Ветер перемен

День первый

Даша проснулась, когда автобус въехал в село.
Деревянные и кирпичные дома были украшены резными, напоминающими кружево, ставнями. Добротные, выкрашенные в синий цвет заборы скрывали от посторонних глаз жизнь местных жителей. Повсюду прогуливались стаи упитанных гусей. Судя по их важному виду, именно они и были настоящими хозяевами деревни.
Не обращая внимания на сигналы водителей, птицы,
не спеша, переходили дорогу, о чем-то судача между
собой.

Остановки у монастыря не было, но Петр любезно притормозил рядом с кованными монастырскими воротами, примкнувшими к простому деревянному забору, смотревшемуся бедным сиротой на фоне зажиточной деревни.

Калитка под рукой девушки приветливо скрипнула. Ступив на территорию монастыря, девушка с удивлением ощутила в себе мгновенную перемену. С автобуса сошла одна Даша, а в монастырь входила другая. Потом она убедилась, что это ощущение появляется каждый раз, когда она заходит в монастырь.

– С приездом, красавица, давай сумку, помогу – к Даше навстречу спешила пожилая полная монахиня. – Ты Дарья?

Девушка кивнула:

– Благословите, матушка. А сумка тяжелая. Там крупа, масло.

– Бог благословит, деточка. Спаси Господи за продукты. Нам они пригодятся. Я – мать Людмила. Меня настоятельница мать Кирилла предупредила о твоем приезде. Сама-то она сегодня поздно вернется, в Канаш по делам поехала, потом на всенощную останется. В Чувашских храмах служба в два раза длиннее. Знаешь, почему?

– Знаю, – Даша улыбнулась, – мне водитель автобуса рассказал.

– Петр! – всплеснула руками мать Людмила, – наш пострел везде поспел. А вообще-то, он парень хороший. Помогает нам иногда. Пойдем, я тебе покажу, где ты жить будешь. – Монахиня пошла по дорожке мимо полуразрушенных одноэтажных строений.

Идя за ней, Даша рассматривала монастырскую территорию, которую она представляла совсем по-другому. Маленький уютный рубленый домик – вероятно игуменская, это – баня, там – гараж с сараем и дровяник. Длинная, веселого салатного цвета одноэтажная постройка, украшенная балясинами, с цветами на больших окнах, похожа на трапезную.

Неказистость строений компенсировали пышные палисадники и несколько ухоженных альпийских горок. Но ни храма с золотыми куполами, ни многоярусной колокольни нигде не было видно, а ведь монастырю четыреста лет. Неужели не сохранилось ни одного старинного здания? А где же хранится чудотворная икона Иверской Божьей Матери?

– Мать Кирилла говорила, что вы в Петербурге познакомилась, а как, не сказала, – мать Людмила немного задыхалась на ходу.

– Мы случайно встретились. Я помогла ей добраться до Иоанновского монастыря.

– Свел вас Господь, а не случай, – монахиня остановилась отдышаться у длинного кирпичного здания, – вот здесь мы и живем. Ты к нам надолго?

– На неделю.

– Это хорошо, – обрадовалась мать Людмила – нам рабочие руки нужны.

Идя по длинному коридору с множеством дверей, она рассказывала:

– Здесь раньше роддом был. Чувствуешь, до сих пор лекарствами пахнет. Нам сюда.

Они зашли в бывшую больничную палату, разгороженную на крошечные кельи деревянными щитами.

– Мать Кирилла благословила тебя в этой келейке поселить, – мать Людмила указала Даше на ее место, – помимо тебя здесь еще три сестры живут, остальные в других палатах обитают. Ставь вещи и пойдем. У нас вечерняя трапеза ровно в восемь, через десять минут. Храм тебе после покажу.

Постройка с балясинами действительно оказалась трапезной.

Цветная клеенка скрывала грубо сколоченные из длинных досок столы, расположенные буквой «П». Сидели все на лавках, и только старый венский стул во главе стола верно ждал мать-настоятельницу.

Под стать помещению было и простое угощение – краснел в мисках винегрет, завернутые в полотенца кастрюльки с вареным картофелем покорно ожидали своей участи. Перед венским стулом отщепенкой стояла тарелочка с селедкой.

За трапезой одна из сестер читала отрывок из Житий святых. Разговаривать не полагалось, но мать Людмила под монотонное чтение шептала Дарье:

– Нас здесь семь монахинь, послушница и трудница – старая чувашка баба Нина, которая ухаживает за кормилицей коровой и курами несушками. На ней все наше хозяйство держится. Она и корову доит, и творог делает, и с курами управляется. Мы-то все городские, да хуже того – болящие. У одной – радикулит, у другой – сердце, у третьей – сосуды. За цветами, на которые ты по дороге любовалась, ухаживает мать Арсения, – исподтишка указала она на худую женщину с суровым лицом. Та, словно почувствовав, что говорят о ней, бросила в их сторону недовольный взгляд, но мать Людмила продолжала шептать, – она ваша, питерская. Раньше на своей даче красоту разводила, а теперь для Божьей Матери старается. Муж у нее тоже в монастыре в Чувашии. Их старец Нектарий одновременно в постриг благословил. Тяжело Арсении было к деревенской жизни привыкать, но она сильная оказалась. Справилась по молитвам Матушки нашей Благой Вратарницы.

Самая молодая у нас – Катерина послушница, да только она никого не слушает, поэтому пятый год в послушницах ходит. Мать Кирилла с ней намучилась, а выгнать не может. Куда она такая непослушная пойдет. Мы-то к ней привыкли. Если от нее чего надо добиться, надо ей наоборот сказать. Только так и получишь нужный результат.

Даша посмотрела на Катерину, которая, не поднимая глаз, с постным видом аккуратно ела винегрет.

– Ты ее не слушай, вечно она на меня напраслину возводит, – сверкнула вдруг та ярко синими глазищами.

– Ты бы так слышала, когда мать Кирилла тебе послушание дает, – всколыхнулась монахиня.

– Я с матушкой сама как-нибудь разберусь, – Катерина вытерла тарелку кусочком хлеба и принялась за компот.

Даша последовала ее примеру.

– Аминь, – закончила чтица. Звякнул колокольчик, и все поднялись на молитву.

После трапезы мать Людмила познакомила гостью с остальными сестрами. Особого интереса к паломнице никто не проявил, все спрашивали одно – «ты к нам надолго?»

– Сенокос у нас, самая страда, работа тяжелая, – монахиня вела Дашу к небольшому деревянному строению с крестом на крыше, – нам самим не управиться, а ты девица молодая, здоровая. Вот все на твою помощь и надеются. Бывает ведь, что паломницы заедут и тут же уедут, только пыль поднимут. Сейчас трудиться-то никто не любит.

– А ко мне скоро подруга приедет, – вспомнила Даша о Любе.

– Это хорошо, девонька. Чем больше во славу Божию поработаешь, тем больше грехов тебе Гоподь простит.

– Мне, матушка, очень надо у иконы Иверской Божьей Матери помолиться, – прижала руки к груди Даша.

– Так мы к Ней и идем, уже пришли.

– Это и есть храм? – Даша не смогла сдержать разочарованных ноток.

– А ты по наружности-то не суди, – не обиделась мать Людмила. Достав из кармана тяжелую связку ключей, она открыла дверь храма и, трижды перекрестившись, переступила через порог. Даша вошла вслед за ней. Приложившись к иконе на центральном аналое, монахиня подошла к большому образу стоящему у окна, и, коленопреклоненно поклонившись, запела высоким красивым голосом:

– Радуйся, Благая Вратарница, двери райския людям отверзающая.

Даша опустилась на колени перед иконой, не отрывая глаз от лика Пречистой Девы, облитой золотыми лучами вечернего заходящего солнца.

– Пресвятая Богородица, умоли Господа Бога нашего, Сына Твоего спасти и помиловать раба Божьего Дмитрия, – привычно зашептали ее губы.

Уйдя в молитву, девушка не заметила, как монахиня вышла из храма.

Даша молилась со слезами, всей душой. Она чувствовала, что пресвятая Богородица слышит ее, и не могла остановиться. В какой-то момент молитва иссякла сама, на сердце стало удивительно легко и спокойно, боль от беды ушла, а душа наполнилась уверенностью в том, что Митя будет жить.

Девушка решила осмотреться и пошла вдоль стен, вглядываясь в образы и с радостью узнавая блаженную Ксению, святого Иоанна Кронштадтского, блаженную Матрону, святого Алексия Мечева, благоверного князя Александра Невского. Оказалось, что в Чувашии почитают и Петербуржских и Московских святых.

– Да ты, девонька, оказывается молитвенница, может тебя вместо сенокоса на чтение псалтири определить, – прозвучал ласковый голос. В храм вернулась мать Людмила, – шучу, шучу, псалтирь у нас мать Тарасия читает, почти всю наизусть знает. Во как! Правда, ей семьдесят годочков. За такое количество лет можно и не только псалтирь выучить. Хотя многие бабки в этом возрасте имени своего не помнят.

– Матушка, у меня было такое чувство, что Пресвятая Богородица меня слышит и утешает моей же молитвой! – не удержалась Даша.

– Она, Вратарница наша, всех слышит и всем помогает, правильно ты почувствовала, – перекрестилась с поклоном монахиня. – Пойдем, милая, поздно уже.

Они вышли из храма в тот момент, когда солнце нырнуло за полоску горизонта. Сразу стало темнее, монастырские строения, утопающие в буйной зелени, приняли загадочный вид. Над Дашиной головой с писком пронеслась летучая мышь, где-то ухнула дурным голосом сова. Девушка вздрогнула.

– Пойдем, провожу тебя до твоей кельи, – мать Людмила бодро зашагала по плохо заметной в сумерках
тропе.