Уже более 200 лет длится активная дискуссия между верующими и атеистами. На Западе опыт такой полемики вполне можно назвать существенным. Чего не скажешь о России, в которой на протяжении 70 лет споры о вере если и продолжались, то на фоне звуков расстрелов и захлопывающихся дверей тюремных камер. Возможно, неплохо было бы, если бы мы ознакомились с теми правилами диалога, которые были выработаны в склонной к рационализму и логике Европе, чтобы не превращать свои собственные попытки разговора с непризнающими Бога людьми в бесплодные перепалки...

Один из мифов, глубоко вбитых в наше общественное сознание еще в советские годы, — это идея, что вера каким-то образом противостоит разуму; самой популярной в атеистической литературе цитатой из святоотеческого наследия были вырванные из контекста слова Тертуллиана: «Верую, ибо абсурдно». Этот миф настолько въелся, что под его влияние подпадают даже верующие люди — и, вслед за атеистами, начинают противопоставлять «веру» с одной стороны и «разум и логику» с другой. Однако, если мы обратимся к наследию отцов Церкви, мы не найдем ничего похожего на «бездумное» и «слепое» отношение к истине. Они восприняли лучшее, что было в эллинской философии, и все их творения свидетельствуют о напряженной работе мысли. Благодать Божия просвещает разум, а не помрачает его; разъясняя истины веры и увещевая язычников и еретиков, отцы нередко прибегали именно к разуму и логике. Прибегнем к ним и мы; это особенно важно, когда мы вступаем в дискуссии о нашей вере с ее критиками; но это важно и тогда, когда мы сами о чем-то рассуждаем. Разум — это инструмент, который дал нам Бог и которым мы должны уметь пользоваться.

Любая дискуссия — или даже уединенное рассуждение — предполагает ряд элементов, без которых она потеряет всякий смысл и превратится в лучшем случае в набор монологов, когда каждый говорит о своем, в худшем — в раздраженную перепалку, когда собеседники просто пытаются уязвить друг друга. Есть достаточно простые (и очень, очень старые) правила, следование которым поможет нам избежать и напрасной траты времени и сил, и многих грубых ошибок. В любой дискуссии (или рассуждении) можно выделить несколько необходимых элементов — и мы проиллюстрируем их примерами из полемики христиан с атеистами.

Необходимые элементы

Данные — то, что нам известно относительно обсуждаемой темы, фактический материал. Очень часто мы сталкиваемся с фактическими ошибками — например, когда мы слышим, что «за занятия наукой церковники сжигали ученых на кострах» или «в античном мире процветал атеистический гуманизм». Это просто-напросто не так — церковники за всю историю Церкви так и не сожгли никого за занятия наукой (Бруно пострадал вовсе не за науку), а атеизм, непочитание богов в античном мире считалось преступлением, караемым смертью. Нередко мы имеем дело с мифами, кочующими из книги в книгу, — например, с популярным мифом о том, что «Церковь признала наличие у женщины души только в середине VI века». Эти мифы подаются как что-то «известное всякому образованному человеку», но как только мы пытаемся выяснить их происхождение, то обнаруживаем, что это выдумки.

Термины. Сократ был великим афинским мыслителем и считается одним из основоположников европейской философии; Афины были процветающим, культурным, и, по тем временам, демократичным обществом. Тем не менее, афиняне приговорили Сократа к смерти. Чем же он так достал сограждан? Коротко говоря, он постоянно требовал определения терминов — ему было крайне важно, в каком значении собеседники используют то или другое слово. В наше время, согласитесь, человек, который требует четких определений, вызывает всеобщее раздражение. Остается надеяться, что до смертного приговора не дойдет...

Да, любое рассуждение надо начинать с определения терминов. Если значение терминов, которые мы используем, неясно или, тем более, если оно меняется по ходу дискуссии, это делает все рассуждение просто бессмысленным. В спорах между верующими и атеистами наиболее печальная судьба постигает сами термины «религия» и «атеизм». Классический пример: воинствующие атеисты любят ссылаться на преступления, совершенные под знаменем религии; когда им говорят о гораздо более масштабных преступлениях, совершенных под знаменами атеистическими, они говорят, что коммунизм — во всех его изданиях, от советского до камбоджийского — был «тоже религией». Но в каком значении мы используем слово «религия»? Если под «религией» понимать «веру в сверхъестественное» (как это делает словарь), то коммунисты были именно атеистами, каковыми себя вслух и называли; если мы переопределяем слово «религия» как-то иначе, то это следует уточнить в самом начале разговора. Иначе мы имеем дело с подменой терминов (осознанной или нет) по ходу дискуссии и у христианина есть все основания воскликнуть: «Позвольте, здесь только что была моя ладья!» Такая подмена может быть и неумышленной, но на нее стоит обратить внимание в любом случае.

Иногда неопределенность терминов ведет к утрате вообще всякого внятного смысла. В одной из антирелигиозных статей мне попалась такая фраза: «Политические реакционеры и экстремисты легко разыгрывают религиозную карту, используя примитивную психологию, низкий уровень культуры и критического мышления большинства верующих». Кто в данном случае понимается под «верующими»? Нигерийские анимисты или финские лютеране? Синтоисты из Киото или православные из Киева? Большинство — это сколько? Как именно были установлены такие факты, как «примитивная психология, низкий уровень культуры и критического мышления»? И, кстати, что понимается под «примитивной психологией»? Прояснение определений — процесс, который может показаться скучным, но обойтись без него нельзя, иначе мы напрасно потратим время на дальнейшую дискуссию.

Предпосылки — это то, что мы полагаем «по умолчанию» верным, как бы частью правил игры. Предпосылки могут быть вполне обоснованными, а могут и не быть. Печально известный пример дискуссии, исходящей из неверной предпосылки, — затяжная битва между атеистами, защищающими теорию Эволюции, и протестантскими фундаменталистами, настаивающими на том, что все многообразие видов сотворено готовым несколько тысяч лет назад.

Обе стороны исходят из того, что если теория эволюции верна, то неверна Библия, и наоборот — если ошибочна теория эволюции, то это доказывает правоту Библии. Между тем, эта предпосылка просто неверна — причем в обе стороны. Теория эволюции никак не опровергает Библию, и ряд видных ученых-эволюционистов были (и являются) верующими христианами (например, Феодосий Добжанский, Френсис Коллинз или Франциско Айала); можно отвергать теорию эволюции и при этом не верить в Библию — как, например, ряд мусульманских авторов. Приведем пример другой ложной предпосылки — часто повторяемый аргумент, что «современная наука нигде во вселенной не находит Бога, следовательно, Бога почти наверняка нет». Этот довод основан на предпосылке, что Бог обнаружим средствами науки. Однако эта предпосылка ошибочна — Бог не природный объект в ряду других природных объектов, которые мы можем подвергать наблюдениям и экспериментам, — Он всемогущий Творец мироздания, Который открывается людям на тех условиях, которые Сам устанавливает. Итак, любая дискуссия требует, чтобы мы выявляли скрытые предпосылки и рассматривали их обоснованность.

Необходимые предпосылки. Существуют, однако, предпосылки, которые мы просто вынуждены признавать истинными — иначе дискуссии просто не получится. Например, чтобы вступить в спор, мы должны быть уверены, что другие люди реально существуют (а не являются порождением нашего собственного сознания), что они обладают разумом и свободной волей, так что они могут услышать наши аргументы и принять решение относительно того, считают ли они их убедительными.

Это кажется настолько самоочевидным, что может показаться непонятным, зачем это специально оговаривать. Однако последовательные материалисты отрицают такое явление, как свободная воля. Известный ученый (и решительный атеист) Френсис Крик пишет: «Вы, Ваши радости и скорби, Ваши воспоминания и устремления, Ваше чувство личной идентичности и свободной воли на самом деле не более, чем определенное поведение огромного скопления нервных клеток и связанных с ними молекул. Вы — не более чем набор нейронов... Хотя и кажется, что мы обладаем свободной волей, наши решения уже предопределены для нас, и мы не можем этого изменить». Но если свободная воля — иллюзия, то мы напрасно тратим время на беседу, наши выводы полностью предопределены очень сложными, но чисто материальными процессами в нашем мозгу. Мы не можем согласиться с материалистами вроде Френсиса Крика именно потому, что для этого нам пришлось бы совершить акт свободной воли — которой у нас, если Крик прав, просто нет.

Другая необходимая предпосылка часто возникает, когда мы спорим о религии с позиций добра и зла — например, как в телепередаче «Является ли Церковь силой добра?» Но, говоря о «добре» и «зле», мы постулируем существование нравственного закона, некоего стандарта, по отношению к которому какие-то дела «добры», а какие-то — «злы». В этом случае нам стоит ясно определить, что это за закон и кто его устанавливает. Если объективного морального закона не существует, а есть только мнения разных людей о том, что такое добро и зло, то сам разговор делается бессмысленным. Если мы признаем объективный закон, то мы неизбежно приходим к вопросу о Законодателе. Иногда на эти необходимые предпосылки стоит обратить внимание, потому что наши оппоненты-атеисты нередко исходят из предпосылок, которые имеют смысл только во вселенной, где существует объективный моральный закон (и, следовательно, Законодатель) и свободная воля — то есть сразу противоречат сами себе.

Фреска Рафаэля «Афинская школа». Мыслители древности — Платон и Аристотель — ведут философский спор: где находится истинный центр Мира: на небе или на Земле? </p>

Логика — обоснованность выводов, которые мы делаем на основании имеющихся данных. Логика может быть дедуктивной, то есть содержать вывод из общего к частному по определенным правилам, или индуктивной — когда мы делаем общие выводы на основании частных случаев. Часто возникающая ошибка — необоснованная генерализация. Например: «Известный велосипедист N умер от рака — следовательно, езда на велосипеде провоцирует рак». Собрав статистику по велосипедистам, мы легко можем убедиться, что это не так. Время от времени нам говорят, что вера есть форма безумия, и приводят примеры религиозных людей, действительно нездоровых психически. Однако в действительности, как показывает множество независимых исследований, верующие по статистике психически здоровее атеистов — они гораздо менее склонны к самоубийствам, алкоголизму и значительно больше довольны жизнью.

Другая распространенная ошибка — «опровержение через злоупотребление», когда люди пытаются опровергнуть некое учение, указывая на то, какие-то порочные люди использовали его в порочных целях. Это один из самых избитых атеистических аргументов: от имени религии совершались преступления, следовательно, религия есть ложь и корень всего зла. Есть обратный вариант того же аргумента: эволюционная теория использовалась для оправдания евгеники, расизма и социал-дарвинизма, а ранние эволюционисты (Томас Хаксли, Эрнст Геккель) были убежденными расистами, следовательно, теория эволюции есть ложь и корень всего зла. Однако здесь вывод никак не следует из посылки, ведь порочные люди могут использовать в своих порочных целях все, что угодно, — науку, религию, патриотизм, демократию, права человека, свободу, порядок, абсолютно любые идеи и ценности. Если Рудольф Гесс сказал, что «национал-социализм — это прикладная биология», как это характеризует биологию? Никак. Это характеризует только Рудольфа Гесса.

Область применения. В какой области применимы наши рассуждения? В области культуры, философии, естественных наук? Возьмем, например, такую фразу: «Христианское богословие ставило человека в центр мироздания, но коперниковская революция опровергла это представление». В чем ошибка? В том, что из утверждения, находящегося в области естественных наук (Солнце — центр Солнечной системы), делается философский вывод: «Идея, что вселенная сотворена для человека, ошибочна». Но этот вывод просто путает теплое с мягким — из того, что Москва не находится в географическом центре России, вовсе не следует, что этот город не является политическим центром страны. Точно так же «пространственный» центр вселенной (как бы мы его ни определяли) не обязан совпадать с ее «смысловым» центром.

Грех бездумия

У К.С. Льюиса в его замечательных «Письмах Баламута» один бес пишет другому: «Как ни смешно, эти твари всегда представляют, что мы пичкаем их мозги разными мыслями, в то время как для нас лучше всего отвлекать их от мыслей». Разум не уводит человека от Бога; от Бога уводят бездумие, интеллектуальная лень, нежелание по-настоящему задумываться над серьезными вопросами. А если мы с вами все же люди не бездумные, независимо от того — веруем мы или нет, и если мы хотим вести диалог по уму, то все перечисленные выше основы диалога должны быть нами приняты и уяснены. Только тогда наша дискуссия сможет выйти на другой уровень и принесет плоды.

На фото Отец Иоанн (Соколов) в лагере в арестантской робе

Однажды архимандрит Иоанн (Крестьянкин) благословил меня собирать материалы о последнем оптинском старце – игумене Иоанне (Соколове † 1958), и передал мне уже записанные воспоминания о нём. Судьба старца Иоанна (Соколова) потрясала – 18 лет тюремного заключения, и при этом такая высота духа, что архимандрит Иоанн (Крестьянкин) называл его профессором Небесной Академии.

Увлеклась я этой работой, как вдруг пришло письмо от батюшки Иоанна (Крестьянкина), в котором сообщалось, что один писатель, близко знавший игумена Иоанна (Соколова) при жизни, хочет написать книгу о нём. Словом, батюшка рассудил, что разумнее поручить эту работу не мне, а ему, живому очевидцу событий.

То, что это разумнее, я не усомнилась, но всё-таки огорчилась, тем более что уже успела записать некоторые воспоминания, навестив московских старушек. Теперь эти записи оказались ненужными. И однажды подумалось, что я не нарушу благословения архимандрита Иоанна, если, не претендуя на составление жизнеописания игумена Иоанна (Соколова), расскажу о духовных чадах старца и, в частности, о молодом и тогда ещё «белом» священнике Иоанне Крестьянкине.

Начну с истории, которую узнала случайно. Записывала воспоминания Галины Викторовны Черепановой о старце Иоанне (Соколове) и вдруг заметила, что она хромает.

– Что, – спрашиваю, – ножки болят?

– Слава Богу, болят, – ответила старушка. – А вымолила я эту болезнь ещё в молодости и заболела по милости Божьей.

Словом, история здесь такая. Галина жила тогда в Иркутске и уже окончила два курса института, когда её вызвали в органы и предложили стать осведомителем.

Предложение было сделано не случайно – у неё укрывались перед арестом один епископ и несколько священнослужителей. Галине доверяли, она знала многие тайные явки, где прятали верующих, собирали передачи для заключённых священников и налаживали по своим каналам связи с тюрьмой. А ещё уходившие в лагеря архиереи оставляли ей на хранение такие святыни, как, например, постригальный крест святителя Иннокентия Иркутского. Владыка, просивший сохранить святыню, из лагерей не вернулся, и крест святителя Иннокентия Иркутского остался у Галины. Так владыка велел – хранить.

Добраться до тайных явок христиан у НКВД не получалось. Православные Иркутска держались сплочённо, и перед органами стояла задача – внедрить предателя и доносчика в их среду. От предложения стать доносчиком студентка Галина, естественно, отказалась. И тогда студентке предложили выбор: или – если она согласится стать осведомителем – ей позволят окончить институт, а потом помогут сделать блестящую карьеру, или её, как «религиозную контру», выгонят из института с волчьим билетом. Били, что называется, по самому больному месту – Галя с детства мечтала о высшем образовании, ей нравилось учиться, и училась она блестяще. Но всё-таки она снова сказала «нет», понимая, что учиться ей уже не дадут.

Не дожидаясь обещанного исключения, Галя сама ушла из института, начав работать санитаркой в больнице. Она специально выбрала работу похуже, полагая, что уж отсюда её не выгонят. Ну кто пойдёт за копейки мыть туалеты и выносить судна из-под больных?! Но в органах усиленно разрабатывали её кандидатуру, и на очередном допросе в НКВД Галине твёрдо пообещали, что, если она откажется сотрудничать с органами, её посадят в тюрьму. И Галя приготовилась к аресту. На случай этапа дядя-сапожник сделал ей в каблуке тайник, куда спрятали необходимую в дороге денежку. Прохожие удивлялись: на дворе лето, а девушка идёт в пальто, с узелком вещей, необходимых в тюрьме. На зоне, предупредили Галю, зимой без тёплых вещей не выжить, и лучше заранее приготовиться к аресту, имея всё необходимое при себе. Так поступали тогда многие, ибо арест был обычно внезапным.

Однажды Галину, действительно, внезапно схватили на улице и привезли в уже знакомый кабинет для допросов. Представитель органов на этот раз веселился, объявив Галине, что если она немедленно не подпишет документ о согласии стать агентом НКВД, то её не просто изнасилуют, но поставят уголовникам «на хор». В кабинет тут же вошли четверо уголовников, сорвали с девственницы одежду и распяли её голую на полу. И тогда девушка закричала от ужаса, обещая подписать бумагу, лишь бы не надругались над ней. Гале позволили одеться, и она трясущейся рукой поставила подпись под документом, из которого явствовало, что отныне она агент НКВД. После этого Галина обошла весь Иркутск, сообщая всем и каждому, что она – Иуда и агент НКВД. Люди, выслушав её, отворачивались и, случалось, плевали ей вслед.

Теперь она стала для всех отверженной и уже не выходила из дома. Никогда и никого Галина не выдала. Но только висел уже над нею этот дамоклов меч – обязанность писать доносы, а иначе, пригрозили, её изнасилуют. Девушка теперь не вставала с колен и, заливаясь слезами, день и ночь молила Божию Матерь защитить её от насильников. Похоже, она, действительно, вымолила эту болезнь, ибо Галю вскоре парализовало. Долгие годы она была инвалидом и недвижимо лежала в постели. Сердобольные соседи кормили её с ложечки, а в органах постепенно забыли о ней. Кому нужен агент – живой труп?

А на Пасху 1946 года во вновь открытой Троице-Сергиевой лавре опять торжественно зазвонили колокола. К парализованной Галине прибежала подруга:

– Галя, Галюшка, какая радость! Троице-Сергиеву лавру открыли и у преподобного Сергия опять звонят колокола!

– Преподобный зовёт! – сказала Галина и встала с постели.

Исцеление было мгновенным, впоследствии только в непогоду болели ноги. Вот и уехала она тогда в Москву, чтобы быть поближе к Сергию Радонежскому, возвратившему её к жизни после долгого небытия.

* * *

В Москве Галина Викторовна стала духовной дочерью игумена Иоанна (Соколова), а после его смерти – о. Иоанна (Крестьянкина). Архимандрит Иоанн (Крестьянкин), как сообщается в воспоминаниях о нём («Память сердца» Т. С. Смирновой), называл старца Иоанна (Соколова) своим духовным отцом. А познакомились они так.

Однажды прихожане рассказали молодому священнику Иоанну, что в Москве появился оптинский старец, только что освободившийся из тюрьмы. Но старец ли это или очередной самозванец? Свято место пусто не бывает, и в годы, когда томились по лагерям видные пастыри нашей Церкви, появились самозванцы-чернокнижники, выдававшие себя за «прозорливых старцев» и даже «пророков». Под видом старца мог, наконец, скрываться агент-провокатор, завербованный НКВД.

Съездить на разведку к старцу вызвалась Ольга Воробьёва, духовная дочь о. Иоанна (Крестьянкина), и батюшка составил для неё хитрый вопросник. Что это были за вопросы, Ольга Алексеевна с годами забыла, но запомнила, как батюшка наставлял её: если игумен ответит на вопросы так-то и так-то, значит, это подлинный старец. И тогда пусть попросит старца, чтобы и он мог приехать к нему.

Позже Ольга Алексеевна рассказывала мне, как она пробиралась огородами к домику в Филях, где скрывался тогда игумен Иоанн (Соколов): «Иду, а у самой от страха душа в пятки уходит».

А старец встретил её на пороге кельи, назвал по имени и сказал улыбаясь:

– Олюшка приехала, да сомневается. Не бойся, проходи, радость моя. А уж отец-то Иоанн, отец-то Иоанн – какие хитрые вопросы придумал!

Пересказал старец Ольге все эти хитрые вопросы и потом добавил:

– А отцу Иоанну скажи – пусть приезжает, благословляю.

Так встретились два великих старца нашего времени. Отец Иоанн (Крестьянкин) был тогда молод, горяч и, возможно, излишне доверчив. Во всяком случае, старец однажды попросил Галину Викторовну передать о. Иоанну следующее:

– Ванечка! Прошу и молю, не давай за всех поручительства.

А на просьбу о. Иоанна благословить его уйти в монастырь старец ответил так:

– Куда в монастырь? Там везде сквозняки.

За несколько месяцев до ареста о. Иоанна старец предсказал батюшке, что дело на него уже написано, но только отложено до мая. И перед маем, 30 апреля 1950 года, о. Иоанна (Крестьянкина) арестовали. Вот такие были тогда «сквозняки».

Однажды мне представилась возможность прочитать следственное дело игумена Иоанна (Соколова), осуждённого, как и архимандрит Иоанн (Крестьянкин), по знаменитой 58-й статье. В кодексе царской России 58-я статья – это чин венчания на царство. И есть своё знамение в том, что в годы гонений по 58-й статье венчались на Царство новомученики и исповедники земли Российской.

К сожалению, следственные дела узников Христовых – это, по большей части, лукавые дела-пустышки. Православных расстреливали и гноили по лагерям за верность Господу нашему Иисусу Христу. А поскольку всему миру было официально объявлено, что в СССР никого не преследуют за веру, то из подследственных старались выбить признание, что они агитировали против советской власти и колхозов. Именно выбить. На ночных допросах игумену Иоанну (Соколову) сломали рёбра, искалечили руки и ноги, а ещё он ослеп на один глаз. Ничего этого в протоколах нет. Восемь часов допроса, с полуночи и до утра, а в итоге неполная страничка протокола с фарисейскими вопросами о колхозах. У игумена Иоанна (Соколова) была на допросах своя тактика – он ничего не помнил. В связи с полной потерей памяти игумена даже поместили на время в психиатрическую больницу, где на нём испытывали новейшие нейролептики. А один из следователей надменно писал о старце, что это абсолютно невежественный тёмный дед. А «тёмный дед» был блестяще образованным человеком и владел четырьмя европейскими языками.

Однажды в православной печати возникла дискуссия, достойны ли доверия протоколы НКВД. Часть исследователей считала, что достойны, ибо, цитирую, «советское правосудие действовало в рамках социалистической законности». Один автор даже издал труд, в котором причислил к разряду «доносчиков» некоторых почитаемых новомучеников и исповедников Российских. Логика тут была простая. Признался на допросе в знакомстве с такой-то монахиней? Да, признался, стало быть, «донёс». Но глупо отрицать факт знакомства, если иеромонах был арестован в доме этой монахини и вместе с нею доставлен в тюрьму. По мнению этого (прости, Господи!) пожилого комсомольца, достойна уважения лишь такая советская модель поведения – партизан на допросе в гестапо: всё отрицает, всех презирает, и получай гранату, фашистская гадина.

Но насколько же иначе ведут себя в тюрьме и на допросах оба наших старца! Когда о. Иоанну (Крестьянкину) устроили очную ставку со священником, писавшим на него доносы, батюшка по-братски обнял его. А тот не выдержал этой евангельской любви и, потеряв сознание, упал в обморок. Вот похожий факт из жизни игумена Иоанна (Соколова). Старец уже умирал от рака печени и не вставал с постели, когда с ордером на его арест пришёл некто из КГБ.

– Детка моя, – сказал ему старец, – я ведь лежачий и никуда не сбегу. А у тебя дома беда, поспеши поскорей.

Старец что-то шепнул посетителю на ухо. Тот переменился в лице, убежал и больше не появлялся. А потом, на отпевании игумена Иоанна (Соколова), этот человек стоял у его гроба и плакал.

Ещё рассказывали, что начальник тюрьмы, где томился игумен Иоанн, обратился к Богу после того, как старец исцелил его жену, изводившую прежде мужа истериками.

* * *

Юристы, привыкшие читать пухлые тома обвинительных заключений, удивляются сегодня следственным делам эпохи гонений – тоненькие папки с двумя-тремя листками. Текст нередко малограмотный и с такими, например, перлами: «труп попа громка станал». Впрочем, сами по себе эти следственные дела ничего и не значили. Ещё до следствия дело было решённым, и решалось оно на основе «особого пакета», то есть показаний доносчиков. Обнародовать эти «особые пакеты» пока не разрешается, ибо так легко раскрыть агентурную сеть, доставив неприятности если не самому доносчику, то его родне. Но вот сила благословения архимандрита Иоанна (Крестьянкина): ФСБ предоставило для изучения не только следственное дело игумена Иоанна (Соколова), но и «особый пакет». Правда, при чтении этого «особого пакета» меня предупредили, что записывать ничего нельзя, а потому пересказываю по памяти.

Доносчик сообщает: к игумену Иоанну (Соколову) «опять приходил Иван Крестьянкин и рассказывал, что к ним в храм назначили нового настоятеля».

– Да это же Шверник и Молотов в одном лице, – отозвался старец о новом настоятеле и добавил: – Пишут, пишут, уже много написали.

Следующая запись сделана в день ареста о. Иоанна (Крестьянкина). В этот день, как подслушал доносчик, о. Иоанн должен был приехать к старцу, но не приехал. Ждали его до ночи, а потом старец сказал, что Ванечку уже взяли. И доносчик записывает слова старца, сказанные им тогда об арестованном о. Иоанне: «Он же как свеча перед Богом горит!»

А ещё старец говорил об о. Иоанне: «Дивный батя! Постник, как древние».

После освобождения из лагеря о. Иоанн (Крестьянкин) год служил в Троицком соборе города Пскова. Прихожане полюбили ревностного батюшку и очень огорчились, когда он внезапно исчез из Пскова и уехал в деревеньку под Рязанью. Зачем надо было менять службу в знаменитом соборе на полуразрушенный деревенский храм? Долгое время это оставалось загадкой. Но сегодня уже известно – батюшку должны были снова арестовать. И прозорливый старец Иоанн (Соколов) написал тогда батюшке, что на него заведено новое уголовное дело: «Мы молимся, чтобы оно не имело хода, но ты из Пскова исчезни».

Кстати, о прозорливости старца свидетельствуют и показания доносчика. В одном из донесений осведомитель сообщает, что к игумену Иоанну (Соколову) приходил неизвестный беглый священник. Он с горечью рассказывал старцу, что гонят и травят их как собак. Он уже четыре месяца скрывается в лесу и не может повидать своих детей и матушку. «Детка моя, потерпи ещё немного, – сказал ему старец. – Вот наступит 1956-й год, и будет полегче».

В 1956 году, после разоблачения культа личности, действительно, стало полегче и начался процесс реабилитации невинно осуждённых людей.

Незадолго до смерти старец предсказал, что отпевать его будет о. Иоанн (Крестьянкин), а похоронят его на Армянском участке Ваганьковского кладбища: «Там у меня много родных». Старцу не поверили. Отец Иоанн служил тогда на дальнем приходе Рязанской епархии. И как это он окажется в Москве? А про Армянское кладбище хожалка старца Степанида и слышать не хотела. Она уже твёрдо решила, что похоронит старца на Преображенском кладбище возле могилы своей сестры. А после смерти старца выяснилось, что получить разрешение на захоронение «зэка», нелегально скрывающегося в Москве и не прописанного в столице, практически невозможно. Уж и «барашка в бумажке» совали кому надо, но везде был получен отказ. И тогда Евпраксия Семёновна поехала на Армянское кладбище, где у неё был участок. Только зашла в ворота, а навстречу ей бежит директор кладбища:

– Что там у вас – дедушку хоронить? Давайте скорее документы на подпись, а то некогда, убегаю, спешу.

Так свершилось предначертанное Богом, и директор, даже не заглянув в документы, дал разрешение хоронить. А отпевал игумена Иоанна (Соколова), действительно, о. Иоанн (Крестьянкин).

На этом отпевании свершилось исцеление рабы Божьей Пелагеи. Была она труженицей, каких мало, и человеком добрейшей души. Но с папиросой не расставалась и страдала такими запоями, что однажды зимой пропила пальто, всю одежду с себя и явилась домой закутанная в дырявый мешок. Пелагею давно уговаривали побывать у старца, а теперь привели проститься с ним. Приложилась Пелагея ко гробу, отошла, а потом попросила о. Иоанна (Крестьянкина):

– Батюшка, а можно ещё раз приложиться?

– Можно.

Лицо усопшего старца было по-монашески закрыто наличником, но тут о. Иоанн откинул его и воскликнул:

– Видели? Видели?

И все увидели сияющий, светоносный лик старца, а по церкви разлилось дивное благоухание. Постояла Пелагея у гроба, приложилась ещё раз. А выйдя из храма, выбросила папиросы в урну и сказала:

– На тебе, сатана! Больше не буду пить и курить!

Она, действительно, больше никогда не пила и не курила, а в церкви бывала часто. Зарабатывала Пелагея много – она укладывала стекловату для изоляции подземных коммуникаций, а на этой работе доплачивали за вредность. И вот получит она свою большую зарплату, оставит себе совсем немного, а остальные деньги несёт в церковь:

– Батюшка, скажите, кому отдать?

Пелагея ничем не болела. Но за несколько дней до смерти она, предчувствуя что-то, попросила батюшку пособоровать её. Предчувствие не обмануло – после соборования Пелагея отошла ко Господу, сподобившись безболезненной мирной кончины.

В воспоминаниях об игумене Иоанне (Соколове) и незадолго до своей смерти Галина Викторовна Черепанова написала: «В службе святителю Иннокентию Иркутскому есть слова: “Не старцы наша возвестиша нам, не старцы наша поведаша. Сами видели славу Твоего угодника”. Вот и тут никто не сказал, а мы сами видели этого великого старца». Теперь такие же слова говорят об усопшем архимандрите Иоанне (Крестьянкине).

* * *

Долгие годы оставались загадкой слова игумена Иоанна (Соколова) о том, что на Армянском кладбище у него много родных. А когда стараниями архимандрита Иоанна (Крестьянкина) на могиле игумена Иоанна установили мраморное надгробье и крест, то одновременно изменили надписи на соседних могилах, открыв тайные монашеские имена погребённых. Оказалось, что игумен Иоанн лежит в одной ограде с монахами. А погребённый рядом с ним схимонах Ростислав (Сапожников) был известным учёным и профессором кафедры математики и вычислительной техники. За исповедание православия профессора на семь лет заточили в одиночную камеру тюрьмы. А после тюрьмы он читал свои лекции студентам в скрытых под одеждой потаённых веригах…

Сбываются и другие слова игумена Иоанна, сказанные им перед смертью: «Детки мои, я всегда с вами. Приходите на мой холмик, постучите, я отвечу вам». Вот один из таких ответов.

Однажды к московскому врачу Марии Ефимовне, ныне монахине Марии, обратилась за помощью монахиня из провинции, страдавшая раком по женской части в столь тяжёлой форме, что бедняга уже высохла, пожелтела, но, изнемогая от нестерпимой боли, тем не менее отказывалась от операции. Мария Ефимовна была духовной дочерью архимандрита Иоанна (Крестьянкина) и, зная, что батюшка благословляет обращаться за помощью к игумену Иоанну (Соколову), привезла монахиню на его могилу. Стали они молиться на могилке, и вдруг монахиня будто услышала приказ – немедленно ехать к о. Иоанну (Крестьянкину).

Приехала она в Псково-Печерский монастырь, а вокруг архимандрита такая толпа, что и близко не подойти. А старец вдруг окликнул её поверх голов:

– Ты что же, монахиня, детей рожать собралась?

– Как можно, батюшка? – смутилась монахиня.

– Тогда выкинь немедленно эту тряпку. Слышишь, немедленно!

После операции монахиня выздоровела, а потом благодарила Бога и усердно трудилась в своём монастыре.

На могилке игумена Иоанна (Соколова) и поныне идут исцеления. Вот и приходят сюда православные со своими нуждами, а то и просто за утешением. Благодать здесь такая, что уходить не хочется. Люди подолгу сидят на лавочке у святой могилки и, бывает, рассказывают о старце. Говорят, он был строг в духовной жизни. Тем, кто жаловался ему на нерадивого духовника, старец отвечал: «По покупателю и продукт». А про тех, кто утром, не помолясь, сразу хватается за хозяйственные дела, старец говорил, что они «как кукольники какие-то. Утром надо прежде всего положить три поклона – Господу, Царице Небесной и Архангелу Михаилу».

Но чаще люди вспоминают загадочные и непонятные до поры слова старца. Например, в годы всесилия советской власти старец говорил: «Всё, что теперь, будут искоренять». И ведь, действительно, искоренили многое.

А ещё он говорил: «Наступит такое время, что убирать с полей будет нечего. А потом будет большой урожай, но убирать его будет некому».

И это, похоже, ныне сбывается – обезлюдели деревни, работать некому, и урожай, бывает, уходит под снег. А в заброшенных садах гнутся ветви от изобилия наливных яблок, только собирать яблоки некому.

Но больше всего меня поразил рассказ о том, что и молитва праведника порою бессильна. А рассказали мне следующее. У Надежды Алексеевны было пятеро детей, но не все они отличались благочестием в поведении. И однажды знакомая с ехидцей сказала ей, что она часто бывает у игумена Иоанна (Соколова) и считает его великим молитвенником. Так что ж он не отмолит её детей? Надежда Алексеевна расстроилась и передала этот разговор старцу. А тот в сокрушении ответил ей:

– Верь, молюсь я за твоих детей, слёзно молюсь. А только как тут поможет молитва, если они к Богородице задом стоят?

Не так ли и мы – ждём от Господа великих милостей, а сами стоим, ну, понятно как?

В конце 90-х годов, т.е. немногим более 10 лет назад в Питерских протестантских церквях было особенно активно проявлено движение катехизации (евангелизации) в местах заключения, в тюрьмах и зонах отбывания наказаний. Как сейчас становится ясно, движение это было связано с общей активизацией различных протестантских организаций, которые создавались под влиянием западных миссионеров. Их появление в то время было обусловлено общей «демократизацией» нашего общества.

Я был участником этого движения, сначала в составе протестантских, а затем православных миссионеров на протяжении почти 3-х лет с благословления отца Николая (настоятеля русской православного храма на территории женской колонии в поселке Саблино) исполнял там послушание. Познакомившись с о. Николаем я понял, что Православная Церковь никогда не оставляла свое служение в тюрьмах, исполняя заповедь Христа «…в темнице был и вы пришли ко Мне» (Мф.25:36). Представляю вашему вниманию несколько фрагментов из жизни женщин-заключенных по собственным их рассказам, которые мне удалось записать. Некоторые их суждения, конечно же, спорные, но я оставляю их без какой либо редакции, чтобы лучше понять психологию людей, годами находящихся в жестких условиях исправления.

Нежелание свободы

Женщины – заключенные. Вряд - ли в нашей стране есть категория людей более презираемая, чем эта. Отбросы общества- (зк)... Когда-то и мы думали так же. И, хоть часто любили повторять известную пословицу «от сумы и от тюрьмы не зарекайся», никогда и в голову не приходило, что сами можем оказаться в таком же положении. Но случилось иначе, Господь дал нам «время» (7 и 8 лет) подумать и переосмыслить всю свою жизнь, ее цель и смысл.

Уже здесь, в колонии, мы смогли понять, что «зк» - не какие-то особенные люди, с патологической испорченностью, что и их раньше называли милыми, добрыми, нежными. По выражению опекающих их сотрудников МВД, они «имели глупость довести дело до суда». Поняли и то, что этот мирок - искаженное отражение того, который по ту сторону забора; только все чувства, все добродетели и пороки здесь резко обострены и обнажены до неприличия. И здесь тоже приходится выбирать - что делать: жить полной жизнью или существовать «до окончания срока»; сделать свое бытие интересным и насыщенным или вздыхать, что лучшие годы уходят безвозвратно, «в никуда».

В заключении не так сложно понять, что представляет собой человечество в глазах Божиих. «Нет праведного ни одного, все согрешили, все совратились с пути, до одного негодны...» (Рим.3:10-12). Как в зоне - все «зк», и не важно, - осудили тебя за кражу или убийство, мошенничество или сокрытие чужого преступления, за громкое дело или «просто случайность», так и на свободе, где люди пытаются классифицировать свои грехи на «большие и маленькие, ничего не значащие». К какой бы категории мы себя не относили, в глазах общества мы «зк», в глазах Божиих - мы все грешники. Граница, разделяющая эти два мира «зону» и «свободу», для человека весьма конкретна - есть закон, который устанавливает эту границу. Но для Бога, как следует из Писания, она условна, Он явил благодать всем, кто призывает Его имя, кто верит в Него (Гал.2:16), кто прошел через покаяние.

Как сложится наша жизнь на свободе, во многом зависит от того, какой путь мы изберем здесь; к чему будем стремиться; что из себя будем представлять в душе... Жизнь как и срок, явление временное. И в вечности мы будем находится в том состоянии, которое достигли, проходя свой земной путь.

И в жизни заключенных достаточно ярких, запоминающихся образов, которые могут дать представление о законе и благодати, милости и суде, свободе, праве выбора и ответственности за принятое решение.

Была в нашей бригаде женщина. Татьяна вступила в конфликт с законом, за что и понесла наказание: по действующему тогда УК РФ ее осудили сроком на 5 лет лишения свободы. Но даже в нашем, человеческом кодексе «милость превозносится над судом». Подошло время, когда стало возможным попытаться пройти комиссию на условно-досрочное освобождение. Нарушений у Татьяны не было, администрация написала положительную характеристику. Дома с нетерпением ждали родители, дети. Казалось бы, вот она- свобода. Да только на стала Татьяна писать заявление, что бы ее вызвали на комиссию. Ее и к начальнику отряда «на ковер» вызывали, и общественность «местная» разбирала - так и не смогли ни уговорить, ни заставить: «мне и так хорошо, - говорит, - с друзьями тяжело расставаться. Куда мне спешить?». В результате она побывала в штрафном изоляторе, отсидела весь срок до конца, да и с родственниками отношения оказались очень запутанными...

Странная история. До смешного глупая. Но так ли уж редки на свете подобные ситуации? Почему же миллиарды людей не спешат принять помилование от Бога, тем самым обрекая самих себя на заключение, предпочитают темницу свободе. В своем пустом и безрадостном существовании одни винят правительство, начальствующих, другие - исключительно правоохранительные органы. Тюрьма это не обязательно 4 стенки, это наше внутреннее состояние, независимо от того, где мы находимся физически.

Послушайте еще раз, что говорит всем нам Господь: «Жизнь и смерть предлагаю тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, чтобы жил ты и потомки твои». (Втор.30:14-20). Мы же, как тот разбойник, у которого были прибиты руки и он не мог уже ничего сделать, а только обратится к Господу со словами прощения. Мы молимся и за себя, и за тех, кто рядом с нами в таких же обстоятельствах, и за тех, кто, хоть и на свободе, но стоит на распутье и не знает, куда ему идти.

См. также:
- Другие публикации Валерия Орлова