Максим Яковлев, документальная повесть

[ << назад | вперед >> | к оглавлению ]

БАТЮШКА

Чем интересна дорога, так это людьми, с которыми предстоит встретиться. Они ведь, зачастую, не ждут тебя, да ты и сам едва ли догадываешься о них, и тем не менее приходит их час, и они появляются из этого "случайного" бытия, и на какое-то время становятся участниками твоей "неслучайной" жизни. А нeзнaчитeльное с виду знакомство оставляет по себе такой след, который потом уже не стирается...

В одной из поездок свернули мы в некую деревеньку, завидев еще издалека сверкнувший над нею крест. Поплутав немного по палисадникам, отыскали мы вполне опрятную церковку... с висящим на ней замком. Правда, напротив нее, как мы догадывались, выглядывал под серою крышей настоятельский дом. Заглушили мотор, вышли, стоим. Ни звука. Неужели "облом"? Калитка была не заперта, и мы вошли. За калиткой нас встретил медведеобразный пес. Он несколько раз рявкнул, подрагивая брылями, и мы почтительно замерли, поглядывая с надеждой на хозяйские окна. Наконец на крыльце показалась матушка. Она отвела чудовище в угол сада, и, улыбаясь, словно дорогим гостям, подошла к нам. Не успели сказать мы и пару слов, как следом за нею выкатился радостный батюшка. Был он кругл и свеж, в крепких еще летах, и узнаваем с первого взгляда. Как будто где-то встречался с ним, хотя точно знаешь, что не встречался. Разговор завязался как-то сразу, без напряжения. Он пригласил нас зайти в свой храм, мы, не раздумывая, согласились, и матушка поспешила в дом за ключами.

- Вот посмотрите наш храм, - сказал он, с любовью оглядывая его.

Сняв замок, он перекрестился и, поцеловав дверь, вошел внутрь. Он поклонился алтарю и уступил нам дорогу, и пока мы шли к аналою, запел легко и привычно, по-моему тропарь Богородице. Меня поразила свобода и неожиданная радостность этого пения. Он пел для нас и не для нас, для себя и не для себя, он пел Богородице, храму... Он кружил по нему вперёд животиком, что-то рассказывал об иконах, показывал куда-то, и снова пел. Он смотрел на нас и улыбался сам, и наши улыбки только добавляли ему настроения. Матушка стояла, не сводя с него глаз, чуть улыбаясь.

Потом мы перешли к нашим книжным делам. Книги он отбирал внимательно и, выбрав какую-нибудь, обязательно проводил по ней ладошкой.

- Маша, ты помнишь наш разговор с отцом Федором? Вот здесь как раз об этом.

Так он говорил с ней, зная, что матушка услышит его везде, где бы не находилась.

- Вот это надо обязательно взять для Сергея Иваныча, пусть почитает, - говорил он. Или:

- А это для Оленьки, а еще есть? Тогда я возьму все. И Федоровым и Захару надо будет послать несколько штук. Маша! Ты посмотри, что я нашел!

Он пояснял мне:

- У нас здесь мало читают, сами понимаете, но уж если читают - интересуются на всю катушку. И таких нельзя оставлять, они на вес золота.

Подходила матушка:

- А ты Игорьку не забыл? Он просил что-то.

- А-а, вот хорошо напомнила, умница, - говорил он, - сейчас мы что-нибудь ему подберем, Игорьку...

И она смотрела на него, провожая каждое его слово.

- Что-нибудь детское есть, хорошее, без сюсюканья? О, это такой Игорек, - говорил он, покачивая головой, - спрашивает: "Отчего так цветы цветут? Отчего соловьи так поют?" Соловьи у нас этой весной заливались, что-то невероятное! Вот ему учитель про законы природы, про инстинкты и прочее, а он говорит: "Нет. Они Бога славят"! Приходил, жаловался на него: "Повлияйте". А кто я? Бог влияет!

Нас уже в который раз зовут "покушать или хотя бы чайку", но мы упорно отказываемся - давно пора ехать. Наконец, мы сели в машину. На прощание он сказал:

- Мучит меня знаете что? Ни к кому мы православные так непримиримы, как друг к другу. Столько ненависти, диву даешься! В куски готовы порвать. Врагам всё готовы простить, снисходить и снисходить... даже к кощунникам, а к своим нет, не то, что любви - не хватает простого такта. И ведь не из-за ереси какой-нибудь, из-за пустяка: биография у него не та - "перекрасился", или говорит не так, или служит не так... этого за святого не признаёт, а того почитает! "Вы знаете, где его видели? Он с тем-то и тем-то встречается, так что смотрите, поосторожнее с ним..." И шарахаемся от него - не наш, и знать тебя не желаем! Так он что? Задумал развалить православие? Церковь развеять по ветру? Он - антихрист?! Оказывается обыкновенный батюшка - служит и народ к нему ходит, что-то не так у него, может, и сам мучается... - нe прощаем!

Глаза стали тихие. Он всё трогал свой крест.

- А мы все Божии и все - грешники, Все в одной Церкви, к одной Чаше подходим... Если уж своих не любим, куда ж дальше?

Ветки над ним качнулись ветром...

- Ладно, езжайте с Богом, - он взмахнул рукой, благословляя нас вместе с машиной. - Спаси вас Господь, - и улыбнулся, - дорогие мои...

Матушка наносила яблок и протянула записку.

- В Святогорском будете? Передайте там отцу (она назвала имя иеромонаха), там на молебен и сорокоуст , - она быстро оглянулась, - Не забудете? Ангела-Хранителя вам, спасибо... Спасибо!

С тех пор мы так ни разу и не заехали к ним. Всё как-то не получалось. Только потом я узнал, что у батюшки страшная болезнь - саркома.

[ << назад | вперед >> | к оглавлению ]      [ в библиотеку ]