаза: паром стоял на середине реки, а справа к ним приближалась огромная баржа.

Из капитанской рубки раздавались и неслись над Чусовой крики и брань. Хлипкая дверца рубки ходила ходуном от завязавшейся потасовки, и было непонятно, чем закончится эта переправа на другой берег. Отец Савватий тяжело вздохнул. Он встал, подошёл к рубке, открыл рывком дверь. Толян держал капитана за горло, а помощник кричал, пытаясь размокнуть его руки. Батюшка взял Толяна за шиворот, довольно легко оторвал от капитана, выволок из рубки и повернул лицом к себе:

– Анатолий, если ты будешь себя так вести, я всё расскажу бабе Вале! Представляешь, как она расстроится, а?!

Анатолий при виде батюшки и упоминании бабы Вали обмяк. Он заискивающе зачастил:

– Не дали, не дали, у них есть, я видел! Я просил стопку мне налить, а они не дали, я по-хорошему с ними, а они не дают! Я больше не пойду к ним, не пойду, батюшка, не сердись!

Заработал мотор, и паром стал набирать скорость, уходя от столкновения с баржей. В рубке виднелось бледное лицо капитана, а перепуганный помощник выглянул – и снова захлопнул дверь.

Отец Савватий опустился на скамейку и почувствовал сильные угрызения совести: размечтался, а вот за людей и не помолился толком. Ему стало до боли в сердце жалко и капитана, и помощника, и несчастного Толяна. Не было у них таких утешений, как у него. Если б Господь дал им столько милости, сколько ему, они, может быть, старцами стали бы! За весь мир молились бы! А он? Сколько раз ездил на пароме, а за этих людей толком не помолился никогда...

Он встал на ноги, держась за перила, отвернулся в сторону, и стал горячо молиться:

– Господи, прости меня, недостойного иерея! Это я виноват, Господи, я не молился за этих людей! Они ругали меня, а я думал только о том, что это мне на пользу духовную, что полезно мне это. А ведь они ругали, потому что плохо им и помолиться за них некому. Прости меня, Господи, и пошли этим людям благодать Свою, помоги им на их тяжёлом жизненном пути, приведи к вере! Видишь, Господи, они так страдают без Тебя! Думают, что жизнь у них нескладная, а не понимают, что это без Тебя им так плохо! Смилуйся, Господи, наставь их и научи, спаси их, ими же веси судьбами!

Паром уже остановился, съехали с него машины, отправился по своим делам успокоенный Толян. Только тогда отец Савватий оторвал побелевшие от напряжения руки от перил, повернулся, подошёл к рубке, приоткрыл дверь:

– Спаси Господи! Благодарю за труды! Всего доброго!

Помощник растерянно пробормотал:

– И вам всего доброго, батюшка!

Когда паром опустел, протрезвевший капитан, потирая горло, сказал:

– Да уж! Я думал – последний час настал... Ещё баржа эта...

– А ты попа ругал... А он...

– Я его и не поблагодарил даже... Сам не знаю, как злился на него, а теперь прошла злость... Он ничего, хороший мужик, оказывается...

– А давай мы с тобой, как в следующий раз рыбы наловим, ему и снесём?

– Давай. Когда ж ему самому рыбу-то ловить?! А тут мы ему раз – и рыбки! Обрадуется, наверное...

– Точно...

И они стали оживлённо вспоминать прошлую рыбалку, прикидывать, какую именно рыбу нужно будет наловить в подарок батюшке.

...Серые холодные волны Чусовой набегали на паром и разбивались брызгами. Ласковое весеннее солнце нагревало палубу, а над рубкой неприметно парила в воздухе белоснежная голубица.


Газета ВЕРА-ЭСКОМ № 657-10


Зеркальный лабиринт

Рассказ Ирины Рогалёвой.

Из сборника "Зеркальный лабиринт"
Рисунки Карины Клименко

Зеркальный лабиринт Крон перенес тяжесть тела на правую ногу и застыл, вглядываясь в свое отражение. Неоновое зеленое освещение придавало лицу мертвенную бледность. Следующий шаг - и лицо окрасилось в синий цвет. Он вошел в синюю зону. Это означало, что идти дальше можно, но существует вероятность попасть в ловушку. Пятьдесят на пятьдесят. Опасно входить в оранжевую и красную зоны, но самое страшное - провалиться в черную дыру, откуда прямая дорога на первый уровень.

Уже год, как Крон вошел в «Зеркальное королевство». Как в любой онлайновской игре, он быстро прошел первый уровень и сразу заработал первую модель тротаутера, напоминающую обрезанный автомат Калашникова из сверхпрочного пластика. Тротаутер был удивительно легким оружием. К тому же из него можно было стрелять на любые расстояния. На пятом уровне первая модель автоматически сменилась на новую. Траектория полета ее пуль менялась на лету. Оружие было начинено сенсорными приборами, чувствующими любое температурное колебание, и определяло любой живой организм на расстоянии пяти миль.

На тринадцатом уровне Крон попал в зеркальный лабиринт - самое труднопроходимое место во всей игре. После него оставалось совсем немного до дворцовой башни, а значит, и до победы. Крон понимал, что потратит на лабиринт много времени, но чтобы полгода кружить по коридорам и проходам, этого он представить себе не мог.

За спиной раздался шорох. «Неужели кроули пробрались в лабиринт? Не может быть!» - Крон, не оглядываясь, выстрелил через плечо. Раздался звук разбитого стекла и перед ним открылся туннель, подсвеченный неприятным неоновым освещением. Теперь надо было решать: вернуться назад или идти сквозь него. Если выбрать второй вариант, то сделав шаг, можно застыть в зеркале плоской фигурой, если первый, то будешь отброшен на пять уровней назад, а этого очень не хотелось. «Была - не была!» - Крон вошел в туннель. «Только не это!» - закричал он, чувствуя, как неведомая сила засасывает его в зеркальную плоскость. «Не бойся, я тебе помогу», - услышал он Голос.

- Никита, сынок, ты дома? Есть будешь? Как первый школьный день? Варю видел? – прорвался голос матери сквозь наушники.

- Ну, дома. Ну, буду. – Никита снял «уши» и потряс головой. - «Круто я завис на этот раз. Теперь главное не осыпаться амальгамой, а то придется все начинать сначала - проходить уровни, биться с габзунами, завоевывать тротаутер. Хорошо, что можно включиться в игру с любого момента. Сейчас быстро поем и обратно».

Он встал со стула и изо всех сил потянулся. Мать вошла к нему в комнату и распахнула форточку.

– Вечно у тебя бардак! Кровать не убрана, грязища на полу! Ты опять пил эту дрянь! - она заметила банку из-под «Ред була». – Я же тебе говорила, что от этой гадости почки садятся.

- Куда они садятся? За стол или под стол? – ухмыльнулся Никита. – Не парься, все нормально с моими почками. Что там на ужин?

Мать убрала со стола выкройки, разогрела борщ и, положив в тарелку большой кусок мяса, поставила перед сыном.

- А сама?

Никита накинулся на еду. Он не ел весь день. Пакет чипсов не считался.

- Я отца подожду.

Мать с грустным лицом принялась разворачивать пакеты с новой тканью.

Маленький Никита очень любил общаться. В детском саду черноглазого мальчугана с обаятельной улыбкой знали воспитатели и дети из всех групп. Вокруг него всегда была куча друзей. Заводила и озорник Никита постоянно придумывал новые игры и любил давать игрокам необычные имена. Себя он почему-то называл Кроном.

Никита был прирожденным лидером. Несмотря на маленький рост и смешно оттопыренные уши, он нравился девочкам, но они его не интересовали.

- Я за девчонками бегать не буду, - сказал он матери, когда ему было пять лет, - нет у меня времени на эти глупости. Девчонкам подарки надо дарить, цветочки, сумки им носить. Пусть другие этой ерундой занимаются.

- А дружить с девочками можно? – улыбнулась мать.

- Если девчонка такая же умная как я, то можно, - подумав, ответил Никита. – Только я что-то таких не встречал.

Зеркальный лабиринт

Мать Никиты, Ольга, была надомной портнихой. Их небольшая кухня всегда была завалена тканями, выкройками, лентами. С раннего детства сын засыпал и просыпался под стрекот швейной машинки. Чтобы спокойно работать, Ольга постоянно включала ему телевизор. Завороженный экраном малыш часами смотрел все, что показывал ему «голубой экран». Отец Никиты был строителем и с утра до ночи пропадал на объектах. От первого брака у него было двое детей, которым надо было помогать, поэтому он брался за любую работу. Домой приходил усталый, быстро ел, включал спортивный канал и падал на диван перед телевизором. Успев пару раз крикнуть «гол», он засыпал, как убитый.

- Совсем ты сыном не занимаешься, - вздыхала Ольга.

- Подрастет Никитка, я с кредитами рассчитаюсь, тогда и займусь, - отговаривался муж.

Идя в школу, Никита был уверен, что будет в классе первым заводилой. Он придумал для одноклассников новую игру и при первой возможности рассказал ребятам ее правила, но те его стараний не оценили.

- Бегать и прятаться по коридорам – это отстой, а на чердак нас точно не пустят!

- Как ты сказал тебя зовут? Крон? Вот так имячко! Ой, не могу, держите меня!

- С чего ты решил, что будешь главным?

- На приставках играть интереснее. Можно на машинах погонять или пострелять.

- Я лучше в «Алладина» поиграю!

- А я в тетрис! – шумели и смеялись они.

В общем, играть с Никитой все отказались. Ребята разошлись, и только Варя из параллельного класса, случайно затесавшаяся в их толпу, сказала, что игра ей понравилась.

- Давай дружить!– предложила она Никите.

Пухленькая светловолосая девчонка смотрела на него таким ясным и доверчивым взглядом, что он, неожиданно для себя, согласился.

Варя оказалась классной девчонкой, веселой и доброй. Она много читала и любила разгадывать разные головоломки. Свободного времени, в отличие от Никиты, у нее не было.

Девочка занималась английским языком, рисованием, гимнастикой и училась в музыкальной школе.

- И как ты можешь столько заниматься? Я бы давно взбунтовался! – горячился Никита.

- Маме говорит, что так надо, - отвечала Варя, чем страшно его бесила. Сам Никита ни к кому не прислушивался.

В третьем классе Ольга отдала сына на продленку. Читать Никита не любил, придумывать игры ему надоело. По вечерам он часами смотрел мультики.

Никита и Варя виделись, в основном, на большой перемене. За двадцать минут они успевали рассказать друг другу все новости. Говорила обычно Варя. Никита больше молчал или жаловался на жизнь:

- Мама совсем на меня внимания не обращает, все время шьет или заказчиц принимает. Отец поздно приходит. Я его сколько раз просил на выходных в зоопарк сходить или в кино, а он все время говорит: «Потом, потом». Уже полгода обещает. А потом – суп с котом!

- Не расстраивайся. Хочешь, я со своим папой поговорю и вместе в зоопарк сходим. Он для меня всегда время находит.

Услышав, что выходной день сын проведет с Варей и ее родителями, Ольга обрадовалась. «Хорошо бы они почаще Никиту с собой брали», - подумала она.

Вскоре Варины родители пригласили Никиту на спектакль в кукольный театр, но тот отказался.

- Не люблю я театры, - пряча глаза, сказал он. – И вообще, мне больше нравится дома сидеть. Давай, как раньше, только в школе встречаться.

Варя пересказала его слова отцу и спросила:

- Папа, почему Никита отказался?

- Гордец твой друг. Ну, ничего. Может, эта болезнь у него пройдет.

- А разве гордость – это болезнь? – поразилась девочка.

- Смертельное заболевание. От него душа гибнет. Ты и сама будь осторожна. Смотри, не заразись, - отец улыбнулся, но глаза у него были серьезные.

Никита учился в пятом классе, а игровой приставки у него все еще не было. Семья жила скромно, и дорогими игрушками родители сына не баловали. Раньше мальчику хватало телевизора, но теперь он страстно хотел иметь плейстейшен.

- Родители никогда приставку не купят, а мне она так нужна! На первое сентября просил – отказали, на Новый год – тоже. У всех ребят в классе «компы» есть, у многих даже «лэптопы»! Чувствую себя лузером! – жаловался он Варе.

- Какого марта у тебя день рождения? – однажды спросила она его, что-то обдумывая.

- Шестого, а что?

- Увидишь, что, - засмеялась Варя.

Перед днем рождения Ольга спросила сына:

- Сколько мне пирожков печь? Сколько гостей у тебя будет?

- Не надо ничего печь. Не нужен мне этот день рождения. Подумаешь – одиннадцать лет! Что праздновать?

Отношения с одноклассниками у Никиты так и не сложились. После того, как они в первом классе высмеяли его игру, он держался особняком. К тому же его грызла зависть, в чем он не хотел признаваться самому себе. «Вот вырасту, стану богатым, у меня будут самый крутой комп. Тогда все мои однокашники придут ко мне и скажут: «Прости нас, Крон. Мы хотим дружить с тобой, - Я их, так и быть, прощу. И возьму в свою игру».

Вечером шестого марта, когда Никита надул щеки, чтобы задуть свечи на праздничном торте, раздался звонок, и на пороге появилась сияющая Варя. У ее ног стояла огромная коробка.

- Пап, спасибо, - крикнула девочка вслед спускавшемуся по лестнице отцу.

- Не за что, - раздался в ответ его веселый голос.

- Варька! Это мне?! Спасибо! Ты – настоящий друг! – закричал Никита, поняв, что к чему.

– Это последняя модель плэйстейшена фирмы «Сони», - объясняла Варя, пока Никита бегал за ножом, чтобы вскрыть коробку. – Даже у меня такой нет.

- Очень дорогой подарок, - растерянно повторяла мама.

- Есть у людей деньги, вот и купили. Для кого-то это, вообще, копейки! – высказался раздраженно отец и, хлопнув дверью, ушел к себе в комнату. Оттуда сразу понеслись вопли футбольных болельщиков.

Теперь, забыв про телевизор, все свободное время Никита отдавал приставке.

- Никитка, нельзя же без конца играть в бегалки и стрелялки, - огорчалась Варя. – Папа говорит, что во всем нужна умеренность.

- Вот и слушайся своего папочку, - раздражался мальчик. – А я буду делать, что хочу!

Через год у Никиты появился компьютер.

- Старенький да удаленький, наши умельцы в него большой объем памяти установили, так что играй, сынок, на здоровье, - отец с гордостью водрузил электронного монстра на письменный стол.

- Ты, Никитушка играй, да не заигрывайся, - мать с опаской потрогала монитор, - здоровья-то от этой машины точно не прибавится. А зрение можно испортить.

- А я защитный экран куплю, - неожиданно расщедрился отец. – И к Интернету завтра подключимся. Сейчас тарифы выгодные. Не разоримся.

- Надо говорить к Нету, а не к Интернету, - поправил отца счастливый Никита и помчался звонить подруге.

Николай Антонович, отец Вари не заметил, как заразил дочь программированием. Она настолько этим увлеклась, что отказалась от гимнастики.

Варя хотела заинтересовать программированием и Никиту, но тот отрезал: «Не лезь. Неинтересно». Дружба ребят стала угасать. Девочка переживала, пыталась поговорить с Никитой, но тот либо молчал, либо грубил.

Летом ему удалось подработать уборщиком в кафе. К заработанным деньгам мать немного добавила, и мечта Никиты, наконец, исполнилась - он стал владельцем нового компьютера и «ушей».

Правда, учиться стало труднее. Он стал рассеянным, часто засыпал на уроках. Мать начали вызывать в школу, и она каждый раз обещала учителям, что возьмется за сына. Но когда Ольга пыталась с ним поговорить, Никита затыкал уши, и она срывалась на крик. Тогда он, окинув мать презрительным взглядом, возвращался к призывно гудевшему «другу».

Однажды Ольга не выдержала и пошла за ним. Выдернув компьютерный шнур из розетки, она хотела продолжить разговор, но, обжегшись о наполненные ненавистью глаза сына, разрыдалалась. Обращаться за помощью к мужу было бесполезно. «Сама во всем виновата, надо было с ним заниматься, когда он был маленький, а теперь поздно. Что выросло, то выросло. Хорошо хоть дома сидит, а не с дружками дрянь всякую пьет или нюхает», - неизменно говорил тот.

Никита мать не жалел. Все, что мешало его игре, раздражало, в том числе, и она . «Сама во всем виновата. Лезет ко мне с тупыми разговорами: школа, учеба, образование. Да плевать я на них хотел. Меня этот долбанный мир вообще не интересует. Все только о деньгах и переживают. Сначала, как их раздобыть, потом – как потратить. И папаша мой не лучше. Пашет, как проклятый, чтобы обеспечить своих брошенных птенчиков! Про меня вообще не думает. Мать горбатится с утра до ночи на своих клиенток. Они ей твердят: «Ах, Олечка, вы такая рукодельница, такая талантливая!», а платят гроши. А мать стесняется цены поднимать. На улицу выйдешь – лица у людей мрачные, не дай Бог кого-нибудь заденешь, такой зверь наружу вылезет».

Все чаще, выходя из игры, Никита не мог понять, кто он – четырнадцатилетний подросток или супергерой Крон? Где игра, а где настоящая жизнь? На улице, рассматривая прохожих, он сравнивал их с героями лабиринта. «Парень с зеленым эрокезом, в черной майке с черепом во все пузо, мог бы играть за Дрока – одного из самых заклятых врагов Крона, а качок в рваных джинсах реально смахивает на Пакса, который пару раз выручал Крона из беды. Длинноногая девушка с длинными белыми волосами – вылитая Садл, роковая красавица лабиринта. Больше всего на свете она любит драгоценности и достанется тому, кто принесет их как можно больше. У Крона уже приличный запас».

Конечно, ему было известно, что за героем-силачом может скрываться сопливый доходяга геймер, а за спортивной красоткой – тридцатилетняя толстуха, хрустящая чипсами без отрыва от игры, но хотелось верить, что игроки похожи на своих героев. Так было интереснее.

Его Крон был одним из лидеров в лабиринте. Однажды Никите предложили за него целых пятьсот баксов. Разговор шел по телефону. «Продать Крона - все равно, что продать себя», - отказался он, как вдруг в голове прозвучал Голос из игры:

-А если бы тебе предложили миллион?

«Миллион! Да за эти деньги я бы все продал», - мелькнула предательская мысль.

- Молодец, - похвалил его Голос.

Никите стало жутковато.

- Эй, ты где? - прошептал он, оглядываясь, но ответа не было.

Прозвучал Голос наяву или ему послышалось, Никита не понял.

«Так бывает, - успокоил его сосед по лестнице, тоже заядлый геймер. – От недосыпа, или от усталости. Я уже давно голоса слышу. Просто стараюсь к ним не прислушиваться. А то мелют всякую чушь. Представляешь, один прямо зудит – прыгни в окно – взлетишь! Да мне полетов в замке Дракулы хватает. Я там на пятнадцатом уровне такие пике выделываю! Когда тебе твой лабиринт надоест, давай к нам. Я тебе своего монстрика недорого продам, а сам в «Нереальное королевство» перейду. Там в онлайне почти полмиллиона геймеров!» «Неа, - помотал головой Никита, - я пока повелителем не стану и Садл не завоюю, из королевства не уйду. Может я, вообще, в нем останусь». «Это как?» - насторожился сосед. «Еще не знаю, но мне предлагают», - проболтался Никита. «Ты с этими предложениями, смотри, аккуратней. Знаешь, сколько геймеров в последнее время самоубийством закончили?». - «А при чем здесь это?». - «Я в чате читал, что некоторые хотели навсегда в игре остаться и умирали от истощения прямо у компьютера». «Бред», - подумал Никита, почему-то разозлившись на соседа.

Последнее время он злился постоянно. Его стали раздражать незнакомые люди на улице, особенно старики. Они казались Никите ползущими морщинистыми черепахами. Крон мог бы легко их раздавить своим мегаскартом, но ведь мегаскарт в жизнь не перетащишь, как и любимый тротаутер. А с ним, ох, как можно было бы повеселиться! Ни одной крысы на помойках бы не осталось, ни одной бездомной кошки.

Никита давно разлюбил животных. В детстве он не мог спокойно пройти мимо собаки или кошечки, всех ласкал и гладил. Теперь же он смотрел на четвероногих глазами Крона, как на объекты виртуальной охоты.

Никита изо всех сил сдерживался, чтобы не хамить старым людям. «Зачем им вообще жить? Они уже свое отжили. Они даже смски не умеют посылать, – думал он, глядя на полуслепую бабусю, которая, выставив перед собой полку, переходила через дорогу. – Ухаживай за ними, налоги на их пенсии отчисляй. Все-таки эвтаназия правильная вещь. Надо такой закон ввести: после шестидесяти лет – эвтаназия. Укол - и ты свободен от старости, от болезней, никого не обременяешь, никому не должен. Или можно еще отвозить стариков в заброшенные деревни подальше от городов. Пусть живут, как хотят. А в городах останутся молодые, сильные, смелые и умные. Дураков тоже надо изолировать. Устроить для них заводы-рекреации. Пусть работают. Дураки должны работать, а умные – наслаждаться жизнью. Быстрее бы открыли порталы для перехода из этой серятины в виртуальные миры. Я к тому времени стану повелителем зеркального лабиринта. Буду испытывать новичков! Голос намекал, что есть целая галактика, состоящая из зеркальных лабиринтов, и я смогу ее завоевать».

Никиту перевели в восьмой класс при условии, что после его окончания он уйдет из школы.

На каникулы мать отправила его к подруге в деревню, надеясь, что сын придет в себя. Через три дня, обнаружив в сарае перебитых из рогатки кур, подруга отправила Никиту обратно. «Его надо лечить!» - написала она в записке для Ольги крупными буквами. Та, конечно, расстроилась, а довольный Никита все каникулы провел в онлайне, выходя из игры на короткие промежутки для еды и сна.

Увидев Никиту первого сентября, Варя бросилась к нему.

- Привет! – глаза девочки светились от радости. - Пойдем на нашу скамейку, поговорим. До звонка еще есть время, - потянула она его за руку.

Никита, пригладив пятерней как всегда вздыбленные волосы, неохотно пошел за ней. «А Варька симпатичная стала. Вытянулась, похудела. А была таким смешным колобком. Я еще удивлялся, как ее в гимнастику взяли? Она вполне бы могла играть за Нэру. Надеть бы на нее маечку покороче, шорты, сапоги-казаки – вылитая повелительница Варнов».

Не подозревая о его мыслях, Варя тарахтела без остановки.

- Как ты? Как лето провел? А мы с родителями на Алтай ездили, потом в паломничество по Золотому кольцу. Представляешь, Бог есть!

- Ты его на Алтае видела? – заржал Никита. - Совсем твои предки сбрендили? Они же современные люди!

- Да, не смейся ты! Все очень серьезно! Я же тебе не успела рассказать! Они весной в аварию попали. В них фура въехала. Машина всмятку. А на них не царапины! Гаишники и врачи из «скорой» были в шоке, когда их достали из сплющенной машины. А родители потом мне рассказали, что почувствовали, что во время удара их кто-то крыльями обнял и закрыл от смерти. В общем, словами этого не объяснить.

- И кто это их спас? – усмехнулся Никита.

- Ангелы-хранители. Смотри, у меня есть икона Ангела-хранителя.

Варя достала из сумочки иконку размером с ладошку.

- Если бы не копье, я бы подумал, что это девушка, - хмыкнул Никита. - Не верю я ни в каких ангелов. Вот скажи мне, ты их когда-нибудь видела?

- Я не видела, зато другие видели.

- Я пока сам не увижу – не поверю. Ладно, что у вас дальше было?

- Родители после аварии сразу в церковь пошли свечи ставить, - продолжила Варя, убрав иконку на место, - так им врач со «скорой помощи» посоветовал. А в церкви они с батюшкой познакомились, с отцом Михаилом, он бывшим программистом оказался. Отец с ним подружился. Отец Михаил у нас часто в гостях бывает. Так интересно обо всем рассказывает. Я теперь на мир стала другими глазами смотреть. Оказывается, нет в жизни ничего сложного. Если будешь стараться жить по заповедям, то зло само от тебя будет отходить. Только надо обязательно испаведоваться и причащаться.

- Испаведоваться?! Так у меня грехов-то нет. Варька, ты совсем сбрендила. Ты еще паранджу надень!

- Паранджу мусульманки носят! Эх, ты, элементарных вещей не знаешь.

- В моем лабиринте мусульманок нет, вот и не знаю. И, вообще, мне весь этот бред не интересен! Поп – бывший программист. Так я и поверил!

- Никитка, ты же знаешь – я никогда не вру! – горячо воскликнула Варя и вдруг покраснела. – Вру, конечно. Просто я раньше этого не замечала. Представляешь, я теперь в себе такие вещи вижу, о которых раньше понятия не имела.

- Например? – заинтересовался Никита. – Голоса ты, случаем, не слышишь?

- Только голос совести, - улыбнулась Варя. – А отец Михаил, между прочим, доктор наук. Я еще с отцом Глебом познакомилась, так он, вообще, бывший футболист, духовник команды «Зенит».

- Ну, это ты загнула, - нарочито схватился за живот Никита. – В жизни не поверю, что парни из «Зенита» в Бога верят!

- Ну, не все, наверное, но русские точно. Ты в Нете про них почитай. Там и фотки есть, - не обиделась Варя. – Слушай, а ты по-прежнему из онлайна не вылезаешь? - она заглянула другу в глаза.

- А тебе-то что? – Никита отвел взгляд, - я, вообще, только там и живу. Я, может, скоро летать начну, как птица.

- Эй, птица-воробей, - Варя, не обратив внимания на грубость, улыбнулась своей солнечной улыбкой и взъерошила его волосы. «Как в детстве, - вспомнил Никита. – Я ее за косички дергал, а она мне волосы ерошила».

- А после восьмого класса ты куда пойдешь? Посуду мыть или у родителей на шее будешь сидеть? – девочка стала серьезной.

- Не думал еще. Может, в колледж на повара пойду, а потом в армию.

- Тебя в армию не возьмут. Ты тощий и зубы у тебя крошились. Я помню.

Действительно, у Никиты начали крошиться зубы. Стоматолог сказал, что это от компьютера. «Надо ставить коронки», - подытожил он. Отец выложил за коронки все накопленные деньги и страшно злился по этому поводу. Даже хотел компьютер на работу унести. Никита тогда чего только отцу не наобещал: и отработать все деньги, и матери помогать, и за учебу взяться. Часть денег он отцу вернул – летом помидоры у фермеров собирал, матери пару раз помог квартиру убрать, даже окна вымыл, а вот с учебой… Ладно, потом видно будет.

- Зубы мне починили, - пошутил Никита. – А мясо нарастет. Не бойся, не пропаду.

- А я как раз боюсь, что пропадешь! Я летом не только по стране разъезжала, но и в программе твоей игры разобралась досконально. Есть там какая-то чертовщина. А что именно, пока не поняла.

- Слушай, Варь, а Голос там есть? – оживился Никита.

- Как понять голос? Звук?

- Нет, Голос сам по себе. Он мне иногда подсказывает ходы, ну и разные вещи говорит.

- Какие вещи? – насторожилась Варя.

- Нормальные, - на Никиту вдруг накатила волна злости. – Все, проехали. Я пошел.

- Подожди, - Варя схватила его за пиджак. – Слушай, мы в поездке с одним священником познакомились. Его зовут отец Владимир. Он иеромонах, служит в пустыньке, недалеко от Москвы. Там женская монашеская община. Правда, монахинь пока всего три. Представляешь - церковь и кельи стоят прямо в лесу. Туда добраться не просто: сначала надо несколько часов на автобусе, а потом либо пешком семь километров по лесной дороге, либо на телеге. На машине тоже можно, только на джипе или на Ниве, другие туда не проедут. В пустыньке и лошадь есть по имени Георгин.

- Не лошадь, а конь, - буркнул Никита.

Варина болтовня его страшно раздражала.

- Представляешь, он бывший врач-психолог, - продолжила девочка, старательно не обращая внимания на хмурое лицо друга, - а теперь помогает людям от разных зависимостей избавиться: от наркотиков, от игровых автоматов и от компьютерной зависимости тоже. К нему больные люди со всей страны приезжают, а уезжают – здоровыми. Они вместе молятся, просят у Бога помощи и Господь им помогает. Оказывается, надо только поверить в то, что Бог поможет, и он тут же откликнется! Если хочешь, мы можем к нему съездить. Я отцу Владимиру про тебя рассказала. Он сказал, чтобы мы обязательно приехали. Хочешь, я папу попрошу и он нас на зимние каникулы в пустыньку отвезет?

- Что-то я не понял, ты что, меня больным считаешь? – прищурился Никита. – Какие наркоманы? Какая зависимость? Какой отец Владимир? Мне еще не хватало с попами общаться! И не лезь ты ко мне. У меня все в порядке.

- Да как же в порядке? – закричала Варя, - ты себя в зеркале давно видел? Скелет с ушами!

- В зеркале? – Никита многозначительно кивнул, - там я бываю часто.

Слушай, а я стихи начал писать, - невпопад добавил он и, достав потрепанный блокнот, прочитал на одной ноте:

В душе мелодия звучит

Из гамм, мне неизвестных.

И сердце бешено стучит

От страхов неуместных.

Я столько лет уже блуждаю

По кругу неизменных темных дней,

Частичку истины познать желаю,

Чем ближе к ней, тем путь мой тяжелей.

- Как-то все это грустно, - Варя ловила каждое слово друга. – Слушай, судя по стихам, ты прекрасно понимаешь, что с тобой происходит.

- Да ладно, - Никита убрал блокнот в карман. Самое главное, что Крон скоро станет повелителем лабиринта, а потом и всей зеркальной галактики.

- Никита! Опомнись! – Варя схватила друга за руки и начала трясти изо всех сил. – Это все бред! Нет никакой галактики. Есть только наша земля и наша жизнь!

- Да отпусти ты меня, - Никита с неожиданной силой вырвал свои ладони и, оттолкнув подругу, вместо школы пошел домой.

- Пошли вы с этой жизнью, – бормотал он на ходу, - я Крон, повелитель зеркального королевства. Вот там – настоящая жизнь!

- Что это с Никитой, - подошла к Варе одноклассница. – Он так выглядит, словно на иглу подсел.

- Он и подсел, только не на иглу, а на игру. Но я этого так не оставлю!

Девочка достала мобильник и решительно набрала номер:

- Отец Владимир, это я, Варя. Помните, я Вам рассказывала про своего друга? Его зовут Никита.

И она пересказала священнику недавний разговор.

Последнее время Голос, помогавший Крону двигаться вперед, все чаще и чаще предлагал ему навсегда остаться в игре, но пока не говорил, как это можно сделать. Однажды, словно невзначай, он проговорился, что Никита сможет не только двигаться по зеркальному королевству, но и летать над ним, причем летать из всех геймеров онлайна будет он один. А потом Голос намекнул, что полеты возможны и в зеркальной галактике. «Космические войны – это круто», - небрежно бросил Голос, и эта фраза поселилась в голове у Крона. Теперь он постоянно думал о заманчивом предложении.

«А почему бы и не согласиться?» - Крон разбирал после удачной битвы сундуки, набитые золотом и драгоценными камнями. Он испытывал огромное удовольствие, держа в руках тяжелые монеты с чеканными узорами, но оружие ему нравилось больше.

Однажды, в самом начале игры, Крон с боем прорвался в пещеру варнов, набитую последними моделями тротаутеров и апров. Вот он оторвался! Палил без устали почти час по кроулям и лупрам, которые кишмя кишели вокруг. Подстреленные кроули с визгом переворачивались в воздухе и падали кверху лапами, истекая фиолетовой кровью. Лупры были хитрее, они пытались спрятаться в норы, но их длиннющие хвосты все равно торчали наружу, выдавая своих владельцев. Кровь у лупров была зеленая, как трава, которую они жевали без остановки. Да, тогда он повеселился и, кстати, заработал кучу дополнительных жизней. За двух убитых лупров, как и за пять кроулей, полагалась одна жизнь.

Сначала Крону было жалко маленьких ушастых зверьков, но потом он вошел во вкус, и жалость исчезла. К тому же Голос нашептывал, что это самый легкий способ заработать жизни, пригодившиеся ему на седьмом уровне, когда он боролся врукопашную с Морлом. Огромный гарилообразный соперник тоже изо всех сил стремился стать повелителем зеркального мира. Несколько раз они начинали схватку, и каждый роз Морл бросал Крона на каменные плиты лабиринта с такой силой, что тот умирал. В самый последний момент Голос подсказал Крону воспользоваться электрошоком, хотя по правилам этого делать было нельзя. Но этот совет спас ему жизнь, и из игры его почему-то не выкинули. Пока Морл пребывал в шоке, он проскочил в распахнувшуюся дверь.

Услышав Голос впервые, Никита внимательно изучил правила «Зеркального королевства», но тот нигде не упоминался. «Да какая мне разница - откуда он взялся, - решил Крон, - главное, что он мне помогает!»

Никита доел борщ.

- Сынок, хочешь я сегодня пирожков с капустой напеку? Варю позовешь. Все вместе чаю попьем, - оторвавшись от выкроек, предложила мать.

- Варю, - ухмыльнулся сын, - да она чокнулась. В Бога теперь верит. Про какого-то попа мне рассказывала. Что он от наркотиков и разных других зависимостей лечит. Совсем спятила бывшая подруга. – Никита резко отодвинул от себя пустую тарелку. – Все, я пошел.

Погрузившись в игру, он не слышал, как вернулся с работы отец, не слышал, что тот говорит матери, что она отвечает. Он и так наизусть знал их разговоры.

- Спасибо, вкусно.

- На здоровье.

- Никитка дома?

- Опять играет в компьютере.

- Лучше пусть играет, чем по улицам с дружками болтается. Устал. Пойду прилягу, сегодня футбол.

И так каждый день. В выходные отец к футболу покупал пиво, а мать ходила в салон делать маникюр. Тухлятина, а не жизнь. Если бы они только знали, что их сын - крутой геймер, победитель варнов и лоуков, а в будущем и властелин Зеркального лабиринта!

- Кто же ты, Голос?

Крон надел наушники, и снова оказался в синем неоновом лабиринте. Он физически ощущал, как тело растянуло и расплющило. Закованная в доспехи фигура Крона с рогатым шлемом вместо головы превратилась в плоский контур, что отразилось во множестве зеркал. «Где же Голос?! Он же обещал помочь! Неужели обманул?» - Крон напряженно прислушался. Издалека донесся какой-то гул. Тело начинало затекать. Ему показалось, что еще немного, и растянутая кожа от напряжения начнет лопаться. Гул усилился. Теперь он явно расслышал звук бурлящего потока несущегося по туннелю. «Еще немного и меня смоет в воронку в самое начало игры, - вспомнилось правило. – Либо я превращусь в амальгаму и стану зеркалом. Если только каким-то чудом, кто-то из геймеров не доберется до этого уровня и не отдаст мне запасную жизнь». Впрочем, рассчитывать на добренького товарища не приходилось.

Некоторые игроки продвигались по лабиринту парами, и даже группами, но Крон был одиночкой. Так было выгоднее. Не надо было никому помогать, делиться запасными жизнями. Да и властелином лабиринта мог стать лишь один игрок.

Насколько Крон знал, пройти к нему можно было только с тротаутером, получить который мог только самый продвинутый игрок.

- Как мне выбраться?! – закричал он в отчаянии.

- Я же сказал, что помогу тебе, – Крон вдруг услышал Голос. - Но взамен ты должен остаться в игре навсегда.

- Навсегда, - протянул Крон, - но я не уверен, что хочу этого.

- Не понимаю, что тебя останавливает? Ты практически все время проводишь в лабиринте. А я сделаю так, чтобы ты не выходил из него. Зачем тебе возвращаться в обычную жизнь? Что тебя там ждет? Всегда недовольные тобой предки? Тупые учителя, зудящие, что надо учиться для того, чтобы сдать ЕГ, поступить в какой-нибудь тупой университет, закончить его и найти тупую работу? Бред! Главное – это свобода, а ее можно получить только в виртуальном мире. Здесь ты сам отвечаешь за себя, здесь тебя никто не достанет, здесь нет обязанностей. Только игра и ее правила. И я могу сделать так, что игра будет подчиняться только тебе. Ты можешь стать самым великим геймером! Все геймеры будут поклоняться тебе. Тебя будут звать великий Крон. В твоем распоряжении будут оружейные склады. О, ты еще не знаешь, какое оружие я припас для тебя. Тротаутер – детская игрушка в сравнении с ним. Я же обещал тебе, что ты станешь единственным, кто сможет летать и сражаться в зеркальной галактике с валлами и опрами.

- Заманчиво! - помотал головой Крон. – Но сначала скажи, как выбраться из этой ловушки.

Возвращаться на нулевой уровень не хотелось.

- Тебе надо… - но Голос не успел договорить.

- Не слушай его, - перед Кроном неожиданно разлился ослепительный свет, и появилась фигура юноши в легких доспехах, с мечом. Из-под остроконечного шлема, на покрытые плетеной кольчугой плечи, спадали золотые вьющиеся волосы.

- Ты кто? – обрадовался Крон.

- Я твой спаситель! – юноша коснулся мечом зеркальной поверхности, и освобожденное тело Крона приняло прежнюю форму.

- Странно, у тебя же нет тротаутера! Как же ты смог меня освободить? Это не по правилам!

- Я вне игры, - юноша коснулся руки Крона. – Снимай шлем и выходи из игры.

- А может, я не хочу, - пробурчал Крон, но руки почему-то потянулись к голове и стащили с нее шлем.

«Интересно, откуда взялся этот спаситель? В правилах его нет, как и Голоса. Может это какой-то геймер-вундеркинд? Или он последний Варн, король лабиринта и я должен биться с ним, чтобы завоевать господство над всем зеркальным миром? Или его прислал Голос?» - всю ночь думал Никита. Совершенно разбитый, он уснул лишь под утро.

- Сынок, вставай, - заглянула к нему мать. - Марья Петровна сказала, что если ты пропустишь хотя бы день, то вылетишь из школы. Мне к клиентке надо, так что позавтракай сам.

- Ага, - буркнул Никита и провалился в глубокий сон.

Огромная черная собака, грозно рыча, гналась за ним по зеркальному королевству. Из ее раскрытой клыкастой пасти хлопьями падала пена. Никита на ходу палил в разъяренное животное из тротаутера, но выстрелы, не причиняя псине вреда, отскакивали от ее лоснящейся черной шерсти. «Пуленепробиваемая собака, - с ужасом понял беглец. - Сейчас надо свернуть направо, затем - прыгнуть через каменную тумбу, слева будет засада варнов», - подсказывала память. «Откуда взялся этот пес? В игре его никогда не было». Никита начал уставать. Собака, почувствовав, что жертва ослабла, победно залаяла.

«Что сейчас будет впереди? - отчаянно соображал Никита. – Кажется, охотничий домик. Если я вспомню код на двери, то смогу спастись от этого пса. Какой же код? Не помню!». Он подбежал к кирпичному домику и с облегчением увидел, что дверь гостеприимно распахнута. «Ура!», - он уже занес ногу на порог, как откуда ни возьмись, появился огромный бурый медведь и закрыл собой вход.

Недолго думая, Никита свернул в сторону и, ударившись лбом в кирпичную стену, упал. Медведь ловко вильнул в сторону, и пес, пролетев через порог, с жутким воем рухнул в бездну.

Бурый спаситель куда-то исчез.

- Вставай, радость моя, - раздался рядом с мальчиком ласковый голос.

Сгорбленный старец с белыми седыми волосами и бородой по самые глаза протянул ему руку. Ухватившись за нее, Никита поднялся и потер лоб.

- Лоб расшиб – не беда, - ласково улыбнулся старец. – Ты же мог жизни лишиться. Знаю, знаю, что она тебе не по нраву, - опередил он ответ мальчика, - но другой у тебя не будет. Господь наш одну жизнь человеку дает, один крест и нести его надо с радостью и любовью, как бы тяжело не было.

- Какой еще крест? – не понял Никита.

- А вот какой, - старец указал на небо и пропал так же неожиданно, как и появился.

Никита поднял голову. Своды лабиринта разошлись, и он увидел голубое чистое небо, а на нем сверкавший на солнце огромный, в полнеба ярко синий крест.

- Что это? – Никита не мог оторвать от него глаз.

- Это твой крест, твоя жизнь, - отозвался мягкий мужской голос.

Мальчик обернулся и увидел Варю, а рядом с ней пожилого священника.

- Спас тебя отец Серафим, - сказал он.

- А я его об этом не просил, - захорохорился Никита.

- Зато я просил. И Варя просила, и мама твоя.

- Мама?!

- Опять школу прогулял! Сил моих больше нет! Да что это такое! Тебя же из школы выгонят! Неучем останешься!

Никита открыл глаза и увидел над собой плачущую мать. Часы на стене показывали полчетвертого.

- Мам, не реви. Ничего страшного не случилось. Никуда они меня не выгонят. Права не имеют. Слушай, я сейчас такой сон видел…

Он вдруг хотел рассказать матери про старца и медведя, но та, набрав номер мужа, закричала в трубку:

- Твой сын опять школу прогулял. Я не знаю, что с ним делать! В конце – концов, ты отец, ты с ним и разбирайся!

- Приду домой – убью! Так ему и передай, - отец бросил трубку.

- Придет домой – убьет! – повторила растерянно мать и разрыдалась.

- Да пошли вы!

Никита натянул одежду, достал денежную заначку и выбежал из дома. Пересчитав на улице мятые купюры, он направился в ближайшее Интернет кафе.

Полуподвальное помещение было забито монотонно жужжащими компьютерами. Народу, как всегда, было много. Сев на первое попавшееся свободное место, Никита достал блокнот и записал:

Как тошно тут и пусто,

И мне порой так грустно.

Забыться я желаю в грёзах,

И позади оставив страх,

Встать на краю у бездны.

И сделать свой последний шаг.

Желанья все мои поглощены,

И надо мной один лишь мрак.

Я не нашёл себе тут места,

Мне стало слишком тесно.

Я попрощался с жизнью,

Единым стал со смертью.

Её зову я, к ней стремлюсь

В полет последний отправляюсь…

- Голос, я согласен! – крикнул Крон, стоя посреди главной площади королевства.

Стоять на виду было опасно, любой игрок мог убить его или взять в плен, что означало долгие годы рабства.

Рабы в королевстве выполняли самую грязную и тяжелую работу. Обрести свободу можно было лишь одним путем – убить своего хозяина, что было практически невозможно.

Крон рабов не брал. С ними надо было возиться, кормить их, поить и быть вдвойне настороже, чтобы не получить от раба удар в спину. Хотя, иметь их было престижно. «Стану властелином королевства – на меня все будут пахать, а пока мне и одному хорошо», - думал Крон.

Крону очень хотелось показать Голосу свое бесстрашие, чтобы тот убедился, что именно он должен стать повелителем королевства и зеркальной галактики.

- Голос, я согласен! – еще раз крикнул он, и подумал, что пора убираться с площади, тем более что за углом ближайшего дома раздался подозрительный шум.

- Молодец! – откуда-то сверху отозвался Голос, - лети ко мне.

Крон почувствовал, как его ноги отрывались от зеркальной поверхности.

- Ты можешь махать руками, как крыльями, - подсказал Голос.

Сделав первый неуверенный взмах, Крон немного приподнялся.

- Не бойся! – раскатисто рассмеялся Голос.

- Я ничего не боюсь!

Крон замахал руками и быстро оказался над дворцовой башней, возвышавшейся над всеми строениями.

Впервые он увидел все королевство сразу. Оно оказалось не таким большим, как ему казалось. Зеркальный лабиринт, в который боялись заходить самые крутые геймеры, был до смешного примитивен. Сверху он напоминал гофрированный рукав, уложенный зигзагом, части которого в некоторых местах соединялись между собой короткими обрубками того же серебристого гофра. «Это же простейшая детская игрушка, напичканная зеркалами, труба с одним входом и одним выходом, ее даже можно напрямую пройти, если мозги включить и смотреть под ноги, а не в зеркала», - подумал Крон.

Само королевство его тоже разочаровало. Он прекрасно видел местонахождение всех геймеров, бывших в этот момент в онлайне. Они выглядели разноцветными огоньками. Новички – красными, середнячки – оранжевыми, опытные игроки, которые провели в королевстве больше года – бледно розовыми.

Вдруг Крон увидел, как на одной из улиц банде чернокожих проклов с мохнатыми ушами и провалами на месте носа удалось незаметно подкрасться к Роксу – рыжему великану с такими накаченными бицепсами, что казалось еще немного и кожа на нем лопнет.

Крон пару раз встречался с ним в королевском пабе и, болтая за кружечкой эля, пытался определить, кто скрывается за внешностью супер героя: парень, девчонка или взрослый игрок. Почему-то ему казалось, что Рокс – девчонка. Слишком часто тот поглядывал на себя в зеркало и поправлял волосы.

Крон ринулся вниз и, опустившись на крышу, принялся наблюдать за происходящим.

Проклы с мерзким воем и улюлюканьем окружили великана. Еще секунда, и они бросятся на него. Крон хорошо знал их манеры. «Почему Рокс не стреляет?», - подумал он и тут заметил, что рыжий гигант совершенно безоружен.

- Держи, - Крон неожиданно для себя бросил ему свое оружие.

Рокс поймал его на лету. Увидев тротаутер в его руках, проклы бросились врассыпную.

- Стреляй, уйдут! – закричал Крон, но в этот момент улица осветилась красным неоновым светом, и Рокс исчез.

«Если ты возьмешь оружие у другого игрока, то вернешься на второй уровень», - вспомнил Крон правило. «Лучше второй уровень, чем оказаться в рабстве у проклов». Крон замахал руками и вновь очутился над королевством. Под ним плескалось море цветных огней – помеченные светодиодами геймеры продолжали игру.

На Крона вдруг накатила беспробудная тоска. Игра, ставшая его жизнью, показалась ему скучной и неинтересной. «На самом деле все просто. Зеркальное королевство похоже на освещенный архитектурный макет в кабинете нашей директрисы», – Крон чуть не плакал от разочарования.

- Я рад, что ты понял всю ничтожность этой игры.

«Голос! Я совсем про него забыл», - встрепенулся Крон.

- Как же так, - обиженно сказал он, - ты предлагал мне навсегда остаться в игре, а теперь говоришь, что она ничтожна?

- Эта игра – первый уровень другой, настоящей, захватывающей, единственно реальной! Ты поднялся над «Зеркальным королевством», а это подтверждает, что именно ты достоин стать победителем в великой игре.

Крон мгновенно увлекся великолепной перспективой.

- А как мне в нее войти?

- Войти в великую игру можно, только если ты готов остаться в ней навсегда.

От притока адриналина сердце забилось сильнее.

- Я согласен! – весело крикнул Крон и через мгновенье очутился в тесной пятистенной дворцовой башне, освященной тусклым зеленым светом. Оказалось, что в королевстве есть место без зеркал. «Что за дурацкие шутки?» - Крон обвел глазами гладкие стены. Вдруг одна из них раскрылась, и в башню ворвался поток света. Крон подошел к открывшемуся проему и увидел множество крыш. Облитые солнцем, они напоминали зеркала, как и окна домов, попавших в его видимость.

«Так вот оно – настоящее зеркальное королевство!», - понял он.

- Теперь ты можешь лететь! – торжественно произнес Голос.

Крон подошел к самому краю крыши и, закрыв глаза, раскинул руки.

- Стой! – раздался отчаянный крик у него за спиной.

Он оглянулся и увидел Варю, стоявшую около башни.

- Ты тоже в игре? – поразился Крон.

- Игра закончилась! – закричала девочка. – Ты стоишь на краю крыши! Иди ко мне!

- Лучше ты иди ко мне, - Крон протянул к ней руку, и пошатнулся.

- Отче Серафиме, помоги! – закричала Варя изо всех сил.

Никита открыл глаза и увидел над собой белый потолок. Болела правая нога, словно в нее воткнули раскаленный гвоздь, но еще сильнее болела голова. «Что со мной? Где я?», - испугался он.

- Сынок очнулся! - Ольга, не сдерживая слез радости, склонилась над Никитой.

Слеза, остывающим на лету угольком, упала ему на лицо.

- Мам, почему ты плачешь? Где я? Что со мной?

- Ты в больнице. Ты с крыши упал, с седьмого этажа. Врачи говорят, что тебя чудо спасло. Ты сначала на дерево упал, оно и притормозило твое падение. К тому же под ним куча листвы оказалась. Откуда эта куча взялась в сентябре, никто понять не может, а я знаю – это тебя Бог по молитвам отца Серафима спас.

Никита хотел сказать матери, что все это бред, просто ему повезло, но голова внезапно закружилась, и он провалился в сон.

Никита очутился в башне зеркального королевства. Теперь ее стены стали прозрачными, ему было видно, что над крышей идет бой – его спаситель, юноша с золотыми волосами, с огромными крыльями за спиной, бился со стаей черных уродцев. Никита, пересилив страх, вплотную подошел к стеклянной стене, но черные твари его не заметили. Стена снаружи была зеркальной.

«Это же Ангел-Хранитель!», - Никита вдруг вспомнил, что видел изображение юноши на Вариной иконе. Значит, он действительно существует!

У черных тварей были острые и длинные, как клинки, клювы. С жутким воем они носились над головой Ангела, пытаясь нанести ему смертельный удар, но у них ничего не получалось. Его оружием был меч, которым он владел виртуозно. Как только Ангел касался мечом врага, тот превращался в горсть черной пыли.

Никита не отводил взгляда от крылатого спасителя. Тот, справившись с последним уродцем, опустил меч, как вдруг воздух вокруг башни стал темнеть.

Мальчик увидел, что на небе появилась черно-рубиновая, похожая на каплю крови, точка. Вскоре стало понятно, что к Ангелу на огромной скорости несется чудовище на перепончатых бордовых крыльях. Еще мгновенье - и огромный монстр оказался прямо над ним.

Никита впился глазами в чудовище – это был дракон с длинным чешуйчатым туловищем, переходящим в толстый хвост, с короткими, как у ящерицы лапами и змеиной головой. Дракон на мгновенье обернулся и пронзил мальчика полным ненависти взглядом. Никита отшатнулся от содрогнувшейся стены. «Если от его взгляда стены дрожат, то, что будет с ангелом? - испугался он. – И откуда только взялся этот дракон?»

- Мальчишка мой! Я тебе его не отдам! – рявкнул дракон, и башня сотряслась от звука его голоса.

«Это же Голос! – сердце Никиты на мгновенье остановилось от ужаса. – Так вот, как он выглядит!»

Вместо ответа Ангел взмахнул мечом, и из него заструился серебряный свет.

- Мальчишка добровольно согласился отдать мне свою жизнь! – гаркнул дракон, сделав круг над головой юноши.

- Это вранье! - забарабанил Никита кулаками по стене. Он отчетливо слышал каждое слово. – Я согласился навсегда остаться в игре, а не отдать свою жизнь!

- Ты – отец лжи, - неожиданно громовым голосом произнес Ангел. – И нет тебе пощады.

- Он мой! У меня есть разрешение забрать его себе! – в лапах дракона появился свиток.

Ангел коснулся свитка мечом, и тот превратился в черную пыль.

- Ты – отец лжи! – повторил он, направив меч на дракона.

Тот, на секунду замешкался, и серебряный луч, коснувшись его крыльев, побежал по ним белым огнем.

Взвыв от боли, дракон с воем рванул прочь, оставляя за собой клубы черного дыма. Тьма ушла вместе с ним.

- Будешь жить! – услышал Никита голос Ангела и открыл глаза.

- Очнулся! – услышал он радостный голос Вари. – А я у тебя сегодня дежурю. Отпустила твою маму поспать. Уже три дня, как ты в кому провалился.

Над ним появилось счастливое Варино лицо.

- Сейчас я врача позову!

Никита провел в больнице два месяца. Помимо нескольких переломов у него было сотрясение мозга. Первое время родители и Варя дежурили у Никиты по очереди. Глядя на забинтованного сына, мать все время плакала. Отец ее терпеливо утешал. Никита вдруг понял, как сильно его любят родители.

После работы отец, наскоро перекусив больничным ужином, садился у кровати сына и рассказывал разные истории из своего детства. Оказалось, что у отца в подростковом возрасте тоже были сложности с родителями и с друзьями, что он также не любит умываться холодной водой, и терпеть не может гречневую кашу.

- Хочешь познакомиться с братом и сестрой? – как-то спросил его отец. – Они очень хотят тебя навестить.

Никита был потрясен. Он почему-то был уверен, что дети отца от первого брака его ненавидят, а оказалось, что они переживают за него.

«Это я их ненавидел, ревновал к отцу, жалел для них его денег, злился, что мне мало достается», - признался он себе.

Увидев старшего брата и сестру, Никита сразу почувствовал, что у него появились настоящие друзья.

Варя навещала друга, так часто, как только могла, приносила Никитины любимые сладости, фрукты и книги. На его тумбочку она поставила икону святого Серафима Саровского, а после того, как Никита рассказал, что видел Ангела - Хранителя, к ней добавилась и его иконка.

- Варь, расскажи мне про святого Серафима Саровского, - однажды попросил Никита подругу. – Почему вы ему молитесь? Ведь он давно умер.

- Святые не умирают, они переходят в небесное царство.

- А что они там делают? Огороды разводят?

- Бога славят и просят Его помочь людям, за которых им молятся. Так мне отец Владимир объяснил.

- А напрямую можно Богу молиться?

- Конечно, можно. Но мне думается, что лучше все-таки просить о помощи святых. Ведь они, как и мы, были людьми, а значит, им близки наши проблемы.

- А почему мне во сне медведь помог? Помнишь, я рассказывал, как он дверь в охотничий домик собой закрыл, а там ловушка была. Святой Серафим все время с медведем ходит? Он что, дрессировщиком был?

- Нет, конечно. Просто его при жизни все звери слушались. Я читала, что одна монахиня видела, как старец огромного медведя из рук кормил. Наверное, он тебе и помог, - улыбнулась Варя.

- А ты мне объясни, как может старец, живший в девятнадцатом веке, разбираться в компьютерных играх, придуманных в двадцать первом?

- Так ты же сам говорил, что сверху игра выглядела, как простой макет, - рассмеялась Варя. – А если говорить серьезно, то Господь своим угодникам, тем, кто угодил ему при жизни праведной жизнью и любовью, открывает все тайны – и человеческие, и земные, и космические, - так мне отец Владимир объяснил, - добавила она свою постоянную присказку.

- Только и слышно – отец Владимир, отец Владимир, - ревниво пробурчал Никита.

- Хочешь, летом к нему в скит вместе поедем?

- Нет! И вообще, я спать буду. – Никита, накрывшись с головой одеялом, повернулся спиной к подруге.

Незадолго до выписки, идя вечером по больничному коридору, он заметил в пустой ординаторской включенный компьютер. Не раздумывая усевшись за него, Никита вошел в игровые программы. «Так, что здесь имеется? - его руки автоматически нажимали нужные клавиши. - Ага! Нашел! «Десять королевств-фракций непрерывно сражаются за мировое господство. Продвигаясь по карьерной лестнице, ты можешь стать королем одной из них и повелевать тысячами реальных игроков. Это круче, чем социальная сеть! До 40000 игроков онлайн на каждом сервере объединены в сложную систему из семей, гильдий и государств, где легко встретить верных друзей и обрести настоящую любовь!» - прочитал он и нажал на ссылку.

Крон снова вошел в игру.

Никита не заметил, как наступило время ужина, не слышал, как с шумом и смехом прошли по коридору выздоравливающие ребята из соседней палаты. Крон стремительно проходил второй уровень.

- Это еще что такое? Никита, ты что здесь делаешь?! – оторвал его от игры возмущенный голос медсестры. – Марш в палату!

«Дура, не дала дойти до третьего уровня!», - расстроенный Никита с размаху плюхнулся в кровать и вдруг услышал Голос.

- С возвращением, Крон! – как ни в чем ни бывало, произнес тот.

На Никиту словно плеснули ледяной водой. Перед глазами появился чешуйчатый дракон. «Мальчишка добровольно согласился отдать мне свою жизнь!» - вспомнились его слова.

«Нет! Я не хочу возвращаться в игру», – Никита сжал руками голову.

Но на следующий день, он поймал себя на том, что думает только о том, как добраться до компьютера и начать играть.

Забежав в больницу после занятий, Варя сразу заметила, что с другом творится что-то неладное. Никита явно нервничал и заметно ждал ее ухода

- Я не уйду, пока ты не расскажешь мне, что случилось! – твердо заявила Варя, внимательно глядя Никите в глаза.

- Не понимаю, что со мной. С одной стороны – я не хочу снова попасть в лапы дракона, с другой – только и думаю о новой игре, - тяжело вздохнув, признался он. – Слушай, а может мне действительно поехать к твоему отцу Владимиру? Как ты думаешь, он сможет мне помочь?

- Конечно! Я же тебе все время об этом твержу! – обрадовалась Варя. – Я прямо сейчас ему позвоню!

В пустыньку ребят отвез Варин отец, предварительно решив вопрос со школой.

Черно-белый зимний пейзаж навел на Никиту тоску. А уж когда им навстречу вышел маленького роста бородатый пожилой мужик в ватнике и валенках, мальчик и вовсе скис.

- Ты не смотри, что я маленький, – благословив Варю с отцом, священник с ласковой улыбкой обернулся к Никите, - В человеке не рост главное, а сила духа! – Вы, гости дорогие, заходите ко мне, будем чай пить. Самовар как раз вскипел. А я к матушке Валентине за брусничным вареньем схожу. У нас здесь три монахини живут: сестры Клавдия, Наталья и Валентина. У матушки Клавдии самые вкусные соленья получаются, у матушки Натальи – пирожки, а матушка Валентина по вареньям специалист. Хотя основная их задача, конечно, молитва.

Весело поскрипывая валенками по белоснежному снегу, отец Владимир легкой поступью поспешил в дальнюю избу.

«И откуда он узнал, что я про него подумал», - прищурился ему вслед Никита.

Первое, что бросилось ему в глаза в жарко натопленной избе, были иконы. Среди святых ликов он сразу узнал отца Серафима Саровского.

Обстановка в келье была спартанская – печь, топчан, застеленный солдатским одеялом, стол, три стула и старая этажерка, битком набитая книгами. Ни радио, ни телевизора не было. «Хорошо хоть электричество есть».

- Это отец Владимир для нас келью протопил, себя он жарой не балует, - Варя по-хозяйски стала собирать на стол. – Он, вообще, строго к себе относится. Мяса не ест, спит мало.

- Почему? – фыркнул Никита. – Ну, мясо не ест - еще понятно, вегетарианцев сейчас много. А сон-то ему чем помешал?

- А сон, брат, мне ничем не помешал, - ответил с порога отец Владимир. – Чем меньше времени на сон уходит – тем больше для молитвы остается. Ночная молитва – самая благодатная.

Варю отец Владимир поселил у матушки Валентины, а мужчинам постелил у себя на полу.

Ночью, услышав, как скрипнула входная дверь, Никита проснулся. За темными окнами раздались хрустящие по обледенелому снегу шаги. В свете тусклой лампадки он увидел, что топчан священника пуст. «Молиться пошел», - вспомнил Никита слова отца Владимира, и на душе у него вдруг стало спокойно и радостно.

Но проснулся он в другом настроении. От проведенной на полу ночи ломило спину. Ледяная вода в умывальнике раздражала, как и жидкая овсяная каша на завтрак. «Уеду сегодня же с Вариным отцом, - Никита ковырял ложкой в тарелке, - и чего я в этой глуши забыл? Дома я бы спал до упора, потом плюшек бы наелся – мать их всегда так вкусно печет. Дома – телек, видик, комп. А здесь подняли ни свет ни заря. Семь утра! Да я в самые худшие дни так рано не вставал!»

- Никитка, что с настроением? – заметил Варин отец его недовольство.

- Ничего, - буркнул тот, - я с вами сегодня поеду. Нечего мне здесь делать. Скукотища тут.

- А знаешь, дружище, со мной такое тоже было, когда я сюда в первый раз приехал. Как стало меня крутить, вертеть, мысли всякие в голову полезли: мол, я не поп, чтобы молиться целыми днями, и не монах, чтобы кашу да макароны есть без мяса. Службу еле отстоял, ноги сами из церкви вынесили. А после причастия все, как рукой сняло. Ты не горячись с отъездом. Завтра на службу сходи, исповедуйся, причастись, а там видно будет. Что же ты зря такой путь проделал, да и полезно тебе на свежем воздухе пожить.

- Ладно, останусь, - махнул рукой Никита.

Перед исповедью отец Владимир долго разговаривал с Никитой. Тот не заметно для себя рассказал священнику всю свою жизнь, и мысли рассказал, и даже сны.

- Показал тебе, брат, Господь битву за твою душу. Уродцы черные – шалопунь мелкая, бесенята. Они нас на разные пакости толкают, глупости в уши жужжат, как мухи надоедливые. А вот дракон – это уже серьезно, это, брат, сам дьявол за твою душу сражался с твоим Ангелом - Хранителем.

- А мог Ангел битву проиграть? – задал Никита давно мучавший его вопрос.

- Не мог. Не может враг рода человеческого ангельского воина победить. Другое дело, что Господь мог тебе за грехи смерть попустить. Но тогда бы и боя не было. Ты бы с крыши шагнул – и стал самоубийцей, а они, брат, сразу в когти дьяволу попадают, чего тот и добивается всеми способами. Ведь его основная задача - как можно больше человеческих душ себе захапать. Дьявол людей ненавидит.

- А что они ему плохого сделали?

- То-то и оно, что ничего. Дело в том, что он нам страшно завидует. У человека есть возможность жить вечно, то есть после физической смерти перейти в царствие небесное. А у дьявола и его помощников бесов этой возможности нет. Когда-то, когда они были ангелами – была, а потом они отошли от Бога и ее лишились.

- Если бы я своими глазами битву Ангела и дракона не увидел, и собственными ушами его голос не слышал, то ни за что бы не поверил, что бесы существуют.

- Сатанинскому департаменту любую компьютерную игру придумать – раз плюнуть. Да что им компьютеры, когда они атомное оружие людям подсунули. Конечно, люди сами выбирают воевать или нет, играть в компьютерные игры или книгу почитать, обмануть или правду сказать, похвастаться или промолчать, обидеться на друга или простить его, дать в долг или пожадничать.Человек свободен в своем выборе. А бесовская задача склонить человека ко злу, задурить ему голову любой ценой, чтобы, не дай Бог, он по заповедям жить не начал. Кого пивом одурманить, кого наркотиками, кого играми, как тебя. Кстати, карьерный рост – это тоже наркотик. Если человек ради карьеры, а значит ради славы и денег, на все готов, считай, брат, он по указке нечистой силы живет.

- Так сейчас все ради денег живут. Все хотят больше получать, чтобы человеком себя чувствовать и жить в свое удовольствие.

- Я бы за всех людей не говорил. Я лишь за себя могу сказать, что чувствую себя человеком вне зависимости от того, сколько у меня денег. А удовольствие мне добрые дела приносят. Даже от самого маленького доброго поступка на душе радостно становится. И наоборот – обижу кого-нибудь, или загоржусь, так чувствую себя, словно в грязи извалялся, и так на душе муторно становится.

- Точно! У меня тоже так было, когда я матери с отцом грубил или с Варей ссорился.

- Это тебя, брат, совесть мучила.

- Мучила, - кивнул Никита, - а потом замолчала. Отец Владимир, я как компьютер увижу, сразу об игре думать начинаю. Словно меня кто-то в спину толкает – сядь, поиграй, - признался Никита. – Это тоже грех?

- Если ты пересилишь страсть к игре и мимо пройдешь - нет, а если не удержишься и зависнешь в онлайне – да. Ты же время, энергию, здоровье свое, в конце - концов, тебе Богом отпущенное на благие дела, тратишь на пустоту.

- А как мне с этой тягой бороться?

- Как и с любой страстью – покаянием и причастием. Те, кто окрепли духом, постом и молитвой врага борют, но тебе, брат, пока рано на серьезный бой выходить. Так что, завтра исповедуешься, причастишься, если Бог даст, а там посмотрим.

- А чего смотреть? Мне что, может не полегчать?

- Причастие, брат, не таблетка. Если покаешься от всей души, Бог тебе все простит, и враг, он же компьютерный бес, который к тебе прилип, после причастия Святых Даров такого стрекоча задаст! Только мы его и видели! Все от тебя зависит. Иди, готовься.

Отстоять первую службу, на которой были лишь три монахини и Варя, оказалось для Никиты не просто. Сначала у него заболели ноги, потом спина, затем стало колоть в пятках, потом заболела голова, а перед причастием, вообще, напал чих.

- Встань у иконы отца Серафима, - посоветовала Варя, заметив его движение в сторону дверей. – Главное, не выходи. Держись.

Перед самой Чашей, чих, словно испугавшись, прошел.

- А жить-то хорошо!

Никита вышел из церкви и всей грудью вдохнул морозный воздух. Деревья, покрытые сверкающим на солнце инеем, стояли как в сказке. Белоснежные облака на синем небе притягивали взгляд. «Как давно я не видел небо!» - он раскинул руки и помчался под горку. Варя, смеясь, побежала за ним.

- Когда-то и я так бегала, - улыбнулась им вслед мать Наталья. – А теперь только черепашьим шагом передвигаюсь.

- Тише едешь – дальше будешь, - отозвалась мать Валентина, стараясь не поскользнуться на узкой тропинке.

- И то верно. Слава Богу за все! - перекрестилась мать Клавдия, аккуратно ступая по ее следам.

Дни в пустыньке летели незаметно. Никита помогал по хозяйству отцу Владимиру, а Варя много времени проводила с монахинями. Те обучали ее пению и вышивке гладью.

Очень скоро ребятам стало понятно, почему священник встретил их в рабочей одежде. В подряснике рубить дрова, носить воду, топить старенькую баньку, вообще, заниматься хозяйством было не с руки.

Каждый день пустынька баловала гостей разными подарками: то лисица мелькнет рыжей молнией на белом снегу, то зайцы оставят хоровод следов около крыльца, то огонечки-снегири налетят стаей на кормушку около кельи отца Владимира. Никита не уставал радоваться этим дарам.

- Я в городе больше жить не хочу, - как-то сказал он Варе, - школу закончу, и перееду сюда. Буду помогать батюшке. Он говорил, что летом к нему много молодежи приезжает. Надо для них гостевой домик поставить, да и трапезная нужна.

По вечерам отец Владимир садился с ребятами около уютно потрескивающей печки, и они говорили обо всем на свете. Перед Никитой постепенно открывался новый мир. Как-то разговор зашел о христианских подвижниках, и отец Владимир подробно рассказал о жизни отца Серафима Саровского.

- Вся его жизнь была подвигом. Жил он не для себя – для людей, во имя Любви, - закончил батюшка рассказ.

- Когда это было… - протянул Никита. – Да и вообще, в монастыре-то жить легко. Вот попробовал бы он в наше время пожить, когда со всех сторон на тебя ловушки расставлены!

- В монастырях, брат, ловушки покруче будут, чем в миру. Просто их невооруженным глазом не видно, - прищурился отец Владимир. – Ты думаешь стоять в добре – это просто?

- Как это стоять в добре? – не поняла Варя.

- Значит - жить по заповедям. Это, друзья мои, самое сложное. Надо и с собой постоянно бороться и силу воли воспитывать. Порой даже перед самым малым соблазном трудно устоять. Для вас сейчас подвиг и службы стоять.

- Это точно, - засмеялись ребята.

- Я вам один секрет открою, - неожиданно строгим голосом сказал отец Владимир. Варя выпрямилась, а Никита весь обратился в слух – «не каждый день священник тебе секреты открывает». – Есть против врага у нас оружие – Иисусова молитва. Она короткая, но бесы ее боятся до жути.

- Что это за молитва?! – не выдержала Варя.

- Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного.

- И все? Это и есть оружие против темных сил? – Никита был явно разочарован.

- Не всёкай, брат. Этой короткой молитвой можно любой дурной помысл прогнать, любую грешную мысль, а значит и от плохого поступка себя избавить. Ведь грех начинается с помысла. Вот, к примеру, идешь ты по улице мимо Интернет кафе, и вдруг к тебе мыслишка в голову залезла – «Зайду сюда на минуточку, посмотрю, что мне в «Контакте» написали?»

Заходишь в контакт, или в другую сеть, а там на первой странице реклама новой компьютерной игры. А в голове опять мысль: «Я только посмотрю, что за игра». И все. Пропал ты, брат. Снова тебя болотная трясина засосет.

- Так я могу и не зайти в это кафе. Знаю же, что мне за комп лучше не садиться.

- То-то и оно, что сейчас ты это понимаешь. А пройдет время, и тебе покажется, что ты уже окреп, и никакие помыслы тебе не страшны. Вполне ты и загордиться можешь своею силой. Тут-то тебя враг и поймает. На гордыньке поймает. Вы запомните, как только человек загордится – темная сила власть над ним получает. Чем больше гордости в человеке, тем сильнее на него нападки бесовские.

- И что мне делать?

- Бить врага мечем Иисусовой молитвой. Только ты подумал: «А не зайти ли мне в кафе?», сразу мысленно произноси: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного». И тверди так, пока вредная мысль тебя не оставит.

- А вслух можно молиться? – спросила Варя.

- И вслух можно и мысленно! Главное – бороться, не отступать, не поддаваться!

Все в домике отца Владимира было на виду, но однажды Никита заметил в сенях низкую дверь, за которой оказалась комнатушка с письменным столом, заваленным бумагами, а на нем … компьютер и принтер.

- Отец Владимир, - бросился Никита к батюшке, - почему Вы мне про компьютер не сказали? Зачем он Вам?

- Что же ты, брат, без спроса в чужую комнату зашел? – отец Владимир нахмурился. – Не говорил, значит, имел на то свои резоны.

- Простите, - смутился мальчик. – Все-таки, зачем Вам компьютер?

- Для дела, для переписки, для поиска нужной информации.

- У Вас есть Интернет?!

- Есть, от флешки. Только работает он с черепашьей скоростью. Кстати, раз уж ты мою тайну открыл, то теперь можешь пользоваться компьютером, - подумав, сказал батюшка. – Может тебе новые игры посмотреть хочется? Так ты не стесняйся, - добавил он, внимательно посмотрев Никите в глаза.

- Чего я там забыл?! У меня работы по горло. – Хмыкнул тот.

Однажды Никита прочитал Варе и отцу Владимиру за вечерним чаем свое новое стихотворение:

- Время петляет, пощады не знает.

И глупо в игры с ним играть.

Оно умело нами управляет.

Учись ценить пока не поздно.

То, что сейчас имеешь ты.

Ведь, потерять и это можно.

И не смотри на мир так грозно.

Ему нет дела до твоих обид.

Всем нам бывает в жизни сложно.

Сквозь мрак теней, что в нём блуждают,

Проложить свой старайся путь.

Что для других примером станет.

Но одному не потянуть такую ношу.

Не отвергай ты дружеской руки

В друзей я веру никогда не брошу…

И ты в них веру сохрани!


- Да ты, брат, поэт, - обрадовался батюшка. – Знаешь что, - он взял с полки книгу, почитай-ка стихи этого поэта.

- Иосиф Бродский, - Никита раскрыл книгу.

- «…Холмы – это наша юность,

Гоним ее не узнав.

Холмы – это сотни улиц.

Холмы – это сонм канав.

Холмы – это боль и гордость.

Холмы - это край земли.

Чем выше на них восходишь,

Тем больше их видишь вдали…

Присно, вчера и ныне,

По склону движемся мы.

Смерть – это только равнины.

Жизнь – холмы, холмы», - прочитал он вслух.

- Здорово! – воскликнула Варя. – А почему он написал, что мы гоним юность, не узнав ее?

- Я тоже когда-то задал себя этот вопрос, - улыбнулся батюшка. – Думаю, что юным свойственно торопить время, стремиться быстрее все познать. Без разбора – плохое или хорошее. А в спешке теряют самое главное – целомудрие, то есть свою цельность, сочетание чистоты и мудрости.

- Откуда у юности мудрость? – удивилась Варя. – Мудрость только у стариков бывает.

- Не только. Мудрость – это светлый ум, а значит ум в Боге. С Богом можно быть и от рождения. Например, как святой Сергий Радонежский. Часто бывает так, что люди с возрастом житейски мудреют, а чище не становятся. Ведь очиститься можно только покаянием. А люди сегодня гордые, каяться не хотят. Мы, говорят, и так проживем. Нам заповеди не нужны. Трудно нам по ним жить. Не понимают, что заповедь – это предупреждение Божье.

- Как это? – не понял Никита.

- Все просто. Будешь жить по заповедям – все у тебя будет хорошо, а будешь их нарушать, сам себя этим накажешь. Не Бог тебя накажет, а ты сам. Бог есть Любовь. Вот и вся премудрость. Так что не спешите все познавать. Сначала научитесь добро от зла отличать.

Перед отъездом Варя уговорила отца Владимира отпустить их прогуляться на озеро неподалеку от пустыньки. Батюшка согласился неохотно.

- А что здесь такого? – недоумевала Варя. – Лед давно встал, до озера всего-то три километра. Чего Вы боитесь?

- Как-то на душе не спокойно, - вздохнул отец Владимир. – Ну, ладно, идите. Но чтобы вернулись засветло.

Дорога, проложенная тракторами для лесорубов, шла через лес, окружавший озеро плотной стеной.

«Как я мог считать зеркальное королевство красивым? – подумал Никита, залюбовавшись макушками елей на фоне синего неба. - Принимал мертвое за живое». Эта мысль ему очень понравилась. «Кажется, я становлюсь мудрым», - обрадовался он и, сделав шаг в сторону, провалился по плечи в яму, из которой летом брали песок.

Падение оказалось неудачным. Судя по всему, мальчик вывихнул лодыжку. Выбраться из скользкой ловушки с больной ногой оказалось непросто. Пока ребята возились, небо неожиданно затянуло серыми тучами, повалил крупный снег, а потом и вовсе началась метель.

- Никита, я побегу, позову на помощь батюшку. А ты пока молись отцу Серафиму. – Варя, выбившись из сил, чуть не плакала. – Мне тебя не вытянуть.

- Иди. Только возвращайся быстрее.

Никита сжался в комок на дне ямы.

Как только небо заволокло, отец Владимир, бросив все дела, поспешил за ребятами. «В метель и не такие чижики с пути сбивались», - переживал он, торопясь изо всех сил. «И зачем я их послушался. Не хотел в спор вступать, хотел добрым батюшкой показаться. Эх, сам во всем виноват. Прости меня Господи!» - «Варя! Никита! – то и дело кричал он, хоть и понимал, что сквозь снежную завесу его вряд ли кто услышит.

Дорогу занесло на глазах. Если бы не ели, росшие по ее краям, то определить правильное направление было бы невозможно.

- Батюшка! Я здесь! – вдруг услышал он тонкий голосок, и из снежной каши вынырнула Варя.

- Где Никита?! – Отец Владимир, увидев ее лицо, понял, что с мальчиком случилась беда.

«В метель ничего не видно. Дорогу я еще определю с Божьей помощью, а вот как найти яму, если только мальчик не подаст голос?», - размышлял он, слушая сбивчивый Варин рассказ. Приняв решение, он, крепко взяв ее за руку, пошел вперед.

Метель превратилась в настоящую пургу. Ветер сбивал с ног, снег залеплял глаза. «Отче Серафиме, помоги!», - взмолился отец Владимир.

- Батюшка, смотрите, огонек! – вдруг закричала Варя. – Прямо перед нами!

Тот поднял голову – яркий огонек светил им сквозь плотную завесу пурги. Не отрывая взгляда от спасительного света, они дошли до нужного места. Огонек пропал ровно над ямой. Пурга исчезла вслед за ним. Вытащив окоченевшего Никиту, спасатели по свежему снегу вернулись домой. Глядя на умиротворенную природу, было трудно представить, что только что в лесу бушевала стихия.

- Думаю, брат, метель эта не просто так на вас напала. Борьба-то еще не закончилась. Любит тебя отец Серафим. Второй раз тебе жизнь спасает. А может и не второй. Может, мы всего и не знаем. – Отец Владимир, открыл дверь бани, чтобы впустить свежего воздуха. Чем ты расплачиваться будешь?

- Напарю Вас как следует, - пошутил Никита, беря в руки веник, - а там видно будет.

- Нет, брат, так не пойдет, - батюшка, надышавшись морозной свежестью, плотно закрыл дверь. – Надо уже сейчас думать, какую пользу людям ты можешь принести.

- Да какая от меня хромого польза? – вздохнул Никита.

- Давай-ка свою ногу, - отец Владимир усадил мальчика на лавку и уверенным движением вправил лодыжку на место. – Вот и все, больше хромать не будешь. Хотя и от хромого польза может быть. Стихи у тебя хорошие. Вот и работай в этом направлении. Развивай дар, Господом тебе данный. Через поэзию, брат, можно много света людям принести. Согласен?

Никита кивнул.

- А сейчас домоемся и пойдем благодарственный молебен Господу служить, а отцу Серафиму акафист споем.

Увидев Вариного отца на пороге кельи, Никита огорчился – ему не хотелось расставаться с пустынькой.

- Не переживай, брат. Как занятия в школе закончатся, приезжай к нам на все лето. - Отец Владимир заметил расстроенное лицо мальчика.

- Мы обязательно к вам приедем, - Варя вошла вслед за отцом. – Я теперь своей жизни без пустыньки не представляю!

- И я! Я здесь столько понял! Столько стихов написал!

- А прочитай нам последнее, - попросил батюшка.

Никита с готовностью прочитал:

- Я начитался Бродского, увы!

Теперь во мне мое стихосложенье

Не вызывает кроме сожаленья уж ничего.

И прошлые волхвы,

Что в душу мне несли отдохновенье

Моих перлов – мертвы.

Стихи мои обречены на смерть.

Н в чем еще бывает обреченье?

Я в стол пишу, и вся земная смердь

Плевать хотела на мои творенья.

- Да, брат, даже не знаю, что и сказать, - растерялся отец Владимир. – Ты, все-таки, больше классиков читай. Но то, что с рифмой у тебя лучше, это заметно!

- А мне понравилось, - вступилась за друга Варя. – Очень философское стихотворение.

- Давайте, философы, собирайтесь и поедем пока светло. Мне завтра на работу, а вам в школу. Благословите в путь, батюшка, - заторопился Варин отец.

На прощание отец Владимир подарил ребятам по иконке святого Серафима Саровского и его житие.

- Я в книжку листик вложил с моим электронным адресом, - сказал он Никите, - так что пиши мне и стихи присылай. Ну, храни вас Господь!

Проводить гостей пришли и монахини.

- Это вам соленые огурчики, - поставила на стол гостинец мать Клавдия.

- А это ваши любимые, с картошкой, - выложила еще горячие пирожки мать Наталья.

- Варенье из брусники, полезное и вкусное, - вручила Вариному отцу банки мать Кирилла. – Мы за вас молиться будем, и вы нас не забывайте, - добавила она.

Ребята махали в окно, пока отец Владимир с матушками не скрылся из виду.

- Какая красивая наша пустынька, - вздохнула Варя. – Приеду, попробую ее нарисовать.

- А я стихи напишу, - решил Никита.

- Ты, брат, наверное, поэтом будешь, - улыбнулся Варин отец.

Никита хотел сказать «да», но, немного подумав, ответил:

- Поживем – увидим.

См. также:
- Другие рассказы и сказки Ирины Рогалёвой
- Ирина Рогалёва о своих сказках
- Сказка про девочку Выгоду
- Рассказ "Замёрзшие небеса"

Прыг: 01 02 03 04 05 06 07 08



E-mail подписка:


Клайв Стейплз Льюис
Письма Баламута
Книга показывает духовную жизнь человека, идя от противного, будучи написанной в форме писем старого беса к молодому бесенку-искусителю.

Пр. Валентин Свенцицкий
Диалоги
В книге воспроизводится спор "Духовника", представителя православного священства, и "Неизвестного", интеллигента, не имеющего веры и страдающего от неспособности ее обрести с помощью доводов холодного ума.

Анатолий Гармаев
Пути и ошибки новоначальных
Живым и простым языком автор рассматривает наиболее актуальные проблемы, с которыми сталкивается современный человек на пути к Богу.

Александра Соколова
Повесть о православном воспитании: Две моих свечи. Дочь Иерусалима
В интересной художественной форме автор дает практические ответы на актуальнейшие вопросы современной семейной жизни.