В прошлом номере мы говорили о возможных причинах агрессии. В продолжение темы рассмотрим еще несколько важных моментов, касающихся особенностей психического и личностного развития, которые могут быть связаны с агрессивным поведением детей. Расскажем, на что обратить внимание родителям, если они видят, что поведение их ребенка изменилось, он стал нервным, раздражительным и даже агрессивным.

Возрастные кризисы

В детской психологии наряду с периодами спокойного, равномерного, стабильного развития ребенка выделяют и кризисные периоды. Это кризисы одного, трех, семи, тринадцати и семнадцати лет. Форма, длительность и острота протекания этого этапа жизни могут заметно различаться в зависимости от индивидуальных особенностей, социальных условий, методов воспитания в семье и педагогической системы в целом. Развитие человека в кризисном периоде происходит иначе, чем в стабильном. Именно в это время поведение ребенка отличается от привычного, в том числе может быть агрессивным.

Один из основоположников детской психологии Л.С. Выготский выделил семь признаков кризиса трех лет, но они характерны для любых переломных этапов взросления личности, могут ярко проявляться и в подростковый период.

Первый из них — негативизм, выражающийся в стремлении постоянно противоречить взрослым. Ребенок не желает выполнять просьбы родителей, говорит «нет» даже в случае, когда предпочел бы сказать «да», потому что указания исходят от взрослых. Ему важно действовать наперекор для того, чтобы выразить таким образом свое отношение к другим, доказать свою «самость».

Второй признак — упрямство. Проявляется оно в стремлении настоять на своем и нежелании отказываться от собственного решения. Важно, что ребенок не отказывается от первоначальной позиции только потому, что «должен» настоять на своем любой ценой.

Следующий симптом — строптивость, которая является, так сказать, безликой, т. е. не направлена на кого-то из взрослых конкретно, а возникает как протест против сложившегося образа жизни. Ребенок не хочет делать то, что делал раньше. Например, отказывается умываться, одеваться, идти за руку с бабушкой, ходить в школу, отказывается от режима сна и т. п. Он как бы проверяет на прочность существующие правила.

Четвертый признак — своеволие. Это своеобразное проявление самостоятельности. Ребенок хочет сам делать то, что еще пока делать не умеет, при этом категорически отказывается от помощи взрослых.

Пятый — протест-бунт. При проявлении его человек находится в постоянных ссорах с окружающими, может вести себя агрессивно по отношению к ним.

Шестой признак — симптом обесценивания. Ребенок, прежде ласковый и нежный, начинает употреблять бранные слова, ругаться, обзываться. Так же относится и к своим игрушкам, вещам — кидает их, ломает, отказывается с ними играть.

И последний, седьмой — деспотизм, чаще встречается в семьях с единственным ребенком, когда он заставляет близких удовлетворять все свои капризы, стремится к деспотическому подавлению окружающих, принуждает всю семью, что называется, «плясать под свою дудку». В противном случае родителей могут ожидать истерики с бросанием на пол, битьем руками и ногами по полу (в детском возрасте) и агрессивные проявления в сторону взрослых (в подростковом).

Безусловно, проявление этих кризисных симптомов в острой форме характерно не для всех детей. Многие хотя и обнаруживают какие-то из вышеназванных признаков поведения, но они могут выражаться более сглаженно, не в столь яркой форме.

Но как быть тем родителям, чьи дети ведут себя именно так?

Прежде всего, нужно понимать, что кризис всегда связан с потребностью детей установить со взрослыми взаимоотношения нового типа. И если агрессия ребенка обусловлена возрастным кризисом, то при правильном подходе родителей, при свое-временной перестройке отношений, соответствующих возрасту, такое поведение легко можно скорректировать.

Описанные симптомы кризиса свидетельствуют о происходящих изменениях в отношениях между ребенком и взрослым и изменении его отношения к самому себе. Проявление самостоятельности, попытки выразить собственное «Я» становятся чрезвычайно важными. Поэтому при жестком подавлении личности ребенка агрессивность может быть результатом протеста против устоявшегося «старого» типа взаимоотношений с родителями. Другими словами, агрессивность является следствием неправильного подхода к детям, отсутствия у взрослых понимания психологии взросления ребенка, становления его личности.

Семья

Еще одна причина проявления агрессивности у ребенка может быть связана с семьей, где он воспитывается, а именно — с тем, как складываются взаимоотношения в системах «родитель — родитель», «родитель — ребенок». Важнейший фактор здесь — эмоциональная атмосфера семьи.

К агрессивному поведению может привести разрушение эмоциональных связей между родителями — скандалы, конфликты, происходящие между супругами. Даже если ссоры бывают не на глазах у ребенка, а за закрытыми дверями, он чувствует изменение эмоционального фона, испытывая тревогу, страх, напряжение, страдая от психологического дискомфорта. Что уж говорить о ситуации, в которой оказывается ребенок при разводе родителей.

Разрушение эмоциональных связей в семье бывает не только в системе «родитель — родитель», но и в системе «родитель — ребенок». Например, в эмоциональном отвержении ребенка близкими взрослыми, когда к нему относятся пренебрежительно, негативно или безразлично.

Вопреки сложившемуся мнению такие отношения между родными людьми не всегда связаны с асоциальной семьей, где родители злоупотребляют алкоголем, ведут разгульный образ жизни. Подобные проблемы встречаются в семьях внешне благополучных, но где каждый член семьи существует сам по себе, родители заняты исключительно своей жизнью, работой, делами. Причем эмоциональное отвержение ребенка матерью является особенно травматичным для психики. Оно рождает страх, который влечет за собой либо неуверенность, замкнутость, тревожность, безынициативность, инфантильность, либо враждебность к окружающим, агрессивность и жестокость. При помощи таких реакций ребенок стремится изменить ситуацию, старается добиться внимания к себе.

Стиль воспитания

Следующей важной причиной детской агрессии является стиль воспитания в семье. Одинаково неблагоприятными являются и гиперопека (чрезмерная опека), и гипоопека (попустительское отношение, равнодушие, безразличие), и ситуация создания «кумира семьи» — неумеренная похвала за весьма скромные успехи, чрезмерное внимание к малейшим желаниям и побуждениям. При любом из этих стилей воспитания у детей может сформироваться агрессивность (вербальная или физическая) как «ответ» на сложившуюся систему. Если ребенок хоть раз добился своего таким способом, то вероятность повторения подобной ситуации высока. Постепенно он привыкает взаимодействовать с окружающими на таком уровне, у него вырабатывается своеобразный стереотип агрессивного поведения. При малейшем промедлении в выполнении его желаний ребенок начинает кричать, топать ногами, проявлять вербальную агрессию и вполне может применить и физическую в виде кидания игрушками, разбрасывания вещей, других предметов и т.д.

Еще одной причиной является пример родителей — агрессивный отец или мать.

Психологами доказано, что для большинства детей именно семья является основным примером агрессивного поведения. Враждебность одного из родителей по отношению к другому или родителей по отношению к детям не только деформирует саму семью, но и приводит к так называемому «циклу насилия». Дети воспроизводят такой стиль взаимоотношений сначала в процессе общения со своими братьями и сестрами, затем со сверстниками, затем при создании собственной семьи, передавая это своим детям, — так цикл замыкается. Причем особенно быстро научаются агрессивному поведению дети с наличием таких физиологических предпосылок, как холерический темперамент и повышенная эмоциональность.

То же самое происходит и в общении с чрезмерно властными родителями, стремящимися во всем управлять своим чадом, подавляя его волю и инициативу и тем самым вызывая у него тревожность и страх. Ребенок пытается защитить себя, выбирая формой защиты нападение. Его агрессия — это протест против существующего положения вещей, стремление оградить свое «Я». В результате ребенок смотрит на мир настороженно даже тогда, когда на самом деле опасности не существует. Другим итогом такого воспитания может стать подавленный, безынициативный, инфантильный и безразличный, подчиняющийся всем человек.

Ограничения в удовлетворении потребности в движении

Встречается такое, что ребенка ограничивают в двигательной активности, запрещая ему бегать, прыгать, скакать, не позволяя выплеснуть накопившуюся энергию. Причем мотивация взрослых в данном случае может быть различной. Они объясняют это тем, что ребенок слишком шумно играет и мешает другим, слишком быстро бегает и может упасть, просто раздражает своей активностью. Но человек, особенно маленький, не может жить и нормально развиваться без движения. И если его попытки разрядиться жестко пресекаются, то рано или поздно от переизбытка энергии он может начать вести себя агрессивно.

Как помочь ребенку справиться с самим собой?

Безусловно, агрессивный человек приносит массу проблем не только окружающим, но и самому себе. Ведь, по сути, он попадает в замкнутый круг. Своими действиями настраивает окружающих против себя, что в свою очередь усиливает его протестное поведение.

Помочь ребенку справиться с таким состоянием может только взрослый — любящий, заботливый и понимающий.

В большинстве случаев грамотное, взвешенное отношение родителей к своему ребенку, их умение убеждать, объяснять возникшие ситуации и просто нормально и спокойно общаться приносит свои плоды. Поэтому от того, как реагируют взрослые на проявления агрессивности у детей, во многом зависит, закрепится ли такое поведение, станет ли чертой их характера.

Система социальных норм, принятых в обществе и прежде всего в семье, постепенно становится частью личности ребенка. Со временем малыш научится выражать свои негативные эмоции социально одобряемыми способами, не причиняя вреда ни другим, ни себе.

Большую роль здесь играет собственный пример родителей. Обычно взрослые говорят детям о том, как не надо себя вести, но не объясняют, как надо. И если такого образца у ребенка нет, то слова, скорее всего, будут не очень эффективными.

Отдельным и очень важным элементом коррекции и профилактики агрессивности у детей является развитие у них чувства сопереживания — эмпатии, сочувствия к другим.

Конечно, причин, способствующих появлению в поведении ребенка агрессивности, огромное количество. Мы рассмотрели лишь некоторые из них, наиболее часто встречающиеся. И практически все их можно устранить без помощи специалистов, имея лишь желание это сделать. Ведь часто до того, как вспышки враждебности становятся заметными всем, ребенок выражает свою потребность в изменении сложившейся системы более мягкими способами, но, поскольку они остаются незамеченными, непонятыми, он яростно старается быть услышанным теперь уже по-другому, агрессивно.

9 сентября 2012 года на телеканале "Россия" было показано интервью Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла журналисту Дмитрию Киселеву.

– Ваше Святейшество, Церковь столкнулась с настоящей агрессией. На мой взгляд, это проявление более широкого явления - аномии. "Аномия"- термин, который ввел основатель социологии, французский философ Эмиль Дюркгейм еще в позапрошлом веке. Это ценностный вакуум, отсутствие точек опоры. Вам не кажется, что наше общество стоит на пороге этого явления либо частично уже погрузилось в такое состояние?

– Если в двух словах сказать о том, что происходило и еще происходит с точки зрения агрессии против Церкви, то явление это, конечно, не случайное. Меня не покидает мысль о том, что это некая разведка боем. Надо проверить, насколько все-таки глубока вера и приверженность людей православию в России. Многие ведь уже давно похоронили всякую способность нашего народа, по крайней мере, большинства народа, к самоорганизации, к защите каких-то ценностей, к защите своей позиции. Я не буду цитировать оскорбительные для нашего народа заявления некоторых людей, которые считают себя креативным классом, но это пренебрежительный взгляд сверху вниз. И вот, наверное, наступило время, – особенно после того, как все вы видели, что произошло в связи с принесением в Россию Пояса Богородицы. Мы же помним, какая была реакция на эти миллионы людей, что пришли в храм. Так вот, видимо, пришло время проверить. А действительно ли наш народ привержен вере? А способен ли он ее защитить? А способен ли он вообще что-то защищать? И произошли вот эти провокации. И сегодня, я думаю, все те, кто затевал эти провокации, убедились в том, что перед ними не безликая масса тихого, аморфного большинства. А перед ними народ, который способен защищать свои святыни.

– Но ведь эта агрессия не только против Церкви. Это агрессия против любых ценностей вообще. Церковь – не ценность. Жертвы НКВД – не ценность. Человеческая жизнь – не ценность. История – не ценность. Вообще антиценностный протест. Вот что, не знаю, не просто огорчает, возмущает, но приводит кого-то в уныние, а кого-то в ярость.

– Совершенно верно. Но еще следует добавить, что это агрессия против нашего культурного ядра, против нашего цивилизационного кода. Потому что святыня – понятие святыни – всегда занимало центральное место в жизни народа. Отсюда же пошло понятие Святая Русь. Не потому, что у нас храмов было много. А потому, что доминантой жизни были святость и понятие священного. Именно в это сердце, в эту доминанту нанесен удар.

И вместе с тем вы правы. Речь идет о вызове ценностному измерению жизни. Вот вы вспомнили Дюркгейма. Но ведь он обращал большое внимание на нравственное состояние общества, он говорил, что нравственность – это обязательный минимум. И это суровая необходимость. Это некий хлеб жизни для общества, то, без чего общество распадается. И ведь он совершенно прав. Нельзя считать, а многие люди, отрицающие важность нравственного измерения в общественных отношениях, сегодня настаивают на том, что главным является право, право удерживает людей в некоем сообществе. А значит, что за правом стоит? Угроза наказания. Мы все вместе потому что если мы будем нарушать правила общежития – накажут. А нравственность – это внутренний посыл к общежитию. Это духовная скрепа, соединяющая людей. Это действительно ценностное фундаментальное понятие, без которого распадается человеческое сообщество.

И здесь я бы хотел вот о чем сказать. Люди, которые отрицают вообще Бога, считают, что нравственность – это превходящее явление, культурное явление: меняется культура, меняется контекст, в котором живут люди, меняется нравственность. На самом деле это не так. И вот сегодня, кажется, уже все силы брошены на то, чтобы раскачать нравственные основы жизни народа. А ведь не получается. Посмотрите, что говорит статистика. Причем разные социологические организации утверждают, что абсолютное большинство наших людей не принимает кощунство. Процент людей, которые одобряют кощунство, – в рамках социологической погрешности. Абсолютное большинство нашего народа выступает за законы, которые бы ограничивали распространение греха. О чем это говорит? О том, что нравственное чувство живо в людях.

– Ваше Святейшество, одна из точек агрессии – это обвинения Церкви в сращивании с государством. Как Вы отвечаете на подобные выпады?

– Отвечаем одним словом: это миф. Миф, созданный специально. Ведь церковь нужно атаковать с какой-то мировоззренческой позиции и нужно создать эту мировоззренческую позицию. Вот она сегодня создается. Есть миф о сращивании, о клерикализации нашей жизни. Для чего? А для того чтобы показать, что через это сращивание церковь претендует на управление вашим сознанием, вашей волей. Что это некая псевдоидеология, которая приходит на место коммунистической идеологии. А из этого делается вывод: Церковь опасна с точки зрения свободы, она будет порабощать ваше сознание. Мифы все.

А теперь перейдем к разбору полетов. Итак, сращивание. Ведь у нас есть "Основы социальной концепции Русской Церкви". Ну вот журналисты, перед тем как распространять этот миф, просто взяли бы эту книжечку и посмотрели, что говорится на тему отношений Церкви с государством. Церковь защищает свою автономию, считает, что только свободная Церковь в государстве имеет возможность духовно влиять на людей. Что всякое сращивание, всякая клерикализация крайне опасна для проповеди. Мы же проходили через все это в дореволюционное время. Там было сращивание, но не по вине Церкви, а по вине государства, которое оккупировало Церковь. Итак, нет ни одного документа, ни одного заявления, ни одного слова Патриарха, на основании которого можно было бы сделать вывод о сращивании.

А откуда все это возникло? А возникло вот откуда. За последние двадцать лет та самая Церковь, которую обвиняли в бездействии, в неспособности осуществлять миссию в современном мире, достигла очень больших результатов в просвещении нашего народа. Наш народ становится православным. Перед нами сегодня, даже чисто визуально, во время пасхальной службы, во время больших праздников в храмах, – другой народ. Это и люди среднего возраста, мужчины и женщины, с детьми на руках, это молодежь, это дети, это и пожилые люди. Это наш народ.

Так вот теперь давайте скажем, как должен себя вести верующий политик, член Православной Церкви, если он вступает в диалог с Церковью. Он что, должен всячески дистанцироваться от своих убеждений? Он разговаривает с Церковью как сын Церкви...Он вступает в доброжелательный диалог с Церковью. Почему мы должны от одного факта, что президент или премьер-министр раз или два раза в год молятся вместе с Патриархом, делать вывод о сращивании?

А почему мы должны лишать этих людей, которые являются верующими людьми, права помолиться, в том числе и вместе со своим Патриархом? Так вот одна эта картинка возбуждает нездоровые чувства у тех, кто не желает усиления Церкви в нашем обществе.

Еще одна картинка, которую наши противники представляют, чтобы доказать сращивание: Патриарх на базе атомных подводных лодок в Вилючинске. И что? А почему не делается вывод о сращивании Церкви с американским государством, когда нам показывают капелланов в Афганистане? А почему не возникает вопрос о сращивании, когда в регулярных войсках почти всех европейских стран на профессиональной основе работают капелланы? Патриарх приехал по приглашению военных моряков, чтобы сказать им слова признательности. Он приехал к своей пастве, потому что большинство моряков – верующие люди. Какое же здесь сращивание? Это, если хотите, пасторский, миссионерский визит. Картинку представляют народу и говорят: "Посмотрите, какое сращивание".

Это подмена понятий. Не сращивание, а христианизация нашего общества – вот что пугает наших оппонентов. Вот откуда, как говорится, рога растут. Страх перед тем, что Православие, которое было практически разрушено в советское время, за 20 лет сумело вернуться в жизнь своего народа. Конечно, не так, как бы нам еще хотелось. Но, может быть, вся эта шумиха поднимается для того, чтобы нас остановить. Хочу сказать: не остановит.

– В конце лета состоялся Ваш визит в Польшу. В какой степени удалось уврачевать раны, доставшиеся нам из далекой истории?

– Ну, во-первых, об истории. Об истории и современности. Наверное, нет двух других европейских народов, над которыми бы так тяготела история и которые бы так посыпали раны, нанесенные историей, солью, отравляя отношения, которые сегодня имеют место. Мы знаем, что каждая из сторон ведет тщательный перечень всех прегрешений другой стороны, и каждая из сторон пытается подвести некое сальдо: что в остатке. И каждая утверждает, что на моей стороне плюс, а на другой стороне минус. То есть, другая сторона больше страданий принесла мне, чем я той стороне. И сколько бы историки не изучали историю, я не уверен, что этот подход удастся изменить. А что это означает? Это означает, что мы до бесконечности должны посыпать эти исторические раны солью? Мы постоянно должны их бередить? А может быть, следует по-новому подойти ко всему, что происходило и происходит в наших отношениях. Ведь два народа исторически живут всегда вместе, так Бог повелел, чтобы мы жили вместе. Как соседи, и как люди, разделяющие христианские ценности, неужели мы не можем построить иной основы наших отношений? И вот возникла такая идея – сказать историкам: "Забирайте все исторические проблемы, а мы хотим начать новую страницу в наших отношениях". Но ведь должен быть некий акт примирения. И тогда в диалоге с Католической церковью Польши, который длился 3 года, мы договорились о том, что ключевым словом в этом акте примирения должно быть слово "прости". Мы просим друг у друга прощения. Как христианские общины, как христианский народ, исполняя волю самого Спасителя. Мы хотим в наших двусторонних отношениях продемонстрировать нашу верность Христу, нашу верность евангельским ценностям, ибо во имя этой принадлежности к евангельским ценностям мы и испрашиваем друг у друга прощения.

И что вы думаете? Когда я приехал в Польшу, я был поражен тем, как польский народ откликнулся на это совместное послание двух церквей народам России и Польши – с энтузиазмом. Конечно, всегда есть какая-то оппозиция, но это была микроскопическая оппозиция. Само послание было подписано мною и митрополитом Иосифом Михаликом, который является председателем Епископской конференции католических епископов в Польше, в Королевском Дворце, в символическом месте. И я глубоко убежден в том, что сегодня созданы мировоззренческие и психологические предпосылки для того, чтобы окончательно перелистнуть тяжелую страницу, на которой написаны взаимные обвинения, что пришли к нам из прошлого. И начать новую страницу в отношениях двух христианских народов, перед которыми стоят одинаковые вызовы, связанные с разрушением христианской культуры в Европе, с отказом от христианских нравственных ценностей, о чем в этом послании ясно сказано. Мы выступаем с одних и тех же позиций, защищая ту самую нравственность, о которой мы с вами говорили в контексте прозорливых слов основоположника социологии.

– Ваше Святейшество, 4 ноября исполнится ровно 400 лет со дня изгнания поляков из Москвы. В России это национальный праздник, и он будет широко отмечаться. Можете себе представить текст поздравления из Варшавы?

– Могу, сейчас могу. Как могу представить себе и текст из Москвы в Варшаву по поводу восстановления независимости и территориальной целостности Польши. Дело в том, что если сняты психологические проблемы, если люди входят в состояние примирения друг с другом, то все эти акции вполне возможны. Но я хотел бы вот обратить ваше внимание вот на какое обстоятельство. Празднование победы русского оружия не означает торжества над врагом, мы празднуем нашу победу, а не их поражение, не их военную неудачу. Ведь настоящий воин всегда испытывает уважение к достойному противнику. Вот также и празднование четырехсотлетия нашей победы и окончания Смутного времени не означает непочтительного отношения к другой стороне, и тем более, еще раз хочу сказать, это никак не связано с торжеством над их неудачами.

– Ваше Святейшество, спасибо Вам!

Автор: Клайв Стейплз Льюис.

На первый взгляд сама мысль о национальном покаянии так отличается от пресловутого английского самодовольства, что христиан, естественно, влечет к ней. Особенно привлекает она множество старшекурсников и молодых священников, охотно верящих, что наша страна разделяет с другими странами бремя вины за военные беды, а сами они разделяют это бремя с ней. Как и в чем они его разделяют, мне не совсем понятно. Почти все они были детьми в ту пору, когда Англия принимала решения, ставшие причиной в нынешних наших несчастий. Наверное, они каются в том, чего не совершали.

Что ж, если это и так, вреда тут вроде бы нет: люди редко каются в содеянном, пускай уж хоть в чем-нибудь покаются. Но на самом деле, как я убедился, все обстоит несколько сложнее. Англия - не сила природы, а сообщество людей. Когда мы говорим о ее грехах, мы имеем в виду грехи ее правителей. Молодые каются за ближних - чем не ближний, скажем, министр иностранных дел! Покаяние же непременно предполагает осуждение. Главная прелесть национального покаяния в том, что оно дает возможность не каяться в собственных грехах, что тяжко и накладно, а ругать других. Если бы молодые поняли, что они делают, они вспомнили бы, надеюсь, заповедь любви и милосердия. Но они понять не могут, потому что называют английских правителей не "они", а "мы". Кающемуся не положено миловать свой грех, и правители тем самым оказываются за пределами не только милости, но и обычной справедливости. О них можно говорить все что захочешь. Можно поносить их без зазрения совести и еще умиляться своему покаянию.

Убежать от личного покаяния туда, где "бушуют страсти, не знающие собственных имен"[1], приятно всякому, но приятнее всего это молодому интеллектуалу. Когда человек на пятом десятке кается в грехах своей страны и старается простить ее врагов, он делает нелегкое дело, ибо он воспитан в патриотических традициях и ему трудно искоренить их. Нынешним молодым искоренять нечего. Сколько они себя помнят, они и в искусстве, и в литературе, и в политике принадлежат к разгневанному меньшинству. Они взросли на недоверии к английским властям и сызмальства презирали повадки, идеалы и радости своих менее ученых соотечественников. Все христиане знают, что надо прощать врагов. Но "враг" - это тот, кто действительно вызывает у нас злые чувства. Если вы послушаете хоть недолго разговоры христиан - высоколобых, вы узнаете, кто их настоящий враг. У него два имени: "обыватель" и "деляга". Очень может быть, что это - синонимы слов "мой отец"; но здесь я лишь строю домыслы. А вот одно - совершенно точно: когда вы проповедуете таким людям простить немцев и обратить взор на грехи Англии, вы советуете им, в сущности, не убить, а раскормить их главную страсть. Я не говорю, что каяться Англии не надо или не надо прощать врагов. Суд без милости не оказавшему милости[2]. Но нынешним молодым нужно бы покаяться в нынешнем отсутствии милости, в грехах их возраста и круга - в презрении к необразованным, в недобром взгляде на жизнь, в злоречии, в самодовольстве, в нарушении пятой заповеди. О таких грехах я от них ничего не слышал и, пока не услышу, буду считать, что милость их к врагам Англии стоит немногого. Ибо не милующий обывателя, которого видит, как может миловать диктатора, которого не видел?[3]

Что же. Церковь не должна призывать к национальному покаянию? Нет, должна. Но дело это - как и многие другие - под силу лишь тем, кому оно нелегко. Мы знаем, что человек призван во имя Бога возненавидеть мать. Когда христианин предпочитает Бога собственной матери, это ужасно, но возвышенно - однако только в том случае, если он хороший сын и духовное рвение возобладало в нем над сильным естественным чувством. Если же он хоть в какой-то степени рад с ней поссориться, если он думает, что возвысился над естественным, в то время как он опустился до противоестественного, - это гнусно, и больше ничего. Трудные повеления Господни - для тех, кому они трудны. У Мориака[4] в "Жизни Иисуса" есть страшная сцена: Христос говорит о том, что Он пришел разделить человека с отцом его и дочь с матерью, и все апостолы - в ужасе, кроме Иуды. "Чего они пугаются? - думал он. Ему нравился в Иисусе именно этот простой взгляд на вещи. Ему нравилось, что Тот видит насквозь человеческую низость". Лишь два состояния духа дают возможность бестрепетно принять парадоксы Христа. Спаси нас, Господи, от одного из них!

Сноски:
[1] Слова из "Прелюдии" Вордсворта (1770-1850); кн. XI.
[2] См. Иак. 2:3.
[3] Льюис перефразирует слова евангелиста Иоанна- ".. ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?" (1 Ин. 4:20).
[4] Мориак Франсуа (1885-1970) - французский католический писатель, лауреат Нобелевской премии 1952 года. Слова - из книги "Жизнь Христа" (1936), гл IX.