Имя Тебе Мир

Ирина Рогалёва, рассказ из сборника "Имя Тебе Любовь"
Имя Тебе Мир

Обычно до Красненького Лидия добиралась долго, но в этот солнечный апрельский день ей повезло. Еще не было десяти утра, а она уже прихорашивала мамину могилку.

- Сейчас, мамочка, я песочек подсыплю. А вот сюда букетик твоих любимых тюльпанов поставлю, прямо у изголовья. Правда, красиво?

На кладбище Лидия всегда разговаривала с мамой вслух. Ей казалось, что мать слышит ее.

Закончив дела, женщина села на скамеечку напротив фотографии матери, прислоненной к деревянному кресту, и достала немудреный перекус.

- Знаю, знаю, в сухомятку есть вредно, - она откусила кусок хлеба с огурцом, - но термос с чаем я забыла дома, потому что торопилась к тебе. Ты же знаешь, что времени у меня в обрез. Через два часа надо с внучкой гулять на другом конце города. Кстати, Любаша – твоя копия в детстве. Жалко, что вы не успели встретиться. – Лидия ненадолго замолчала, и вдруг произнесла скороговоркой, еле сдерживая слезы, - Мамочка, у меня ужасная новость. Я не хотела тебе говорить, но больше сказать мне некому. От меня уходит Сергей.

Женщина разрыдалась. Немного успокоившись и утерев слезы, она продолжила, - мы с ним прожили тридцать лет, двоих детей вырастили. Ты же знаешь, что я всегда старалась быть для него интересной. Чем только не занималась – рисовала, стихи писала, курсы «макроме» закончила. Деревья эти дурацкие «банзай» разводила. Потом не знала, куда их девать. Весь дом ими был заставлен. Сергей смеялся, говорил у нас теперь не дом, а банзай какой-то. Я – бонза, а ты – бонзиха.

Мы на все премьеры и выставки ходили, а то, что я в живописи ничего не понимала, это было не важно. Главное - я многозначительно молчала, когда художника хвалили или ругали. Сережку это очень веселило.

Если честно, я всегда боялась его потерять… Говорят, чего боишься, то обязательно случится.

А сколько мы путешествовали! Всю страну объездили. Даже в Казахстане побывали! Помнишь, я тебе тогда шелковую тюбетейку привезла? Ты в ней еще фотографироваться не хотела – говорила, что похожа на чукчу.

Так вот чукчей оказалась я. Глупой, доверчивой чукчей, которую обманул заезжий урус. Попользовался моим теплом и любовью, детей завел, а потом сбежал к молодой девчонке. Седина в бороду – бес в ребро. - Лидия тяжело вздохнула.

- Знаешь мама, больнее всего, что это началось сразу после твоей смерти. На девятый день он пришел, как чужой.

Дочки между нами разрываются... Я же их всю жизнь учила отца уважать. Я тебе раньше не рассказала – надеялась, что все образуется, и Сергей одумается. Ведь нельзя так просто зачеркнуть тридцать лет жизни! - Лидия сдержала подступившие к горлу слезы. – Все, все, не буду плакать. Побегу. Я к тебе через недельку опять приеду. Скамеечку покрашу.

Она быстро зашагала к выходу, не замечая весеннего треньканья птиц и аромата набухающих почек.

Но через неделю поездка на кладбище не состоялась. Завертели, закружили дела - муж решил делить нажитые за жизнь вещи, намекал на размен.

«Хорошо, что дочери живут отдельно», - думала Лидия, завязывая в покрывала посуду, постельные принадлежности и неизбежный многолетний хозяйский хлам.

- Забирайте, мне не жалко, - она завязала последний тюк и, упав ничком на диван, зарыдала.

- Мама, не убивайся ты так. Папа опомнится и вернется к тебе, - в комнату тихо зашла старшая дочь.

- Катя, я его предательства не переживу! Как он не понимает, что убивает меня?!

На Красненькое Лидия попала только через месяц. Деревья покрылись густой листвой на радость птицам, которые щебетали на все голоса в скрытых от людских глаз гнездах.

Стараясь не испачкать джинсы, Лидия красила скамейку и рассказывала матери последние новости:

- Вещи я ему собрала, а он их не взял, и квартиру разменивать передумал. Так тюки посреди комнаты и стоят. Сил нет их разобрать. И, вообще, мамочка, сил у меня нет ни на что. Даже на внучат. Что-то я совсем расклеилась. Все плачу и плачу. Спать перестала, есть не могу, похудела на десять килограмм.

Мамочка, я к тебе хочу. Забери меня к себе. Я эту боль в сердце не могу больше терпеть. – Лидия прикусила губу, чтобы не зареветь, – а девочке, к которой Сергей ушел, я письмо написала, но пока не отдала. Она же молодая, как наша Катюха, а значит глупая. В такого мужика, как мой Сережа каждая может влюбиться. – Лидия закончила с покраской. – Мамочка, смотри, какую красоту я тебе навела. Хорошо, что рядом с тобой есть место. Будут мои дети за нами обеими ухаживать.

Проходивший мимо мужчина, услышав эти слова, с недоумением посмотрел на Лидию. «Странная женщина, - подумал он, - ей ведь не больше пятидесяти, а думает о смерти».

- Мамочка, - вспомнила перед уходом Лидия, - я недавно заходила в Иоанновский монастырь, заказала за тебя чтение псалтири на год, так что тебе теперь легче будет, - так монахиня из свечной лавки сказала.

А может мне в монастырь уйти? Надо подумать. Ну, все, я побежала, моя родная.

На Димитриевскую субботу на кладбище было многолюдно – народ чтил родительские дни. Для ноября было необычно солнечно и безветренно.

Лидия полюбовалась остатками золотой листвы на фоне безоблачного голубого неба, поправила на голове платок, зажгла купленную у ворот уличную свечу и, перекрестившись, начала медленно читать литию, не обращая внимания на соседей, шумно поминающих своих покойников.

- Вечная память, - протяжно пропела она три раза и с облегчением закрыла молитвослов – молиться с непривычки было трудно. Скинув куртку, она подоткнула подол длинный юбки, и принялась прибирать могилку, засыпанную пряно пахнувшей осенней листвой.

Выметая мусор изо всех впадинок, она говорила:

- А я, мамочка, начала в храм ходить, на Леушинское подворье, неподалеку от дома. Представляешь, он почти десять лет открыт, а я все эти годы мимо ходила и не замечала. А месяц назад словно прозрела.

Как там хорошо, мамочка! Какие там иконы! Но самая удивительная икона «Аз есмь с вами и никто же на вы». Это Сама Матерь Божия нам говорит: «Я с вами и никто против вас». Жалко, что ты не можешь ее увидеть, - Лидия вздохнула. - Я сейчас вернусь, мамочка. Пойду еловых веток принесу.

- Сколько лет ты мне говорила – «иди в церковь, молись», а я тебя не слушала, - продолжила она, вернувшись с колючей охапкой в руках. - Я ведь думала, что религия – пережиток времени, а теперь поняла, что пережиток времени – моя глупость.

Мамочка, ты прости, что я долго у тебя не была. Мне было так плохо, что хотела руки на себя наложить. Чуть в больницу не попала с нервным расстройством. Пить пробовала – страшно вспомнить! А с Сергея, как с гуся вода. Алиментов ему платить не надо – дети взрослые. Квартира у его девушки есть.

Ты представляешь, ведь она ко мне приходила прощение просить! «Простите, - говорит, - меня за то, что Сергей ко мне ушел. Он ведь вас давно разлюбил, а жил из жалости!» Это он ей так сказал. Я хотела ее выгнать, а потом заметила, что ручонки у нее трясутся, и ногти все обкусаны. Даже жалко мне ее стало. «Дурочка ты, - говорю ей, - не понимаешь, что делаешь. А Сергею его предательство я никогда не прощу!» Она тортик вилкой поковыряла и ушла. Представляешь, мамочка, она мне торт принесла!

Смотрю на нее в окно - идет на высоких каблуках, ножки-прутики в коленках прогибаются, трясущимися руками глаза трет – плачет, горемыка. Чувствует, наверное, что на моем горе свою жизнь строит.

Я тогда и представить не могла, что буду молиться за нее и за Сергея. А помог мне в этом святой Иоанн Кронштадтский. – Лидия достала из сумки иконку Батюшки и поставила рядом с портретом матери. - Он всю жизнь в Андреевском соборе служил в Кронштадте, а за помощью к нему люди со всей России ехали. На службы тысячи верующих собирались, и Батюшка всех исповедовал, каждому совет давал. Всю жизнь он жил для людей, о себе не думал.

Я и в его квартире в Кронштадте побывала. В ней сейчас музей. Я туда на экскурсию поехала. Полный автобус народу набрался. Люди разные – верующие и нет. Я прибилась к двум женщинам в платочках. Они ходят по квартире и говорят все время – «благодать, благодать». А я ничего не чувствую. Душа болит, сердце словно камень.

Лидия присела передохнуть и, прикрыв глаза, вспомнила, как в лавочке музея купила книгу «Моя жизнь во Христе». В автобусе на обратном пути раскрыла ее наугад и прочитала несколько страниц. Дойдя до слов «жизнь сердца есть любовь, смерть его – злоба и вражда на брата. Господь для того нас держит на земле, чтобы любовь к Богу и ближнему всецело проникала в наши сердца: этого и ждет Он от нас. Это цель стояния мира», Лидия вдруг почувствовала, что с ее сердцем что-то происходит. Оно словно расширилось и наполнилось невыразимой любовью к Богу и ко всем людям. В одно мгновение она простила мужа.

Это состояние длилось недолго, но оно полностью изменило Лидию. Боль и обида, не дававшие ей покоя, прошли. В сердце воцарились мир и любовь. Появилось непреодолимое желание молиться за всех и всем помогать.

- Представляешь, мамочка, в автобус я села несчастной брошенной женой, а вышла из него счастливым человеком. Это меня святой Иоанн Кронштадтский пожалел! Я теперь каждый день ему молюсь.

Лидия полюбовалась на укутанную еловыми лапами могилку.

- Ну вот, мамочка, теперь у тебя чистота и красота. Я побежала. Завтра хочу Любашу причастить, и самой надо к причастию готовиться, каноны прочитать. Душой о грехах поскорбеть. Кстати, ты заметила, что я брюки больше не ношу? С Богом, родная.

Лидия размашисто перекрестилась на золотой крест кладбищенской часовни и заторопилась ко всенощной.



Православные книги

E-mail подписка: