Невесомость - неизведанный барьер

Сегодня мы можем запросто смотреть из космоса на нашу Землю, не выходя из дома, используя веб-камеру установленную на МКС. А шестьдесят лет назад не знали: выживет ли человек на орбите, не сойдет ли он с ума от увиденного? Тогда прорывом стал первый полет в неизведанное русского человека Юрия Гагарина. Ему покорился внеземной Эверест.

Как представлялось развитие пилотируемых полетов в космос, когда они только должны были начаться и начинались, то есть в конце 50 - на­чале 60-х годов прошлого столетия? Отрывок из статьи 1981 года, где ведется разговор с  Константином Феоктистовым - летчиком-космонавтом СССР, доктором технических наук, показывает воззрения тех лет. Тогдашнее развитие представлялось, «как последовательная цепь реше­ний технических задач с возрастающей сложностью: полет одного космонавта, полет нескольких космонавтов, станция на 5-6 человек, станция на 50-100 человек, полет на Луну, полет к Марсу, к Венере и так далее.

Вопрос о длительности полетов в космос обсуждался мало. Невесомость казалась отнюдь не эшелониро­ванной обороной противника, а неким барьером. Преодолеть его, то есть убедиться в возможности человека переносить невесомость, а далее уже все проще. Увеличение длительности пребывания в космосе уже после полета Титова казалось пробле­мой чисто технического развития.

Два десятилетия того времени характеризовались не­уклонным приростом максимальной продолжитель­ности орбитального полета. Вот рекордные вехи. 1961 год: Гагарин ("Восток") - 1 час 48 минут, Титов (-"Восток-2") - 25 часов; 1974 год. Карр, Поуг, Гибсон ("Аполлон"-"Скайлэб") - 84 дня; 1980 год: Попов и Рюмин ("Союз-35"- "Салют-6"-"Союз-37") - 185 дней.

Как видим, прирост действительно неуклонный, но не такой уж и быстрый. В среднем менее суток в год. Если посмотреть по пятилетиям, то получаются довольно любопытные цифры: в первое после 1961 года - 2,8 суток в год, второе -0,8, третье - 13, последнее - 20 суток в год. То есть сначала было быстрое увеличение, потом период почти незначительного прироста, затем скачок и наконец очень резкий скачок пребывания в космосе.

-  Как вы считаете, Константин Петрович, можно ли из этого сделать какие-нибудь выводы? Нет ли  здесь очевидной тенденции на будущее?

-  Цифры эти действительно интересны, хотя, думаю, едва ли они могут привести к выявлении  каких-то закономерностей. Всему было свое время и прирост длительности полета связан не с какими-то объективными законами, а с принятием соответствующих решений. Как пойдет дальше, сказать трудно.

-  Вот первый полет Юрия Гагарина называют  шагом в неизвестное. До этого писали, что, только отправив человека в космос, можно выяснить выживет ли он в условиях невесомости. Не было в этом преувеличения?

-    Ко времени запуска "Востока" уже многое было ясно и ни у кого не вызывало сомнений, что космонавт выживет и никаких физиологических осложнений не должно произойти. Если и боялись, то больше за психологическую устойчивость ко­смонавта. Все-таки условия полета были совершен­но необычными.

-    Попросту говоря - не разволнуется ли космо­навт чрезмерно в этих условиях?

-    Все дело было в слабой изученности явления невесомости вкосмосе. Ни один человек до Гагарина не испы­тывал ее длительно. Даже летчики - истребители и испытатели. Все научные знания о ее последствиях сводились к результатам экспериментов с собаками на высотных ракетах и наших кораблях-спутниках. Результаты были обнадеживающими, но психологи­ческих данных, разумеется, не было.

-    Но человек ведь как высокоорганизованное существо на невесомость мог прореагировать совер­шенно по-иному. Помнится, в литературе 50-х годов встречались описания кратковременных опытов по определению реакции летчиков на невесомость при полете на самолетах по параболе. И реакции эти были самыми различными: от ощущения радости (почти по Циолковскому - "блаженства") до признаков нарушения физиологических и психичес­ких функций. Гагарин еще до полета в космос так описывал свое отношение к невесомости: "... Лег­кость, свобода движений, приятно. Висишь в воз­духе, руки и ноги висят, голова работает четко". И Титов тогда тоже хвалил ее: "... Очень приятная штука. Дышится легко. Чувствую себя очень хоро­шо". В полете же, судя по рассказам Юрия Алек­сеевича, эмоциональные нагрузки у него были столь высоки, что длительная невесомость не пока­залась серьезным испытанием.

-    Зато ее в полной мере вкусил Герман Степано­вич. Самочувствие его в космическом полете, как известно, не бы­ло отличным - отмечалось поташнивание и голово­кружение, особенно при резких движениях головой.

-    Кстати, академик Олег Георгиевич Газенко отнес откровенный рассказ Титова об этих своих ощущениях в космосе к проявлению настоящего мужества и интеллигентности.

-    Да, наука получила важную информацию, и это дало возможность уточнить программу подго­товки следующих космонавтов. Впрочем, первые сутки на орбите и сейчас даются космонавтам не­легко, иногда еще хуже, чем тогда Титову. Им, в этот период не до того, чтобы смотреть из космоса в иллюминатор. Но все уже знают: на третий - пятый день наступит адап­тация и состояние придет в норму».