Максим Яковлев, документальная повесть

[ << назад | вперед >> | к оглавлению ]

СМОЛЕНСКИЕ НОЧИ

Город на кручах. И как тут народ в гололедицу ездит, не представляю. Едем по мосту, предстала взору знаменитая гора в серебряном венце соборных башен. Дивно! Смоленская гора словно спасает округу своей красотой. Круто идём на подъём, забираемся на самый верх, к кремлю, встаём под купами сирени, напротив древних крепостных ворот. Спешу попасть под своды храма и увы, застаю как раз закрытие его дверей. Но я доволен уж и тем, что вижу... Собор огромен. Своим зелёным ровным кубом он не отпускает сразу. Я обошёл его вокруг, он удивительный! В светлом небе горят купола и кресты его, а где-то внизу, далеко, затихающий город...

Какой спокойный, тёплый вечер... Удивительно спокойный вечер предложен нам.

На другой половине кремля уютный дворик. Полянку дворика окружают несколько старых построек, из которых самая благополучная на вид - резиденция митрополита. К её дверям резко подъехал джип малинового цвета, из него сгружают бутылищи с лампадным маслом, воск, какие-то ковры. Сбоку и напротив от неё два ветхих корпуса, бывших некогда, как сказано в табличках, "покоями" и даже "палатами". Домишки обросли дощатыми наростами пристроек, заплатами, нелепыми навесами, они жилые, в них как-то живут ещё несколько семей. Женщины судачат у подъездов на вынесенных табуретках, оглядывают нас, смолкая; перед ними неумело играют в бадминтон девчушки, а кто постарше - в мяч резиновый, воркуют бурно голуби... Не думал не гадал, что попаду в свой дворик детства на Солянке.

С ночлегом здесь у нас не получилось, и мы съезжаем в город, вниз, пересекаем перекрёстки, сворачиваем пару раз, едем на окраину - по адресочку.

На ночь приютила нас церковка в типовом микрорайоне. Церковный сторож, улыбчивый неторопливый парень, открыл ворота, и мы припарковались у его вагончика. Сторожем почти два года. Когда-то был геологом, поездил, потом занялся бизнесом, потом принял крещение, бросил бизнес... теперь он днём работает, а ночью, через день, дежурит.

Мы сидим на топчане в его вагончике и пьём "Майский чай".

- ...Можно и такой вариант: одному в трапезной на лавках, только сдвинуть их надо, а другой вот тут, - он похлопал по сиденью, - я телогрейки дам, постелите...
- А ты?
- Я ночью не ложусь теперь. Да вы не беспокойтесь, до обеда высплюсь, я привык уж.
- Ты как в наряде в армии.
- Я почитаю, похожу...
- Никак, разбойнички повадились?
- Да нет, какие разбойнички... тут, в общем, пьяные ломиться стали.
- Неужели?
- Ну. Лазить начали в последнее время.
- Похмелиться, что ли?

Парень хмыкнул и покрутил головой.

- А зачем?
- Ну... исповедаться что ли, - сказал он с улыбкой.
- Что, правда?
- Ну. Тут один через рабицу прорывался. У нас всё этой сеткой огорожено. Я в храме ночевал тогда, слышу шум какой-то, выхожу, а он на крыльце стоит. Лицо, руки, всё в крови, с перил капало... "Мне батюшку срочно надо", - говорит. Плачет... Еле уговорил его до утра обождать...

Парень опустил глаза и улыбнулся:

- Пока по "02" звонил, он лёг у трапезной и заснул. Три раза звонил, не верят. Потом приехали на "Жигулях", увезли его в багажнике...
- Как в багажнике?
- Избили сначала, потом туда.
- Зачем избили?
- Не знаю, - пожал плечами.
- Другой тоже... ночью. Помню, прилёг вот здесь, вдруг бабах кто-то в стенку, стенка-то железная. Звон, что в колокольне, выхожу как дурной... Вижу: стоит, качается за воротами. Камнями кидался. Говорю: "Ты чего хулиганишь?". А он: "Мне с попом вашим поговорить нужно". - "Он здесь не ночует", - говорю. Не верит. - "Завтра приходи, - говорю, - к службе, он тебя выслушает". Часа два убеждал. Ушёл. И ещё было...
- Потом-то приходили?
- Нет, ни разу. Сколько было случаев - не возвращались.

Он посмотрел в открытую дверь вагончика.

- Что-то с мужиками творится такое...

Ночевал я в трапезной, на лавке. Происшествий не было.

Ночью мне плакалось. Приснился пионерский лагерь, приезд отца с мамой в родительский день. Мы сидим с сестрёнкой на берегу речки, нас кормят сладостями, отец подзывает ребят из моего отряда - местных, деревенских, и тоже угощает и шутит с ними, они так вежливо берут и уходят и подмигивают мне как ни в чём не бывало... А я опять не могу рассказать, как они избивают меня, как заставляют искать им окурки, как подкарауливают меня с сестрёнкой, когда мы видимся с ней, как пугают её и хохочут, и как я, зверея, набрасываюсь на них с палкой или с камнями, и никому, никому не известно, чего мне стоит каждый раз успокаивать напуганного, несмышлёного человечка, смешить её и дурачиться, зная притом, что меня ждёт, когда я вернусь в отряд... Не могу я этого рассказать, потому что девать нас родителям некуда - оба работают и забрать всё равно не смогут... Я молчу ещё и потому, что маме нельзя огорчаться, у неё и так больное сердце, да и отца не хочу я видеть расстроенным и злым, ему так весело... и ещё потому, что не приучен я жаловаться, хотя они и старше меня! Но ведь родительская защита, вот же она, совсем близко, так рядом спасение... или отмщение!

- Ты чего, сынок? - спрашивает отец.
- Всё нормально, пап.

А внутри всё горит от обиды!

- Сыночек, ещё две недельки, и мы приедем за вами, - целует и жалеет мама.

Мы прощаемся и уходим в лагерь, я веду сестрёнку за ручку и уже не сдерживаю слез.

В Смоленске заехали мы в несколько храмов, предлагая везде свой товар. Но положение у всех одинаковое: средств почти нет. И мы отдаём книги в долг. Пора уезжать, впереди Москва. Перекусив, отправляемся через центр назад, к Днепру.

Старый город совсем неплох, по-прежнему "держит марку", домовит, фасадист. Да и что из себя такое город, именитый город без "высшего архитектурного общества", без представительства своих лучших подданных? Вот они, обступают нас... Солидные "дяди" собрались, нечего сказать, всякому цену знают, посмотришь - так не квартал, а присутственное место какое-то, в юбилейный день сюда уж в простой одежонке не сунешься: что ни дом, то и господин, честь имеет представиться, ни перед кем не спасует - хоть цоколем, хоть фронтоном с портиком, как ни повернётся - всё на нём как мундир кавалерский. А то и повыше бери - не иначе как "ваше превосходительство" и не назовёшь, всё по чину, изволите видеть: ордер дорический, антаблемент, восемь колонн с каннелюрами, флигеля, ну и картуши, само собой, с вензелями - в общем, знатное общество, уж никак не ниже, чем "ваше степенство". Глянешь на такого купчину - вот тебе ярусы в четыре ряда с итальянскими окнами, и балюстрады у него, и под карнизом арабесками пущено, и кариатиды имеются со всеми достоинствами, да мало того - он тебе сбоку ещё и эркер выставит, а каков портал! И ведь не поспоришь - на них вся городская стать и держится...

Одно слово: "степенство"!

Спускаемся к мосту. А вот и Днепр, муаровый, как лента славы, спокоен. Прощаемся со Смоленском, с его доблестной горой, с его кручами... Пока стоят они, будет стоять и он - славнейший камень России!

[ << назад | вперед >> | к оглавлению ]      [ в библиотеку ]