Церковь не критикуют тогда, когда она ни на что не влияет. Существует себе на обочине жизни, подобно книгохранилищу или этнографическому музею, и не тревожит совесть обывателя.

Ее архитектура может «как бы» случайно маячить в кадре таких культовых фильмов, как «Ирония судьбы», но без крестов, а так – в виде трогательного обломка навсегда ушедших времен. И человек будет издалека уважать эту почти исчезнувшую Церковь, ни за что ее не ругая, как не ругает он и труппу оперного театра, в котором не был и быть не собирается.

Такое уважение к Церкви на расстоянии, граничащее с уважительным молчанием о мертвых, само приказало долго жить. И слава Богу! Теперь Церковь ругают страстно, горячо, как воистину живую, а не как лавку древностей.

Стоит понять, что это – доказательство подлинной ее живости, доказательство, правда, от противного, но очевидное и не терпящее сомнений. Теперь давайте попробуем поговорить об отношении к критике, а также о ее качестве и разновидностях.

* * *

Во-первых, нам самим, христианам, не следует автоматически записывать в смертные враги всякого человека, чем-то в церковной жизни недовольного. Эта простейшая мысль трудна для усвоения. Хрестоматийно безбрежная душа русского человека слишком привычна к метаниям из стороны в сторону и середины держаться не обучена.

На самом деле эта воспетая душевная широта очень часто на поверку оказывается недисциплинированностью, отсутствием внутреннего воспитания. Для такой души «раз что против сказал – враг, не иначе». Это неправда.

Критика в режиме сострадания, критика, рожденная любовью и тревогой, обязана быть. Если ее нет, тогда пустоту, столь нетерпимую природой, заполняет один лишь восторг самохвальства, не лечащий, но прячущий раны за повязками, дескать «пусть гниют, лишь бы не видно».

Христиане, считающие, что в нашей церковной повседневности критика, анализ, оценка и самооценка неуместны, оказывают Церкви медвежью услугу. И, быть может, именно слабая внутренняя «работа над ошибками» или ее отсутствие (ну нет у нас просто-напросто такого исторического навыка) как раз и стимулирует «внешних» делать за нас нашу работу.

И кто еще скажет правду, если не любящий друг и раздраженный враг? При молчащем друге врагу все карты в руки.

* * *

Умиротворяя одних, на других благодать действует как раздражитель, и тогда уже раздраженные цепляются за все, что можно: за объем живота, за длину бороды, за многодетность или бездетность, за участие в жизни общества или, наоборот, устранение от участия.

Когда Монтекки и Капулетти враждуют, то слуги тех и других причиняют друг другу зло и обиды не от себя, а за общее дело. Так сказать, «ничего личного». Поэтому когда один слуга спрашивает в начале пьесы другого: «Не на наш ли счет вы грызете ноготь, сударь?», нужно понимать, что ноготь грызется «на счет» всего вражьего дома, а не на счет отдельно взятого поваренка.

Критика личности в этом случае – лишь повод для демонстрации принципиального протеста. Это нужно понимать, чтобы не тащить из болота бегемота и не переубеждать периферийной аргументацией человека, который в принципе вас и вашу веру не приемлет.

* * *

Но могут быть и иные критики. Те, для которых Имя Божие свято, которые причащаются, не подвергают сомнению необходимость иерархии и понимают, насколько сложно Церкви жить в этом мире, но свидетельствовать людям о наличии иной, высшей реальности. Эти люди имеют право высказываться о том, что на их взгляд требует пристального внимания и оперативного вмешательства.

Этим людям удобнее быть мирянами.

Священник подобен офицеру, и выполнение приказов для него естественнее, чем проведение дебатов. Священник находится внутри обоймы, и все, кто выше и ниже его, так плотно к нему прижаты, что возможностей для маневра или нет вовсе, или их очень мало. Поэтому и в ветхозаветные времена священство относительно редко удостаивалось пророческого дара.

Священство было душой народа и, одновременно, его скелетом. Именно к костям священных обрядов, служб, постов и праздников крепилась плоть народного организма.

Но когда жизнь принимала неправильное направление и угрожала наказанием, восставали люди, не принадлежавшие к колену Левия, и огненными словами водворяли испаряющуюся из сознания народа истину на подобающее место. Такова матрица внутренней жизни всех народов, украшенных верой в Творца неба и земли.

* * *

Царственное священство предполагает и требует наличие мирян, которые способны не только защищать веру перед лицом внешних, но и внутри Церкви ей самой говорить нечто на пользу. В древние времена такими мирянами были благоверные князья. Они воевали, судили, решали споры, творили милостыню, покровительствовали Церкви.

В наши изменившиеся времена такими мирянами должны быть люди масштаба Хомякова и Достоевского, то есть мыслители, ученые и писатели. Их слова сегодня весят больше, чем меч-кладенец в иные эпохи. Они свободны от жесткой субординации клира, не будучи свободными от Закона Христова. Их сердце живо, но и глаза открыты. Поэтому их слово может исцелять и выводить из тупиков.

Конечно, второй Достоевский также невозможен, как и второй Исайя. Но речь о самой сути явления, а не о нюансах.

Итак, критика церковной действительности не только нужна и не грешна, но и необходима, как необходима уборка в доме перед праздниками. Она не всегда должна быть публичной, и те, кому говорят «оглашенные, изыдите», не должны быть слушателями разговоров о наших семейных проблемах.

Да и в том случае, когда далекий от молитвы человек привычно повторяет в наш адрес дежурные упреки, не всегда нужно идти напролом. Энергия сопротивления лишь увеличивает энергию бессмысленного столкновения. Иногда нужно вести себя не как вышибала, а как борец айкидо, то есть сознательной податливостью обезоружить противника.

Он тебе упрек в ожидании гневного ответа, а ты ему: «Да, я знаю и согласен. У нас есть проблемы. Но решаем их и с Божией помощью решим». Он тебе еще упрек, а ты ему: «Спасибо, любезнейший, за вашу тревогу о нас. Помолитесь пожалуйста, чтобы нам исправиться». До третьего упрека разговор может и не дойти.

Только вести вот так диалог нужно уметь, как, впрочем, и многое другое. Ну а чтобы уметь, нужно учиться. Вот так, глядишь, не просто ругая тьму, но зажигая свечи, часть мрака и разгоним. С Божией помощью.

Сайт протоиерея А. Ткачёва

В ходе процесса над панк-группой, совершившей кощунство в храме Христа Спасителя, мнения православных о должном наказании разделились кардинально: одни сожалели, что православные не дали мусульманского отпора (хотя представители ислама и иудаизма неоднократно заверяли, что в похожем случае просто вывели бы кощунников из священного места), другие протестовали против длительного тюремного заключения, говоря, что 15 суток бы вполне хватило.

Споры последних месяцев Правмиру комментирует профессор Московской духовной академии протодиакон Андрей Кураев.

Богословие любви и богословие ненависти

В любой серьезной религиозной исторической традиции – будь то ислам, иудаизм или христианство — со временем складывается две школы: богословие любви и богословие ненависти.

Можно найти такие священные тексты, прецеденты, слова учителей, которые позволяют ненавидеть твоего оппонента и принимать жесткие меры для того чтобы заткнуть ему рот вплоть до убийства. А можно найти совершенно противоположные слова.

Это означает, что каждый приверженец этой религиозной традиции оказывается в ситуации выбора. Это значит, что на тебе лежит ответственность за то, что твоя Библия раскрывается именно на этой странице. Это не ее выбор, а твой вкус. Поэтому не прячь свою ненависть, не оправдывай ее за какими-то именами и словами.

Мы видели, что Евангелие этой весной у разных православных людей раскрывалось на разных страничках. Для одних был значим и дорог образ Христа с бичом в руке, изгоняющего из храма торговцев, а другие не могли оторвать свой взор от той странички, где Христос прощает блудницу.

Не сквозняк открыл ту или иную страничку, а твое сердце притянуло к себе тот или иной эпизод по своему вкусу.

Даже когда я цитирую Библию, я на самом деле ее толкую, потому что я выбираю именно эту цитату, а не другую.

Из Иоанна Златоуста сегодня берут одну цитату про то, что «освяти свою руку пощечиной по устам богохульника». За последние полгода я уже устал копипастить другие цитаты из Златоуста. Когда ко мне на блог заходит очередной православный, считающий, что мне незнаком текст св. Иоанна про пощечину, я в ответ просто копирую ему длинную простыню из других цитат того же Златоуста, но сказанных в другом настроении духа и имеющих противоположный смысл.

Идет «война цитат». Но тут важно не просто количеством цитат превзойти оппонента, а понять, какие из них наиболее органично связаны с духом Евангелия.

- Получается, что у светского, атеистического общества формируется определенный евангельский запрос к Церкви. Говорится «Смотрите, вот цитата, надо поступить по-христиански так».

- Это очень здорово. Понимаете, это тот случай, когда не надо с обществом спорить. Если в кои-то веки люди признали авторитет нашей священной книги, мы не должны их за это отталкивать и говорить, что политическая целесообразность понуждает нас смотреть мимо Нагорной Проповеди.

Надо просто сказать тем, кто тычет нам в нос нашим же Евангелием: «Да, вы правы. Это и в самом деле наш идеал, к этому мы стремимся, но по пути часто спотыкаемся. Просто, наверно, без вашей помощи мы не сможем этого нашего общего идеала достичь. Мы немощны, мы убоги, калеки. Мы сами кусаем кулаки и локти оттого, что не можем быть такими христианами, какими должны. Может, если вот вы лично станете христианином, вы учтете горький опыт наших неудач, вы станете лучшим христианином, чем я, и тем самым поможете всем нам».

- Говорят, что мы должны защищать Церковь, ведь кощунство в Церкви – это не просто личное нападение…

- Обратите внимание, как Святейший Патриарх Кирилл воспринял нападение на него в Киевском аэропорту. Он был абсолютно спокоен, ни один мускул не дрогнул на его лице, и речь, которую он тут же произносил, была полна добропожеланий. Вот это и был пример нормативно-христианской реакции.

Что касается защиты Церкви, знаете, сколько людей считали, что их задача – спасать православие, а не спасаться в православии… И кончалось это не очень здорово…

У Церкви есть защитник – это Бог. Это Он нас защищает. Даже древние римляне считали, что с обидами, нанесенными богам, должны разбираться сами боги. А для нас есть жесткие и страшные слова апостола Павла: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь. Итак, если враг твой голоден, накорми его; ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья».

Я уже немолодой человек. В моей жизни было немало сцен, когда в храм врывался пьяный, сектант или хулиган. Каждый раз в следующую минуту после шока моя молитва, как и молитва прихожан, только сильнее становилась.

Привычное становится дороже, если появляется риск потери. Если ты видишь угрозу своей святыне, храм становится дороже. Для меня храм Христа Спасителя после этой выходки стал святее, и ближе, и дороже. Раз такой запал ненависти может быть туда выплеснут, значит, действительно, его золотые купола кому-то черный глаз слепили. Очень разумно патриарх Кирилл дал указание не реставрировать порубленные сумасшедшими иконы. Если какой-то антицерковный хулитель поранил святую икону, она для нас с этой кровоточащей ранкой становится еще более дорогой.

- Иверскую икону так и пишут – со следом от «ранения»…

этого по их мирской логике, а по нашей христианской это так.

Я говорил, что если бы батюшка, похожий на Серафима Саровского, встретил этих девок и обнял их по-доброму, все было бы иначе. Мне говорят «Это невозможно. Представляете себе, если бы в октябре 41 года Молотов полетел бы с тортиком к Гитлеру? Разве это привело бы к окончанию войны?» Я говорю: наверняка нет. Но не надо путать Серафима Саровского и Молотова. С Молотовым Христа не было, а с преподобным Серафимом был, и поэтому ваш аргумент – это атеистический аргумент. Вы не оставляете места для чуда Божьего. Вы всё хотите сами, силами земной полиции, дружинников и казаков разрулить. Но оставьте место для чуда. Попробуйте однажды раскрыться для удара и сказать: «Господи, только на Тебя мы уповаем». А то мы поём гимн «Не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве Тебе Владычице» — и тут же звоним в полицию.

То, что я говорю такие высокие слова, не означает, что я сам им следую. Уже слышу голоса оппонентов «А если к вам в квартиру…» — да, позову полицию, честное слово. Но мои собственные немощи не отменяют правду тех идеалов, которые прописаны в Евангелии. И поэтому спор не о том, звать полицию или нет, а именно о том, что предлагают считать христианской нормой, идеалом.

Тут же уместно сказать: «Господи, Ты оставил нас своей благодатной защитой, и поэтому мы в отчаянии должны звать полицию, и этот наш поступок обнажает наше собственное недостоинство», а если точнее, то надо процитировать ту песенку, которую пели в храме. Вот мы, как срань Господня, и зовём полицию. Тогда это логично, честно, и по-своему нравственно. Но зачем же реакцию больного человека выдавать за норму святости и духовного здоровья?

Итак, по законам христианства, если кто-то оскорбляет мою святыню, эта моя святыня становится для меня еще дороже, и поэтому, слыша обвинения прокуратуры о том, что эти преступницы нанесли ущерб вековым ценностям, я вспоминаю «Джентльменов удачи»: «Ну он же памятник, кто ж его посадит?!». Ну как можно нанести ущерб ценностям? Они в мире платоновских идей, их не залапать.

Ущерб ценностям и идеям можно нанести аргументированной полемикой. Но ее-то в пуськином канкане не было.

Высмеять символы и идеи может карикатура. Но выходка в Храме Христа выставила в неприятном виде не Церковь, а радикальных антиклерикалов (все же человек, для которого «ничего святого нет», отталкивает нормальных людей).

Нет, в тот февральский день Церковь ничего не потеряла, а только приобрела. Растеряли мы потом.

Всерьез дискредитировать христианские ценности я могу, только если от имени христианства буду делать гадости.

Раскручивать кампании на тему «оскорбления религиозных чувств» означает вступать в зону серьезных рисков. Ох, как хотелось бы мне рассказать вам, что на самом деле оскорбляет мои религиозные чувства…

Например – епископ, который все епархиальное собрание духовенства сводит к требованию денег. Или тот факт, что могилу для Патриарха Алексия в Елоховском Соборе позвали копать таджиков…

Не стоит рисовать «картину маслом» — мол, мы все были белые и пушистые, и пока «Пуськи» к нам не пришли, жили мы в мире назапятнанных идей и ценностей…

Непротивление злу?

- Вызов полиции вы считаете вообще недопустимым?

- Полиция вмешалась – хорошо. Задержали хулиганок, составили акт – составили акт, предали суду – всё нормально.

Полагаю, что в Ватикане нечто подобное происходит ежемесячно. И в Храме Гроба Господня иудейская полиция постоянно вынуждена вмешиваться и водворять порядок. В нашем неидеальном мире нередко приходится принимать неидеальные решения.

Главная ошибка была в другом: в блогах и массмедиа, в том числе церковных, зачастили речевки на тему «не забудем, не простим». И шло это на фоне публичных мечтаний многих вроде бы православных людей о том, какому физическому насилию или даже казни они мечтали бы предать этих девок. Церковные спикеры не нашли в себе сил жестко отмежеваться от этих «мечтателей» и осудить погромные настроения в зародыше.

Звучащие на этом фоне их призывы к не-прощению и уголовному наказанию смотрелись как поощрение экстремистов. То есть голос экстремистов стал восприниматься как голос самой Церкви.

Более поздние (и все равно слишком мягкие и недостаточно иерархически-авторитетные) осаживания «активистов» мало изменили ситуацию. Джинна выпустили из бутылки. Очень легко разрешить людям низость, а вот потом отобрать право на подлость гораздо тяжелее.

С кем ты?

- Говорят, что сегодня налицо определенный раскол…

- Я принципиально не принимаю таких слов и таких перспектив. Последние лет пятнадцать я по большому счету только тем и занимаюсь в Церкви, что по разным поводам говорю: дорогие мои единоверцы, не умножайте число поводов для взаимной неприязни. Если кому-то нравится эта музыка, а кому-то вот эта, это не повод для раскола. Если кто-то читает эту книжку, а кто-то другой ее терпеть не может, это не повод для раскола. Если человек по вопросу о пуськах считает иначе, чем я, то для меня он не становится ни раскольником, ни личным врагом. Поэтому и умоляю православное сообщество: дорогие мои, не надо из-за этого заново переписывать списки друзей и врагов и так далее. Это просто не умно.

- Но иногда отношение к суду и кощунству уже становится практически критерием из серии «Како веруеши».

- Поэтому, стиснув зубы, вновь и вновь повторяю слова преп. Григория Синаита: «Чисто исповедовать Троицу в Боге и двоицу во Христе — в этом я вижу предел православия».

- Но говорят, что это сатанизм, а сатанизм прощать и не замечать нельзя.

- Тем, кто всерьез видит тут сатанизм, придется пояснить, что дальше они логически обязаны домыслить и предпринять.

Раз тут духовная болезнь, то и лекарство должно быть духовным. Тогда Церковь должна оттолкнуть в сторону всех полицейских и сказать «это наш пациент», а потому мы своим тесным кругом монахов будем о них молиться, будем ради них поститься и каяться.

Второй, известный из истории логический путь: если вы считаете, что эти несчастные одержимы бесом, то тюремное заключение им не поможет. Тюремное пространство для беса совсем не чужое, там все пропитано муками и грехами. Кроме того, для магии и колдовства тюремные стены не помеха. Получается, выход только один – сжечь. Если у человека такой мощный защитник, как сатана, тогда никакие кандалы, никакая полиция не помешает, и значит нужно уничтожить этого агента бесовского действия на земле.

Такая логика очень хорошо представлена в книге Льва Карсавина «Католичество» — одном из первых опытов богословского перформанса. Сам Карсавин вряд ли был очарован логикой, связавшей Евангелие и костры. Но ему было интересно поиграться с богословской логикой и представить читателю тот путь, которым прошли инквизиторы далекого прошлого.

Правда, эта игра дорого обошлась философу. Он в конце концов сам стал жертвой инквизиции – правда, атеистической…

Те, кто сегодня бросаются обвинениями в сатанизме и одержимости, должны понять, что нельзя это делать ради красного словца. Если вы это всерьез, то извольте додумать до конца. А до конца — значит одно из двух: или не-тюремная отчитка в монастыре, или опять же не-тюремный костер.

Такой логики и убежденности в наших горячих полемистах нет, и потому я могу успокоить нецерковных людей: очень многое из того, что возмущает вас в наших церковных новостях в последние годы, — это всего лишь перформанс. Вряд ли публичные речи отца Всеволода про адские муки и бесов соответствуют его собственному внутреннему устроению. Сам-то он человек добрый.

- Протоиерей Александр Шаргунов говорит: «Как раз в состоянии атеизма заключен ответ, в самом жестоком проявлении абсолютного атеизма нужно увидеть по-своему чудесное, безжалостное, мстительное зеркало практического атеизма, слишком много верующих лгут своей вере. Как раз поэтому, может быть, Господь попустил все потрясения, все посылается ради нашего блага. Любящему Бога все содействуется во благо. Чем больше скорби, тем больше ждет нас в вечности утешенье».

- Я совершенно согласен с этим выводом отца Александра. Если он готов даже в выходке феминисток увидеть Божий промысл, я с ним согласен. Так Господь нас вразумляет.

- А что «экстремизм и сатанизм — это угроза человечеству, это вызов всей цивилизации и если мы не будем противостоять этому злу, то ужасы холокоста покажутся всем нам цветочками»?

- Ну, это банальное риторическое преувеличение.

Одна из распространенных педагогических ошибок – обрушивать на голову малыша риторически-преувеличенные ужасы. «Не ковыряй в носу, а не то у тебя зубы выпадут». Или: "Сереженька, если ты без спросу будешь есть варенье из банки, то зверь выйдет из бездны и пожрет тебя». Если родитель (воспитатель, проповедник) сам не понимает несоизмеримость возвещаемых угроз и реальной тяжести его проступка, то со временем ребенок все же разберется — где зубы, а где сопли, где драконы, а где съеденная без разрешения конфета. И тогда он начинает терять веру словам родителей и взрослых.

Если начинается «Пуськи равно Холокост», «Пуськи равно ГУЛАГ», происходит а) банализация зла; б) в людях множатся оценки в стиле — «Ребята, какие-то вы не очень адекватные». Такие сравнения умножат число наших антисимпатизантов, а, значит, симпатизантов этих «Пусек».

Антирелигиозный мотив

- А антирелигиозный мотив выступлений группы?

- Если у человека есть антирелигиозные убеждения, он имеет право их высказывать. Сам мотив не является криминальным. Вообще вопрос об установлении мотива очень сложен…

- Подсудимые не признают этот мотив…

- В том то и дело, и поэтому кто им может этот мотив инкриминировать? Кто, кроме Бога, знает, что на сердце у человека? Защищаете Писание, извольте его цитировать и уважайте его. «Не тако зрит человек, яко зрит Бог. Яко человек зрит на лице, Бог же зрит на сердце» (1 Цар. 16, 7). Поэтому рассмотрение мотивов — это совершенно тупиковая ветвь.

Да и наличие мотивов не есть состав преступления. Вы что думаете, у нас на Ученом Совете Академии или на сессии Священного Синода все в восторге друг от друга? И там тоже мотивы могут быть очень-очень неожиданные и нелинейные.

Оценивать надо действия, а действия таковы: как бы ни были плохи мысли одних профессоров или митрополитов про других, но пока они сослужат и не заявляют публично о разрыве отношений, не обвиняют друг друга в ереси, они все в одной Церкви. Терпеть друг друга надо, а не вскрывать почтовый ящик, компьютер или интенет-псевдоним и смотреть «А ты там где-то про меня такое у себя в дневнике написал!». Это же мой дневник.

Но вот если бы я на проповеди сказал «К причастию у этого батюшки не подходить», это было бы церковным преступлением.

- То есть вы не видите в этой акции разжигания ненависти к православию?

- Ровно обратное произошло в феврале. В первую неделю произошел рост симпатий к Церкви. Мы в России живём, в России любят пострадавших, невинно пострадавших. В первые дни был консенсус. Сама эта акция привела к росту популярности Православной Церкви. Они этого, наверное, не хотели, но объективно это так.

Все перевернулось потом — но уже не без наших стараний.

Я не против наказания, но я изумлен тем, как этот скандал был обставлен в церковной и околоцерковной публицистике. Возвращаюсь к теме запада — там такого рода выходки происходят нередко. Но мы про них не помним, и это означает, что тамошние церкви научились реагировать на происходящее так, чтобы не нести репутационных, медийных потерь. Значит, там есть просто какие-то налаженные механизмы общественной реакции.

А у нас провал именно в этом и произошел.

Я был бы рад, если бы Святейший просто наложил табу на любые комментарии с первого же дня: «Отцы, братья, а наипаче сестры, молчим! Нужно будет, я один скажу. Полиция взяла их — и все, больше не вмешиваемся, это уже не наше ведомство, мы только просим: их не избивайте, не насильничайте, соблюдайте права человека. Если им нужен будет священник – пошлем. Нам действительно тяжела эта ситуация, мы просим, чтобы люди других убеждений высказали бы свою не правовую, а нравственную оценку этой ситуации. Любой из нас может оказаться в той ситуации, когда дорогую для тебя вещь какой-то варвар приходит и разрушает, чуть ли не у тебя дома. Мне кажется, здесь мы можем поддержать друг друга. Все».

А вот бы их в мечеть!

Но началась эта безумная волна блоггерских мечтаний: о том, как послать бы их в мечеть или отдать на ночь в казарму десантников, сжечь бы и прочее. И никакой сдерживающей пастырской реакции. В течение полугода на эти разнузданные мечты не обращали внимания.

Таким мечтателям надо пойти к психотерапевту, у них явная внутренняя психическая проблема — фрустрация. Когда у человека внутренний кризис, когда присутствует расхождение между принятым им долгом нравственным или социальным и его реальной жизнью, это расхождение его самого травмирует, ему неудобно в этой принятой им же системе ценностей.

У Бокаччо в «Декамероне» была такая новелла: некий епископ католический приглашал к себе время от времени городскую блудницу. Он вроде бы не грешил с нею, просто заводил ее в кабинет, она раздевалась в его присутствии, показывала свои прелести, потом одевалась и уходила. Он ее пальцем не трогал, и был при этом, очевидно, убеждён, что греха никакого нет, а какое-то услаждение он при этом получал. Есть такой грех или болезнь — вуайеризм — подглядывание, как грешат другие.

Когда православный человек говорит: «А вот их бы в мечеть!» — это диагноз «вуайеризм». Сам не могу, но хоть посмотрю, как другие это делают, и в этом получу удовольствие.

- Может быть, это сожаление о нашей слабости — вот в исламе или иудаизме им бы дали настоящий отпор, а мы…

- Отсюда вопросы. Давайте честно скажем: мы мечтаем стать Пакистаном.

Люди, будьте логичны. Если вы вступаете на какую-то тропинку, интересуйтесь, куда она ведет. И извольте при этом признаться, что вы ошиблись религией, что вам тесно в Нагорной проповеди, у вас в душе горит закон талиона («око за око, зуб за зуб»). Ваше право! Но, тогда, может быть, вы честно скажете, что на самом деле вы хотите остаться в мире Ветхого завета.

- Чем строже наказание, тем меньше риск того, что акцию повторят…

- Задача любой панк-акции – это известность. Если не хотите, чтобы они повторялись, не надо было этой акции придавать известность, не надо было так бурно реагировать. А раз пошла реакция, и вдобавок реакция скандальная, значит, риск повторения велик. Если сейчас получилось так, что эти женщины стали для кого-то героинями, значит, найдутся те, кто пожелает пойти этим же «жертвенно-героическим» путем. Мы это проходили до некоторой степени в том же 19-м веке, когда сами по себе казни или аресты террористов-революционеров не очень-то сбавляли популярность революционной идеи. Тут есть своя романтика, своя героика, которая работает. Поэтому я не уверен, что превращая наших обидчиков в «жертв», мы таким путем обеспечим безопасность наших храмов.

- Пишут, что наказать надо в назидание, и что эта акция — то плевок всем тем миллионам, что стояли к поясу Богородицы.

- Вот лучше всего было бы, если бы эти миллионы подали судебные иски. Каждый от себя и с требованием символической финансовой компенсации. Всего-то в размере ста рублей. Но если бы иски шли от миллионов – повтора никому не захотелось бы.

- Люди возражают: «Мы вовсе не хотим остаться в мире Ветхого Завета, но и заставлять нас оставаться в стране, которая вымирает, которая все меньше отличается от обезьяньего стада, которая убивает больше миллиона детей ежегодно, тоже не надо. Если Вы считаете, что мириться с причинением смерти людям правильно — Ваше право, но не надо называть это Новым Заветом».

- Ну при чем тут тематика абортов, тем более преподанная в столь взвинченном тоне? Не хотите оставаться в стране, где аборты разрешены, найдите такую, где они запрещены, и поезжайте в Пакистан.

- Адвокаты потерпевшей стороны говорят о том, что лозунга «Путина прогони!» не звучало, звучали только, они говорят, нецензурные выражения в адрес Бога, Богородицы и патриарха.

- Вновь говорю, я не вижу богохульства. Я совсем не против того, чтобы светский суд дал четкую квалификацию этим действиям и даже какое-то наказание. Но я против того, чтобы православные выглядели дебилами. Я не пусек защищаю, я защищаю свою родную любимую Православную Церковь.

Вот, говорят, они совершили святотатство и богохульство. Остановитесь вы, дайте себе отчет в тех словах, что вы говорите! Святотатство – это кража святыни. Они чего-то из храма украли? Нет!

Богохульство – это хула на Бога. Но разве они что-то хулящее про Бога сказали? В песенке, которая там так и не была спета, говорилось «Богородица, стань феминисткой». Такое предложение неприемлемо для православного христианина, но не все неприемлемое есть именно богохульство. Эти женщины сами себя считают феминистками, поэтому их желание видеть Богородицу рядом с собой не включало в себя ругань в адрес Божией Матери. Если уж говорить о мотивах – то богохульного мотива тут явно не было.

Если мы ищем параллели в церковной истории — там идут новгородские полки на тверичей или наоборот, московские на Псков, и при этом каждый молится «Богородица, стань с нами, будь с нами! Будь необоримой стеной, именно нашей крепости, нашему кремлю». Так что же более богохульно? В гражданской войне, междоусобице призывать Богородицу защитить хищные интересы данного князя, который ради обогащения своей казны готов перерезать тысячу-две людей – или же желание видеть Богородицу членом движения в защиту прав женщин?

Что касается выражения «срань Господня», давайте разберем в нем составные части. Чтобы никому не было обидно, давайте говорить про меня. Как христианин, я — Божий. По делам моим, конечно, я срань. Совмещаем одно с другим и получаем диагноз. Что здесь богохульного?

- А «прихожане ползут на поклоны»?

- Да, это несомненный пейоратив. Но в адрес прихожан, а не в адрес Бога. Конечно, есть слова Христа «так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне». Но если Христос берет на Себя мою боль и обиду, в таком случае тем более надо оставить Христу же возможность реакции на нашу общую боль.

– Недавно в Оренбургской области вынесли приговор двум неонацистам, которые расписали синагогу свастикой, 6 лет. Признали виновными в действиях, направленных на возбуждение националистической ненависти и вражды, и на унижение достоинства людей по принципу рас и национальности, совершенное публично. Они тоже никого не убили и не обокрали.

- Реальные сроки не дали тем, кто лишь хулиганил. В тюрьму отправились лишь те, кто кроме хулиганской шел и по другим вполне себе уголовным статьям (разбой и т.п.). Читаем приговор:

«28.05.2009 г. в Центральном районном суде г.Оренбурга рассмотрено уголовное дело по обвинению Янюшкина, Семенова, Попова, Кривошеева в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 282 УК РФ - возбуждение ненависти либо вражды, также Янюшкина по ч. 2 п. «г» ст. 161 — грабеж, ч. 1 ст. 162 УК РФ – разбой, также Семенова по ч 1 ст. 222 – незаконные приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка или ношение оружия, его основных частей, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств…

указанные лица признаны виновными в совершении преступлений:

- Янюшкин – по ч. 1 ст. 282 УК РФ, ч. 2 п. «г» ст. 161, ч. 1 ст. 162 УК РФ и ему назначено наказание в виде лишения свободы сроком на 6 лет с отбыванием наказания в исправительной колонии общего режима;

- Семенова – по ч. 1 ст. 282, ч. 1 ст. 222 УК РФ и ему назначено наказание в виде лишения свободы сроком на 5 лет со штрафом 10 000 рублей с отбывание наказания в исправительной колонии строгого режима;

- Попова – по ч. 1 ст. 282 УК РФ и ему назначено наказание в виде обязательных работ сроком на 160 часов;

- Кривошеева – по ч. 1 ст. 282 (2 эпизода) и ему назначено наказание в виде обязательных работ сроком на 240 часов.»

Шесть лет получил лишь один из четверых, и не за «свастики на синагоге», а за три статьи, включая разбой и грабеж, а также как рецидивист. Двое же ранее не судимых, уличенных только в осквернении синагоги и расклеивании листовок, получили лишь 160 и 240 часов общественных работ.

Думаю, и в случае с панк-феминистками было бы уместно провести бы суд за один день, дать условный срок, но четко сказать: «Будете повторять, неважно где, в храме или на крыше троллейбуса, что-то подобное — срок станет реальным!».

Нет покаяния — нет прощения?

- Вопрос про прощение. «Там, где нет покаяния, а есть непоколебимо-агрессивное стояние за права свободного попрания святыни Бога и человека, святыни человека, прощение будет только издевательством над совестью верующих»…

- Давайте распределим этот вопрос на несколько уровней.

1. Собственно церковное прощение означает только одно – допуск к церковным таинствам. Условия для этого допуска также всем известны. Это исповедь. И здесь неважно, идет ли речь обо мне, о наших читателях, об этих феминистках. Церковь в этом смысле нелицеприятна, или точнее говоря, она как раз смотрит не на лица, а на сердца. Церковь делится с тобою Кровью Христовой. Для этого нужно, чтобы ты отказался от сродненности со злом, попробовать изжить его из себя. Церковное прощение означает примирение с Церковью. Ради чего? Не ради участия в заседании Синода, а ради участия в таинстве Церкви. Другого смысла у словосочетания «церковное прощение» не знаю.

2. Второй уровень – это мое личное прощение. Но вот здесь я должен сказать, что вопрос о моем прощении кого-то — это вопрос моей личной гигиены. Я не могу ставить вопрос моей личной гигиены в зависимость от внешних и независящих от меня факторов. Я не могу сказать: «Я не буду чистить зубы до тех пор, пока не прекратятся сбросы отходов целлюлозно-бумажного комбината в озеро Байкал». Зачем мне копить в себе зло, гниль?

3. Третий уровень: прощение Церковью не как Мистерией, а как человеческим и даже педагогическим сообществом. Совершенно очевидно, что церковная оценка произошедшего акта может быть только негативной. И даже в случае их покаяния наша оценка этого действа никак не изменится. Но Церковь может просто забыть коснеющих в своих грехах, предоставив мертвым по их вкусу погребать или сношать своих мертвецов.

Забвение – форма изоляции от чужого греха. Это тоже форма гигиены. И лучше уже забыть и презреть, чем распалять себя, постоянно перебирая четки из причиненных нам обид.

И, наконец, есть уровень публичной полемики.

Среди защитников пусей (в медийном пространстве в том числе) есть люди, для которых безграничная свобода хулы всего и вся — это просто святая святых. «Никто не имеет права ограничивать меня в моих высерах». С таким, конечно, мы никак не можем согласиться.

- «Господи, прости, не ведают, что творят» — это когда действительно не ведали. А о тех кто ведал и продолжал упорствовать, Господь говорил совсем другие вещи.

- Ну да, про таковых сказано «да будет тебе яко мытарь и язычник». Но не сказано «да будет твоим заключенным».

- Вопрос из комментариев в Вашем блоге — «А разве можно прощать бесов, даже если бы они и попросили о прощении»?

- А разве можно живых людей называть бесами?

Приговор — между двух зол

- Каким будет приговор, на ваш взгляд?

- Одно из двух: или он будет достаточно мягким (условный срок или штраф), или он будет жестким.

Если он будет жестким, как вы думаете, чем это обернется для Церкви? Понятно, какая пойдет медийная волна: «Вот инквизиция в действии, добились своего, додавили, посадили!»

Если приговор будет мягкий – для Церкви это будет еще хуже. Нас начнут попрекать не-нашей мягкостью: «Хамовнический суд оказался милосерднее Церкви Христовой!».

Вспомните слова отца Всеволода Чаплина о том, что их грех хуже, чем убийство. И как это будет совместить с мягким приговором суда? Напомню, что Церковь-то хотела наказания большего, чем за убийство, а суд оказался милосерднее.

Я вижу только один выход: до оглашения суда, до оглашения приговора найти возможность и высказать какие-то слова, призывающие к ненарушению прав человека, к честному разбирательству, к милосердию, о том, что мы не хотим никакой мести. Мне кажется, надо упредить приговор, каким бы он ни был. Иначе мы вновь отстанем от хода событий.

- Было же много высказываний и Владимира Легойды и о. Александра Волкова о том, что такое длительное досудебное заключение — странно…

- Эту позицию надо внятно и настойчиво донести до общества. Это патриарху иногда достаточно сказать что-то лишь однажды, потому что это патриарх. А все другие люди должны уметь настаивать на своем. Повторять из раза в раз, давать новые медийные поводы, собирать все новые пресс-конференции, и тому подобное.

Если эта позиция Церкви не была расслышана (а реально она не расслышана), значит надо повторять. Это же не для галочки делается, чтобы потом в отчете ответить «да-да, такого-то вот числа мы об этом шепнули». И не для комсомольского фиктивного отчета. Здесь реально идет речь об убеждениях и мнениях людей. Значит, ради этих людей, ради Церкви, ради миллионов людей не грешно вновь и вновь повториться.

- Отец Андрей, в завершение — еще несколько аргументов и недоумений — с просторов православной блогосферы. Разве мы не забываем слова Спасителя «не давайте святыни псам»?

- Блины, мечтаемые мною, это не Причастие. Это не святыня.

- И еще комментарий в вашем блоге — «Эти девицы нас..али бы вашему гипотетическому батюшке (худенькому седобородому с добрыми глазами), посмеялись бы и сняли на видео точно так же, как и в душу миллионам православных христиан»…

- Может быть. А может быть, произошло бы чудо умягчения злых сердец. Почему вы не верите в Бога и Его всемогущество?

Беседовала Анна Данилова, Правмир.ru

Ну и до кучи - из вчерашней беседы с радио "Немецкая волна":

DW: О чем вы подумали, когда первый раз услышали об акции Pussy Riot в храме Христа Спасителя?

Андрей Кураев: Я подумал: где большая и толстая подушка, чтобы это прикрыть, чтобы не пиарить, чтобы даже мой комментарий не был использован как реклама этой акции и ее участниц? В такого рода акциях главное - не они сами, а реакция заведомо оскорбляемых людей. Поэтому было понятно, что реакция должна быть асимметричной. Если это будет проявление раздраженности и ненависти, то оно станет логической частью акции - это как раз то, что они (Pussy Riot. - Ред.) ожидают, что им нужно. И они получили это. А я предлагал перевести дело в область шутки.

- 17 августа Хамовнический суд вынесет приговор участницам Pussy Riot, обвиняемым в хулиганстве. Какое судебное решение вы сочли бы справедливым?

- Справедливый приговор невозможен. Но если позволить себе помечтать, то хорошим было бы такое развитие событий, когда десятки миллионов людей, которые считают себя христианами, для которых недопустима эта выходка, когда эти десятки миллионов, даже по призыву патриарха, подали бы личные иски в суд, требуя возмещения морального ущерба на символическую сумму, скажем, 100 рублей. Если бы этих исков было несколько миллионов, то думаю, желающих повторить "подвиг" Pussy Riot уже не нашлось бы.

- Некоторые эксперты считают, что из-за истории с Pussy Riot и своей реакции на нее церковь может потерять репутацию среди молодых, хорошо образованных городских жителей.

- Такие риски есть, но они не сиюминутные. Человек, который из-за такого рода скандала может пересмотреть свой самый главный образ жизни, - это не очень умный человек. Тогда слухи о его принадлежности к креативному классу сильно преувеличены.

- Вы упомянули о дискуссии, которая идет вокруг акции Pussy Riot и суда над девушками. Бросается в глаза огромное количество жестких, агрессивных комментариев тех, кто называет себя христианами. Откуда столько агрессии?

- Откуда здоровый самцовский хищнический инстинкт, это очень понятно. Агрессия в нашем мире - это норма. А когда кто-то ведет себя аномально светло - вот это редкость, и это чудо.

- Что вас больше всего удивило за полгода, прошедших после акции Pussy Riot?

- Наверное, ничего. Сначала удивление было, но потом все равно понял, что все мы люди и страсти одинаковы, независимо от сана или должности. Вы очень удивитесь, если узнаете, что врач заболел простудой? Может быть, поначалу и будет удивление, но потом понимаешь, что оно дешевое. Так и здесь. Нет ни одной профессии, представители которой были бы безгрешны или не совершали ошибок.

- Как вы думаете, как поведет себя руководство РПЦ после приговора?

- Будет заявление церковного руководства. Не сомневаюсь, что в этом заявлении будут и слова о том, что надо прекратить всякие мечты о внесудебной расправе.

Блог Андрея Кураева

См. также:
- Про "панк-молебен", поэзию и кровь
- "Страшная тайна" семьи Гундяевых
- Антирелигиозные праздники 1920-х гг.
- Протоиерей Владислав Цыпин: Осквернение храма и кощунство — в чем разница?

«Вам сегодня лучше не причащаться…» Такая епитимья, налагаемая священником, часто воспринимается как незаслуженное наказание. По каким причинам можно не допустить человека к причастию? Отвечает настоятель Успенского храма города Красногорска Московской области, благочинный церквей Красногорского округа Московской епархии протоиерей Константин Островский.

Самое опасное - формализм

- Отец Константин, иногда священники не допускают к причастию за то, что человек говел не три дня, а два. Некоторые отказываются причащать на Светлой седмице или на святках, поскольку в это время прихожане не постятся. С другой стороны, есть мнение, что говение перед причастием вообще не нужно - по церковному календарю в году и так около половины постных дней.

- Нарушение поста само по себе не относится к таким тяжким грехам и состояниям, при которых человек должен быть запрещен в причастии Святых Христовых Тайн. Церковные правила, в том числе и о посте, это дар Церкви ее чадам, а не обуза, которую приходится с тоскою нести, чтобы батюшка не ругал. Если человек по какой-то не зависящей от него причине не способен воспользоваться даром Церкви, это предмет для терпения и смирения. Если по легкомыслию, или пристрастию, или забывчивости человек нарушил дарованное Церковью правило, это повод для покаяния, но еще не для запрещения. Всем нарушителям поста и других подобных церковных установлений я советую не отлучать себя от причастия самовольно, а прийти на службу и вынести вопрос на решение духовника. А решения могут быть разными, но они никогда не должны быть формальными. Задача священника не правило соблюсти, а принести человеку пользу или, по меньшей мере, не навредить. Бывает, человек так рассеялся и объелся (пусть даже и постной пищей) накануне причастия, что сам чувствует необходимость отложить причащение. Ну и пусть отложит, попостится, а потом причастится. А бывает, кто-то по забывчивости положил сметану в суп. Не думаю, что в таких случаях уместна строгость.

Что касается поста перед причастием, я считаю, вообще отменять его не следует, но строгость и продолжительность поста должны соответствовать ситуации: разным людям в разных обстоятельствах должны даваться разные советы. Одно дело, когда человек по какой-то причине причащается один раз в год, и совсем иное - когда во все воскресные и праздничные дни. И здоровье, и привычный для человека образ жизни имеют значение. Для кого-то отказ от мясного и молочного - настоящий подвиг, а для кого-то подсолнечное масло в картошке - поблажка чревобесию.

Самое плохое в решении вопросов о посте - это формализм. Одни требуют скрупулезного соблюдения того, что они вычитали в Типиконе, другие требуют отмены строгих правил. А на самом деле, пусть правила остаются в качестве нормы, ориентира, а как и в какой мере их применять, пусть священник решает в каждом конкретном случае особо, молясь о человеке, движимый любовью к нему и желанием помочь ему на пути спасения.

Что касается причащения на Светлой седмице и в Святые дни после Рождества, то, разумеется, если в Церкви служится литургия, то причащаться можно. Как быть с постом? Тем, кто меня спрашивает, я советую есть в эти дни всякую пищу, но не объедаться. Но я не хочу никому ничего навязывать; самое плохое, я считаю, в этой области - споры из-за буквы. Если кто-то хочет есть на Пасху зелень, ничего в этом страшного нет, только пусть не гордится этим и не осуждает тех, кто питается по-другому. И пусть те, кто постятся не строго, не считают постников отсталыми и недуховными.

Позволю себе привести обширную цитату из апостола Павла: «…Иной уверен, что можно есть все, а немощный ест овощи. Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его. Кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стоит он или падает. И будет восставлен, ибо силен Бог восставить его. Иной отличает день от дня, а другой судит о всяком дне равно. Всякий поступай по удостоверению своего ума. Кто различает дни, для Господа различает; и кто не различает дней, для Господа не различает. Кто ест, для Господа ест, ибо благодарит Бога; и кто не ест, для Господа не ест, и благодарит Бога. …А ты что осуждаешь брата твоего? Или и ты, что унижаешь брата твоего? Все мы предстанем на суд Христов. …Не станем же более судить друг друга, а лучше судите о том, как бы не подавать брату случая к преткновению или соблазну. Я знаю и уверен в Господе Иисусе, что нет ничего в себе самом нечистого; только почитающему что-либо нечистым, тому нечисто. Если же за пищу огорчается брат твой, то ты уже не по любви поступаешь. Не губи твоею пищею того, за кого Христос умер. …Ибо Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе» (Рим. 14: 2-6, 10, 13-15, 17).

Основанием для запрещения в причащении на больший или меньший срок может быть только или тяжкий грех (блуд, убийство, воровство, колдовство, отречение от Христа, явная ересь и тому подобное), или совершенно несовместимое с причащением нравственное состояние (например, отказ от примирения с раскаявшимся обидчиком).

Легализация нецерковности

- В девяностые годы многие священники не допускали к причастию живущих в невенчанном браке. Патриарх Алексий II указал на недопустимость этого. Но как быть с живущими в так называемом гражданском браке? Формально - блуд, но по факту его не всегда можно назвать таковым.

- Действительно, покойный патриарх Алексий II указывал на недопустимость отлучения людей от причастия только на том основании, что они живут в невенчанном браке. Конечно, благочестивые православные христиане не начнут супружескую жизнь без церковного благословения, которое в наше время как раз и преподается в таинстве венчания. Но ведь есть множество случаев, когда люди некрещеные вступили в законный брак, имеют детей, любят друг друга, хранят верность. И вот, скажем, жена уверовала во Христа и крестилась, а муж пока нет. Что же делать? Неужели теперь их брак превратился в блуд и его необходимо разрушить? Конечно, нет. Да об этом и апостол Павел пишет: «Если какой брат имеет жену неверующую, и она согласна жить с ним, то он не должен оставлять ее; и жена, которая имеет мужа неверующего, и он согласен жить с нею, не должна оставлять его» (1 Кор. 7: 12-13). Неужели же исполнение апостольского указания должно влечь за собой запрещение в церковном общении? Мало того, в первые века христианства церковного венчания вообще не существовало. Христиане вступали в брак с ведома епископа, но по законам страны, а потом вместе со всей общиной причащались Святых Христовых Тайн, это и было церковным признанием их брака. Церковный чин бракосочетания складывался постепенно в течение нескольких веков и повсеместно обязательным для вступающих в брак христиан стал только в конце первого тысячелетия.

Относительно «гражданского брака» давайте уточним терминологию. Гражданский брак (без всяких кавычек) - это брак, заключенный по обычаям и законам народа или государства, к которому относят себя муж и жена. Я не случайно употребляю здесь совместно сами по себе различные термины «обычай» и «закон», «народ» и «государство», потому что в разное время и в разных местах законность брака может определяться по-разному. Как относиться к людям, живущим по-семейному, но никак законно не оформившим свои отношения? Можно ли их допускать до причастия Святых Христовых Тайн? В подавляющем большинстве случаев такие сожительства недопустимы с церковной точки зрения, и люди должны или вступить в законный брак, или расстаться со своими сожителями, а уже потом получать разрешение грехов в таинстве исповеди и приниматься в церковное общение. Но бывают сложные ситуации, когда беззаконную семью создали люди нецерковные и у них родились дети. Вот пример из жизни: люди живут как супруги уже много лет, считают себя мужем и женой, но брак не зарегистрировали. У них трое детей. Года два назад жена уверовала во Христа и пришла в Церковь, ей объяснили, что брак необходимо зарегистрировать. Она согласна, пытается уговорить мужа, а он отказывается, говорит, что у него все друзья, которые расписались, уже развелись, а он не хочет разводиться. Я с ним, конечно, не согласен, то есть считаю, что надо расписаться, но он же ко мне не подходит за советом. А жена его переубедить не может. Она ходит в храм, причащает детей (муж даже помогает ей в этом), дети учатся у нас в воскресной школе. Неужели в этой ситуации нужно было бы запретить этой женщине причащаться или требовать от нее разрушить семью, пусть и незарегистрированную? Правило, требующее от христиан заключать браки в соответствии с государственными законами, мудрое и должно, конечно, исполняться. Но нельзя забывать, что, хотя закон выше беззакония, любовь все же выше закона.

- За некоторые тяжкие грехи (убийство, занятия оккультизмом) предполагается отлучение от причастия чуть ли не на 20 лет. Правила эти никто не отменял, но сегодня они практически не применяются.

- Мне кажется, сегодня многолетняя епитимия не может выполнять свои функции - врачевания души, примирения ее с Богом. В Византии это было возможно. Весь народ там жил церковной жизнью, и совершивший тяжкий грех оставался членом общины, которая была собрана вокруг Церкви. Вот и представьте: все идут на службу, а он остается на паперти. Не в кино идет и не у телевизора на диване лежит, а на паперти стоит и молится! Через некоторое время начинает входить в храм, но не может причащаться. Все эти годы епитимии он молитвенно кается, осознавая свое недостоинство. А что будет сегодня, если мы человека на пять лет отлучим от причастия? Не члена общины, а скорее всего того, кто впервые в жизни в 40-50-60 лет пришел на исповедь. Как не ходил он в церковь раньше, так и теперь не будет. Причем «законно» - скажет: мне батюшка не разрешил причащаться, вот я и лежу дома, пью пиво, а когда пройдет срок епитимии, пойду причащаться. Так ведь будет, только не все доживут до конца епитимии, а из тех, кто доживет, многие забудут о Боге. То есть сегодня, в современных условиях, накладывая многолетнюю епитимию на человека, впервые пришедшего в храм, мы по сути легализуем его нецерковность. Смысл? Ведь человек, пребывающий в смертном грехе и не желающий каяться, менять свою жизнь, и так не может причащаться до покаяния. Если же он изменился, сокрушается о содеянном, я считаю, даже при самых тяжких грехах если и запрещать ему причащаться, то ненадолго, особенно пришедшим впервые.

К церковным людям отношение должно быть более строгое. К счастью, церковные люди не так уж часто впадают в тяжкие смертные грехи, но помню случай, когда сделала аборт постоянная прихожанка, которая не один год ходила в храм, причащалась. Тут епитимия была уместна, и женщина не роптала, когда ей ее назначили, совесть-то есть у человека. Но когда приходит пенсионерка, которую в детстве бабушка водила к причастию, потом она стала пионеркой, комсомолкой, заблудила, сделала аборт, а через 40 лет задумалась о Боге, какая тут может быть епитимия? И даже если недавно был сделан аборт, но женщиной нецерковной, которая ходила по путям мира сего, а теперь уверовала и раскаялась, я тоже не думаю, что надо накладывать на нее епитимию. Замечу, кстати, что священник может накладывать даже небольшие епитимии исключительно с согласия самого кающегося. Право церковного суда есть только у собственно церковного суда и у правящего архиерея. Что касается многолетних епитимий, то это тем более не в компетенции приходского священника.

Не надо считать причастие подвигом

- Как часто, на ваш взгляд, надо причащаться мирянину? Можно ли на святках или Светлой седмице причащаться каждый день?

- Абсолютно нормально, когда вся община собирается в воскресный или другой праздничный день на литургию и все причащаются Святых Христовых Тайн. Правда, эта норма большинством из нас забыта. А ежедневное причастие как раз не было нормой, потому что и литургию служили не каждый день. Но с тех пор много воды утекло, церковные обычаи изменились, и не только из-за недостатка духовности у прихожан и духовенства, есть и не зависящие от конкретных людей факторы. Сейчас, я думаю, невозможно вводить или даже рекомендовать общие для всех правила.

Есть люди, осознающие себя православными, не впадающие в тяжкие смертные грехи, которые, однако, причащаются всего три-четыре раза в год и не чувствуют потребности в большем. Я не думаю, что их следует понуждать или даже уговаривать причащаться чаще. Хотя по возможности разъяснять всем христианам смысл и спасительность Таинства Тела и Крови я стараюсь.

Если православный человек причащается во все воскресные и праздничные дни, это естественно для христианина. Если так почему-либо не получается, пусть будет как получается. Раз в месяц, мне кажется, всякий человек может выбраться в храм для причастия, но, если это невозможно, что поделаешь. Господь и намерение приветствует. Только не нужно причащение Святых Христовых Тайн считать подвигом! Если так, то лучше совсем не причащаться. Тело и Кровь Христовы - не наш подвиг, а милость Божия. Если же кто-то на Светлой седмице хочет причаститься несколько раз подряд, не в порядке подвига, а в простоте, то что в этом плохого? Если человеку ничто не препятствует, я обычно не возражаю. Но чтобы постоянно причащаться каждый день, должны быть серьезные основания. Само по себе это никогда не было церковной нормой. Вот святитель Феофан Затворник в последние годы своей жизни причащался каждый день. Пусть каждый смотрит, что его реально побуждает к экстраординарно частому причащению: благодать Божия или собственные тщеславные фантазии. Неплохо и с духовником посоветоваться.

Сами же духовники должны подходить к человеческим душам с большой осторожностью. Помню, пришлось мне как-то исповедовать одну старушку (я тогда еще был начинающим священником), она говорила, что не хочет, но причащается каждый день. «Как же так?» – спросил я. Она ответила, что ей так указал духовный отец. Я попытался отговорить старушку от такого нелепого, на мой взгляд, подвига, но авторитет духовного отца превозмог. Не знаю, чем дело кончилось.

Читайте также:
- Таинство исповеди
- Как подготовиться к исповеди (епископ Смоленский и Вяземский ПАНТЕЛЕИМОН).
- Исповедь: покаяние или благословение на причастие?

Подготовил Леонид ВИНОГРАДОВ, Журнал "Нескучный сад"